А они шли. Тики всякий раз, как отбегал назад, видел и болотную антилопу, и гепарда, и двух обезьян; а ещё дальше сзади виднелись смутные очертания остальных животных, окутанных дымом.
— Идут, идут! — сообщал он Мафуте.
Тот кивал головой и продолжал играть, да так, как он никогда не играл раньше!
Пока они, спотыкаясь и скатываясь, оцарапав до крови ноги, пробирались по острым камням и валунам вниз по ущелью, прошла, как им показалось, целая вечность. Наконец они очутились у реки.
Какой замечательной была вода после такого трудного пути! Как приятно окунуть в неё усталые ноги!
Но прохлаждаться некогда. Они пошли вброд.
Животные — следом.
Впереди маленькая болотная антилопа. Потом леопард. За ним шумной ватагой зашлёпали по воде обезьяны. Следом гепард, большая антилопа иланд, кабан-бородавочник и остроухие собаки.
Достигнув противоположного берега, Тики спустил на землю хамелеона и черепаху.
Только он успел это сделать, как заметил что-то живое на том берегу, где они только что были.
— Кролики!
Тики совсем забыл о беднягах; зверюшки суетливо бегали у самой воды — они боялись лезть в реку: ведь вода накрыла бы их с головой.
Тики бросился назад и перенёс их через реку.
Теперь все животные были в безопасности. Они стояли и не мигая смотрели на другой, оставленный ими берег. Там, направо и налево, куда ни кинь взгляд, свирепствовал огонь лесного пожара. Но сюда к ним он добраться уже не мог.
Тики улыбнулся Мафуте.
Он очень измучился, глаза и горло щипало от дыма, но он был счастлив!
Животные ещё один, последний раз посмотрели на охваченный пожаром буш — их прежний дом — и один за другим ушли в чащу нового леса.
Тики стало немного грустно расставаться с ними, потому что пережитая опасность сблизила их: как будто они вместе сражались в бою с одним и тем же врагом.
Но главное дело сделано — они спасены, и печалиться особенно не стоило…
Мафута первым нарушил молчание.
— Ты знаешь, здесь, по-моему, подходящее место для ночёвки, — сказал он.
Тики устало кивнул головой.
Итак, свой ужин они начали готовить на речной отмели под темнеющим вечерним небом.
Когда костёр стал весело потрескивать, Мафута полез в сумку с маисом.
Только он сунул туда руку, как тотчас же, ойкнув, выдернул её.
— Что с тобой? — удивлённо спросил его Тики: крик был такой, будто Мафуту укусил красный муравей.
Мафута с нахмуренным от злости лицом осторожно просунул руку снова в сумку.
И вытащил оттуда комок игл. Он совсем забыл про ежа!
Ёж подозрительно распух и был на вид какой-то сонный.
Мафута снова запустил руку в сумку и осторожно пошарил в ней.
— Пусто… — пробормотал он, не веря самому себе. — Он съел весь мой маис для каши, этот… этот… — Мафута не находил слов от возмущения и только тыкал пальцем в сторону ежа.
— Так у меня в сумке ещё есть маис… На, посмотри! — постарался утешить его Тики.
Они отпустили ежа и долго смотрели, как этот довольный жизнью игольчатый комок медленно катится к ближайшему кусту.
Потом взглянули друг на друга и громко расхохотались.
Глава шестаяВОРИШКИ БАБУИНЫ
Мафута пошевелился и открыл глаза.
— О-о-ох! — простонал он. — Все кости болят.
Он, кряхтя, сел и осторожно вытянул руки и ноги.
— У меня тоже… — отозвался Тики.
И сразу вспомнил: лесной пожар! Битва с огнём!
Об этом напоминал и острый запах горящей травы в воздухе, и от этого болели воспалённые от дыма глаза.
Но стоило им обоим окунуться в прохладную-прохладную воду, как вся их боль сразу прошла, и оба — бодрые и весёлые — начали пятый день своего путешествия.
После завтрака они пошли вдоль лениво текущей реки, которую накануне переходили вброд. Оба радовались свежему утру и приятному ветерку.
Не очень много они прошли, как на пути им встретился водопад.
Вода со скалы падала в глубокую и прозрачную до дна заводь. И сам водопад, и эта заводь были такими красивыми и так звали к себе, что Тики не вытерпел и в одну секунду оказался в воде.
Он плавал и плавал, пока не устал, а потом залез на узкий выступ скалы позади падающей воды.
Он осторожно пошёл по выступу, прижимаясь всем телом, и руками, и лицом к отвесной скале, а сбоку мимо него летели и летели непрерывно вниз каскады белой и зелёной воды…
Как здорово! У Тики прямо дух захватывало: ему казалось, что он в незнакомой, таинственной стране и его вот-вот ждёт какое-то новое приключение!
И тут, словно нарочно, перед его глазами открылась не видная снаружи из-за воды горная пещера. Такие пещеры получаются, когда из горы выпадает большой-большой валун.
Тики ступил ногой внутрь.
«Похоже, что здесь живут духи реки, — сказал он про себя. — И я первый человек, который сюда попал».
Он оглянулся и онемел от удивления и восторга. Солнечный свет слабо проникал сквозь падающую, пенящуюся воду и неярко освещал пещеру: трепещущие блики на её стенах были похожи на серебряных рыбок…
Прямо какое-то волшебное место — пещера прохлады и спокойствия!
В этот момент снизу, сквозь шум воды, донёсся голос, зовущий его.
С большой неохотой спустился он вниз к своему другу, который начал уже беспокоиться.
— А я уже перепугался, — сказал Мафута, обрадовавшись. — Думал, ты с крокодилом повстречался или тебя речной бог к себе заманил…
Они отправились дальше, освежившиеся и бодрые, и везде им на пути попадались богатые деревни и сытые люди, потому что земля в этом краю была плодородная и воды вдосталь — всяких рек и речушек не счесть.
Около полудня поднялись они устало на высокий холм и стали смотреть, куда им идти дальше.
Внизу, прямо под холмом, на дороге, лежало и купалось в лучах полуденного солнца большое селение.
— Мы уже так долго идём и всё время быстро… — устало произнёс Тики.
Мафута усмехнулся:
— Да, кажется, здесь можно отлично передохнуть.
Они спустились с холма и вошли в деревню.
И первое, что Тики бросилось в глаза, был её какой-то пустынный, обезлюдевший вид.
Людей они увидели очень мало: несколько высохших стариков, сидящих у своих хижин, и только одну упитанную женщину — наверно, деревенскую повариху, — которая что-то помешивала в большом чёрном котле над огнём. Вяло играли заморённые ребятишки, неподвижно спали собаки на солнце, да в пыли копошились два-три цыплёнка…
Других никаких признаков жизни не было. И вот что показалось Тики странным: все люди в деревне были какие-то печальные.
Некоторые старики сидели совсем унылые, обхватив голову руками. И женщина у котла всем своим видом выражала скорбь и несчастье. Даже в играх детишек и то не чувствовалось ни веселья, ни радости.
И так они все были погружены в какое-то своё горе, что не заметили появления незнакомцев — Тики и Мафуты.
— Здесь что-то случилось! — негромко воскликнул Тики.
— Ты прав, у этих людей беда! — сказал Мафута с беспокойством в голосе. — Может, чума напала?..
— Или наводнение, — предположил Тики.
— Или был набег нго́ни[11].
— Или, может, на них разгневались духи?
— Всё может быть. Сейчас узнаем, — сказал Мафута.
Они осторожно подошли к ближайшему старику, приветствовали его и сели.
— В чём твоя печаль, шику́лу[12]? — тихо, как подобает в таких случаях спросил Мафута. — Где все ваши люди?
Старик сокрушённо покачал головой.
— Они на полях, — проговорил он, — пытаются ловить бабуинов.
— Непонятное дело! Зачем? — не удержавшись, вмешался в разговор взрослых Тики.
Но старик терпеливо объяснил.
— Все прошлые годы, — сказал он, — мы собирали хорошие урожаи, потому что земля у нас здесь плодородная и вдоволь воды. И мы жили припеваючи — горя не знали. Но в этом году пришла напасть — наши поля заполонили прожорливые бабуины. В деревне начался голод…
— А почему вы их не прогоните? Или не переловите? — опять перебил старого человека Тики.
— Ха! — презрительно фыркнул старик. — Они не такие глупые! Прогоняй их, не прогоняй — только гогочут… Поймать, говоришь? Да, мы поставили на полях сотни тыкв-ловушек, а толк какой — поймали пока всего двух.
— Каких это тыкв-ловушек? — удивился Тики.
— Тыква-ловушка, попросту говоря, пустая тыква, — объяснил ему Мафута, — с небольшим отверстием. Внутрь кладётся приманка, и когда бабуин учует её в тыкве, он суёт туда лапу и хватает… А потом не может вытащить лапу со сжатым кулаком, потому что не хочет выпускать добычу. Отверстие в тыкве небольшое — только-только ему лапу и просунуть. А мозгов у бабуина не хватает, чтобы разжать кулак — ведь можно выронить добычу, — так и остаётся он около тыквы!
— И всё же, — продолжал старик, — эти проклятые бабуины почему-то даже близко не подходят теперь к тыквам. Им проще срывать маисовые початки прямо со стеблей. Но мало этого: всё, что не могут сожрать, они уничтожают! Скоро повсюду останутся одни голые стебли, поля опустеют, и мы будем обречены на голод.
Старик тяжело вздохнул, а Тики с Мафутой прищёлкнули сочувственно языками.
Наступило скорбное молчание.
Вскоре упитанная женщина перестала помешивать своё варево в котле и объявила, что еда готова.
Наши путники с благодарностью присоединились к трапезе, потому что успели не только устать, но и проголодаться.
Было самое жаркое время дня. Солнце хлестало лучами по опустевшей, притихшей деревне, и стояла такая тишина, что слышно было даже слабое жужжание насекомых.
Мафута едва проглотил последнюю ложку каши, как рот его сам собой раскрылся во всю ширину от зевоты, и он в одну секунду упал на землю и уснул — там же, где сидел.
Даже Тики трудно было бороться со сном.
Он достал свирель Мафуты и стал что-то тихонько наигрывать — просто так, сам даже не зная что, а голова его не переставала думать об одном: «Большая беда постигла такую хорошую деревню, и как бы здорово было чем-нибудь помочь здешним людям…»