— Так нет же девчонок, брат, — сказал Радж.
Бабу вскочил с камня и пошел прочь.
— Бабу! — крикнул Радж. Бабу уходил все дальше. — Бабу! — крикнул Радж громче и побежал вслед за ним. — Бабу, постой, я согласен.
Гашиш Радж завернул в отворот штанов. Людей на пляже не было, но он пообещал Бабу, что уже вечером принесет деньги либо вернет товар. Подумав, Радж решил побродить между гостиниц, стоявших на второй линии, дальше от берега. По пути ему удалось продать газету парочке престарелых немцев, прогуливающихся под пальмами, а потом он, осмелев, даже прошептал им заветное слово «гашиш», но они то ли не поняли, то ли предпочли не понять. Некоторое время Радж гулял возле ресторанчиков, опасаясь заходить внутрь, но тоже без особых результатов. Проходящие мимо редкие туристы либо посмеивались над его заговорщическим шепотом, либо вовсе шарахались в сторону, принимая Раджа за попрошайку. До вечера удача так и не улыбнулась ему. Уже стало темнеть, когда Радж отправился обратно на берег искать Бабу. Чтобы добраться быстрее, он пошел напрямик, через территорию отеля, на которой стояли маленькие домики-бунгало. На веранде одного из таких домиков сидели двое парней. Радж решил еще раз испытать судьбу и, подойдя ближе, подмигнул им и изобразил, будто затягивается чиламом. Парни грустно посмотрели на него, и один из них — худой и лысый — спросил:
— Чем торгуешь?
Радж не поверил собственным ушам. Внутри он ликовал, но постарался сделать непроницаемое лицо и сказал:
— Гашиш. Очень хороший.
— Почем? — спросил другой парень, смуглый и небритый.
— Пять граммов — пять тысяч, — сказал Радж, как и учил его Бабу.
— Нужно попробовать, — сказал первый парень.
Радж заволновался. На этот счет он не получал никаких инструкций.
— Это очень хороший гашиш, — сказал он торопливо, — самый-самый хороший.
— Откуда мы знаем? — пожал плечами смуглый. — Нужно попробовать. Если хороший, то мы возьмем.
Радж колебался. Наконец он решил избрать другую тактику.
— Господин, — сказал он, — я просто продавец. Смотрите, — он достал сверток из штанов. — Товар упакован, а мой хозяин не разрешает разрывать упаковку. Если вы попробуете, но не купите, то платить буду я. А у меня дома больная сестра и совсем-совсем нет денег.
— Мы понимаем, — сказал лысый, — но и ты нас пойми. Вдруг ты нам фуфло подсовываешь. А нам фуфло не нужно. Мы хотим купить гашиш хорошего качества, понимаешь?
— О! Этот очень хорошего качества! — воскликнул Радж.
— Нет, ты не понял, — сказал лысый, — мы, пока не попробуем, ничего не купим. Не хочешь дать на пробу — ищи других покупателей.
— О’кей, — сокрушенно кивнул Радж и поднялся на веранду.
Радж отломил здоровой рукой сразу приличный кусок, решил не рисковать. Ему хотелось, чтобы наркотик подействовал наверняка, чтобы у этих ребят не осталось никаких сомнений в том, что это действительно гашиш очень-очень хорошего качества. Оставшуюся часть он положил на перила так, чтобы ребята могли видеть и соблазняться размерами. Смуглый парень принес чилам — протуренный, со стенками, густо покрытыми смолой. Лысый тем временем ловко раскрошил гашиш, выпотрошил в получившиеся крошки полсигареты и, перетерев смесь в пальцах, ссыпал ее в чилам. Чиркнула спичка, и в воздухе запахло сладким и пряным дымом. Радж не стал курить — ему хотелось, чтобы покупателям досталось больше.
Становилось все темнее. Ребята курили молча, и Радж в этой сумеречной тишине про себя поблагодарил Ганеша за предоставленный шанс и еще раз попросил у того денег сегодняшним вечером.
Его немую молитву прервал тихий стук — это лысый вытряхивал пепел из чилама, постукивая по перилам.
— Так себе, — сказал смуглый и прокашлялся.
— Да, слабенький, — согласился лысый и повернулся к Раджу, — у тебя ничего другого нет? Может быть, шишки?
— Нет-нет-нет, — запричитал Радж, не веря услышанному, — это очень, очень хороший гашиш, вы не поняли! Покурите еще!
— А че ты сам-то тогда не покурил? — усмехнулся лысый. — Сам знаешь, наверное, что это фуфло. Не, мы такой брать не будем.
— Но я ведь уже вскрыл упаковку! — воскликнул Радж. — Я же объяснял… вы не можете так поступить! Вам придется его купить, иначе моя Анушка умрет!
— Ладно, ладно, не плачь только, — сказал смуглый. — Я дам тебе за него две тысячи, о’кей?
— Нет! — в ужасе вскричал Радж. — Это стоит пять тысяч, как вы не понимаете…
— Смотри сам, — сказал смуглый и зашел в дом.
Радж кинулся лысому в ноги:
— Вы должны, должны мне заплатить, — бормотал он, ползая в пыли.
— Ты же слышал, что сказал мой друг? — спросил лысый. — Это плохой гашиш, слабый, а ты обещал хороший, сильный. Ты нас обманул.
— Пожалуйста, пожалуйста… — просил Радж.
— Хорошо, я дам тебе за этот фуфел не две, а три тысячи, и это мое последнее слово. Не хочешь — забирай и проваливай.
Радж остановился. Он вдруг понял, что его обманули. Эта беспощадная правда засияла в его голове. Три тысячи вместо пяти. Получалось, что он не только не заработал, но останется должен Бабу целую тысячу. Радж заплакал. Лысый встал и сказал:
— Жди здесь.
Через минуту ребята вышли вдвоем. Лысый отсчитал три тысячи, положил на перила и забрал оставшийся гашиш.
Радж поднялся, пошатываясь, с земли. Его глаза сверкали в темноте безумным, яростным блеском. Он взял деньги, тяжело дыша, прошелся взглядом по спокойным лицам ребят, взвыл от бессилия и побежал прочь, в темноту.
Радж бежал наугад, не разбирая дороги. По лицу хлестали ветки, поднявшийся ветер швырял в глаза песок, а он все бежал и бежал, сжимая в здоровой руке мятые влажные купюры. Наконец, он выскочил на пляж, сунул деньги за пазуху и побежал вдоль моря, подвывая в такт хлещущим о берег волнам. Солнце уже исчезло в тумане где-то за океаном, и только вода еще тускло сияла, слабо освещая берег. В этих сумерках Радж увидел Бабу, сидящего спиной к нему на том же камне, что и днем. Черные кудри развевались от ветра. Не останавливаясь, Радж подбежал к нему и, вскрикнув, с размаху ударил по затылку. Бабу завизжал и упал на песок, из его рук выпала сумочка, а из нее по песку рассыпались доллары. Радж кинулся к нему и вдруг ошеломленно замер, увидев, что это не Бабу, а какая-то незнакомая женщина, иностранка. Она попыталась подняться, но Радж, придя в себя, снова повалил ее на землю. Женщина кричала и извивалась под ним, и тогда Радж сунул свою высохшую руку ей в рот, чтобы не слышать этих воплей, а другой рукой нащупал на земле камень и нанес ей несколько ударов по голове. Женщина притихла. Радж слез с нее и стал запихивать доллары вместе с песком к себе за пазуху. Песок шуршал о плотную бумагу, волны ритмично накатывали на берег, и в этом шорохе и шипении волн Радж услышал музыку и незаметно стал ей подпевать. Сначала это был просто мотивчик, но на него сами собой легли слова.
— Анушка, Анушка, — напевал Радж и запихивал, запихивал доллары под рубашку, — о, сколько во мне любви к тебе! О, сколько во мне любви….
Он пел эту песню и пока бежал обратно по берегу, и когда ушел от моря и прятался в кустах от мотоциклов и автомобилей, и только когда шум волн стал совсем неслышным, только подойдя к своему дому, Радж петь перестал. Он зашел в темный дом и принялся искать свечу.
— Ты принес молока? — слабым голосом спросила Анушка из темноты.
Радж улыбнулся и зажег свечу. Бледная Анушка лежала на кровати. Черными казались ее ввалившиеся щеки.
— Я принес кое-что другое, — сказал Радж загадочно, — смотри! — Он расстегнул рубашку, и на пол вместе с песком полетели мятые купюры.
— Теперь я куплю много молока! И мясо, и курицу, и рыбу! — говорил Радж, захлебываясь, присев рядом с Анушкой и гладя ее по голове. — Я куплю тебе новое сари! Да, красивое желтое сари! А себе я куплю кроссовки и шляпу от солнца, а может быть, даже мотоцикл! Ты видишь? Смотри, сколько у нас денег!
— Я хочу есть… — просила она, а он все совал и совал ей деньги, счастливо улыбаясь.
ПЕЛЕСТАНЬ
Она сдвигает колени. О, я внимательный, я все замечаю. Да, она сдвигает колени, но не закрываясь, нет, напротив, она сдвигает их вожделенно. Еле заметными движениями она сжимает бедра, трется кожей о кожу, делает движение, будто хочет закинуть ногу на ногу, но не закидывает, слегка разгибает колено — одно, другое, вытягивает носки, словно где-то там, в самом основании ног, у нее все чешется, и этими легкими, но настойчивыми движениями она этот зуд усмиряет, успокаивает.
— Хватит уже, — говорю я тихо, — перестань.
Глаза ее смотрят сквозь меня. Она меня сейчас не видит и не слышит.
— Перестань, — повторяю я громче.
Она медленно возвращается, гладит через остатки тумана, и вот глаза уже ясные, чистые, и сама она вся такая наивная, маленькая.
— Пэ-ости, папа, — говорит она.
Ее зовут Нина, ей всего пять, и некоторые звуки она до сих пор не выговаривает. Мы едем в автобусе. У меня на коленях сине-желтый ранец, полный рисунков и красок в тюбиках. В детский сад мы Нину решили не отдавать, но три раза в неделю возим на занятия по развитию творческого потенциала у детей. Звучит громко, но по сути — это просто музыка, изо и чтение. Надя отвозит ее туда, а я забираю после работы. Надя — это моя жена.
Мы поднимаемся по ступенькам к себе домой. Я держу Нину за руку, и она еле успевает за мной, неловко, но старательно карабкается на каждую ступеньку. Открываю дверь своим ключом. Пахнет жареным — значит, Надя уже дома. Нинка бежит к себе в комнату.
— Руки мойте! — кричит Надя с кухни.
Я не мою руки и не переодеваюсь, сразу иду к жене.
— Она опять так делала, — говорю я, присаживаясь на краешек табуретки.
Надя мешает мясо в казане и молчит.
— Ей же всего пять, — говорю я, — разве так бывает? Может, все-таки нужно к врачу?
— К кому ты ее поведешь? — Надя замирает над казаном и смотрит на меня. — К психиатру?
В кухню забегает Нинка. Она уже помыла руки. Она кричит: