После смещения Шуйского с престола бояре назначили князя воеводой в Торопец, но вскоре он присоединился к Земскому ополчению и получил под команду станицы вольных казаков, расположенные в окрестностях Ростова и Углича. В ноябре 1611 г. воевода «с несколькими стами всадников» активно противодействовал полякам московского гарнизона, вышедшим к Ростову для сбора кормов; вместе с тем, «казаки князь Семенова полку Прозоровского» своими грабежами сами довершили опустошение окрестных уездов — после «литвы и черкас»[8]. Весной 1612 г. Второе ополчение достигло Ярославля, и князь Семен — возможно, со своим отрядом — перешел на его сторону, а затем по приказу кн. Пожарского занял Углич.
В «товарищи» к Прозоровскому был определен молодой представитель московскою боярского рода Леонтий Андреевич Вельяминов. Тог также начинал службу в рындах и стольниках при Василии Шуйском, а в начале лета 1611 г. с отрядом новгородцев сражался под Старой Руссой против русско-польских войск правительства «Семибоярщины». Получив известие о взятии Новгорода шведами, Леонтий «пошел на Романов и многие уезды опустошил»[9]: видно, его полк, помимо новгородских помещиков, также составляли какие-то казачьи отряды, так что с Прозоровским они были, что называется, «два сапога — пара». Очевидно, столь живые связи обоих воевод с казаками, а Вельяминова — еще и с новгородцами — и послужили причиной их назначения во главе новой рати весной 1613 г.
Вместе с Прозоровским из Ярославля выступили казачьи станицы атаманов Ивана Микулина, Добрыни Степанова и Максима Чекушникова. Из Белоозера к ним в сход были направлены казаки Федора Аршина и Ивана Анисимова, а из Москвы — Астафия Петрова. Все эти станицы Второго ополчения («полка князя Пожарского») должны были составить необходимый противовес тому своевольному отряду, что ожидал их в Бежецком Верхе, и опору для царских воевод. С июля 1612 г. станицы атаманов Ф. Аршина и И. Анисимова (около 200 чел.), а также И. Микулина и Д. Степанова от имени Второго ополчения защищали Белоозеро[10], а какие-то прежде, по-видимому, входили в «княж Семенов полк Прозоровского».
Замечательной личностью среди названных атаманов был Максим Чекушников, состоявший в рядах правительственных сил начиная со времен Василия Шуйского, при котором участвовал в обороне Москвы от Болотникова или Лжедмитрия II и бился на острове Бальчик под Астраханью в рядах «низового войска» Федора Шереметева (1606–07 гг.). Не исключено, что уже в те времена судьба свела его с князем Прозоровским. В 1611 г. атаман вступил в ряды Первою земского ополчения и сражался под Москвой; в апреле 1612 г в бою под Угличем вместе с тремя другими ат аманами решительно перешел на сторону кн. Пожарского, после чего был направлен со станицей в Ярославль, а оттуда со всей ратью ходил на Москву и бился с Ходкевичем[11].
Отрывочные и приблизительные данные о численности казачьих станиц «тихвинских сидельцев», найденные в документах о боевых действиях в феврале — марте 1614 г., все же позволяют представить себе структуру этого войска[12]. Отметим, что с созданием Казачьего приказа, который брал на себя вопросы обеспечения вольного казачества жалованием и «кормом», станицы превращались в постоянные подразделения — ведь их снабжали в соответствии со списками личного состава, хранившимися в приказе. Хотя вопрос избрания атамана и есаула оставался прерогативой каждой станицы, после занесения в списки они превращались в привилегированных членов служилого сословия, имевших право на увеличенное жалование: так, казакам полка Прозоровского было велено брать во Пскове жалование в размере 10 руб. атаманам, 8 руб. есаулам и 6 руб. рядовым. Вскоре этот порядок породил такое явление, как «атаманы без станиц» — даже лишившись подчиненных (из-за бунта или дезертирства), они не теряли своего чипа и оклада. В общем, станицы «тихвинских осадных сидельцев» тоже можно рассматривать как постоянные подразделения — хотя бы до весны 1614 г.
Атаманы Иван Анисимов, Евстафий Петров, Яков Грог и Иван Бунков больше нигде не упоминаются после апреля 1613 г.: по-видимому, они выбыли из строя в последующих боях; Ерема Порошин, названный тогда же на Бежецком Верхе, предположительно — Ермола Терентьев. Помимо них, среди «тихвинских осадных сидельцев» упоминаются со своими станицами Иван Алексеев, находившийся в ноябре 1612 г. в Угличе[13], и Третьяк Иванов сын Астраханец, у которого в феврале 1614 г. было «астараханских казаков 70 ч.». Хотя далекая Астрахань с 1605 по 1614 гг. оставалась во власти сторонников различных самозванцев, в Москве к 1613 г. находились юртовские татары и астраханские стрельцы — возможно, и казаки прибыли с ними на помощь ополчениям. Однозначно атаманами «тихвинских сидельцев» в начале 1614 г. называются Василий Неелов и Онтоп Колос: должно быть, они пришли на емену своим выбывшим из строя предшественникам из Первого или Второго ополчений.
Всего, таким образом, собралось не менее 15 станиц казаков — свыше полутора тысяч бойцов[14]. Одни отряды были конными, другие — пешими[15], е самым разнообразным снаряжением: известно, что в них состояло немало служилых татар и «поляков» (в основном. бывших тушинцев). Большинство из этих бойцов было вооружено «вогненным боем» (самопалами или «самострелами»), однако некоторые стремились приблизиться к нормам «дальней конной службы» дворянского войска: «одвуконь», «в саадаке»[16], с саблями и кошевыми холопами-чурами[17]. Реестр снаряжения, утраченного «войсковым казачьим есаулом» Тимофеем Сергеевым при его пленении под Смоленском 8 января 1614 г., прекрасно показывает, что одежда вольного казака могла быть подчеркнуто нетрадиционной — со многими элементами литовского, татарского или иного иноземного костюма, нередко пограбленного и даже снятого с бывших владельцев. В частности, в него входили «конь рыж пятнадцать рублев с полтиною, да самострел три рубля, да сабля два рубля… дылся черчата литовская[18], барашки под нею сряжены, дана три рубли; да шапка кумыкская[19] рубль… да девять золотых червонных, да денег пятнадцать рублев, да крест золотой»[20]. Православный крест изображали и на шелковых знаменах казачьих станиц. Как правило, он был вшивной, «осьмиконечный» (с тремя перекладинами), контрастного цвета с основным полем знамени.
Вместе с тем, к Прозоровскому отрядили и «природных» служилых людей, выживших в огне гражданской войны. Для помощи Пскову многочисленной конницы не требовалось, к тому же, большую часть дворян и детей боярских замосковных городов Государь направил против Заруцкого. В итоге, князь Семен получил в свое распоряжение помещиков из Новгородской земли, Кашина, Бежецкого Верха и захваченной поляками крепости Белой; среди пожалованных за оборону Тихвина упоминаются «углицкие татары Ахмаметь Ахманов со товарищи» (шесть чел.), что может говорить об участии в походе всей угличской корпорации. Дети боярские из Пошехонья и Романова, которые также не упоминаются в разрядах иных «служб» за апрель— сентябрь 1613 г.[21], скорее всего, остались на службе под Ярославлем. Среди будущих «тихвинцев» было и несколько служилых иноземцев — видимо, помещиков назначенных к Прозоровскому служилых «городов». В целом, численность замосковных корпораций полка превышала 300 человек (не считая какого-то числа белян), хотя выступить в поход смогла едва ли половина. Боевых холопов имели только воеводы и в лучшем случае несколько богатых дворян, кошевых же, как правило, приходилось по одному на несколько помещиков.
Из новгородских детей боярских в полк вошли участники Первого и Второго ополчений, «отъехавшие» в 1611–1613 гг. из владений Якоба Делагарди (в т. ч. с Л. А. Вельяминовым); среди них было немало ратников, которые за свои прежние боевые заслуги «были пущены в Четь» — т. е., наделены ежегодным жалованьем из московских финансовых приказов-«четвертей». В целом, документы содержат имена полусотни таких «четвертчиков», в основном из Бежецкой пятины[23] — иные новгородцы продолжали служить «Карлу Филиппу» (т. е., шведам), отъехали во Псков и Торжок, а в большинстве случав попросту отсиживались в поместьях или прятались по лесам. Скорее всего, новгородцы Бежецкой пятины, включая новокрещенов из татар, вливались в полк Прозоровского по пути. Кроме того, Михаил Федорович передал Прозоровскому бывших слуг своего отца, Филарета Никитича Романова — «детей боярских ростовского митрополита»; в 1604 г. их числилось 54 чел.[24], и в походе 1613 г. они составили заметный отряд, которому первым довелось пролить кровь за своего Государя.