Приморские поселения давно уже превратились в крепости. Тир, стоящий на острове, неприступен, да и остальные города изрядно перестроены. А в Библе и вовсе стоит сильный египетский гарнизон. Жизнь продолжается, ведь даже наступающие из пустыни племена хапиру хотят торговать. Они захватили западный берег реки Иордан, и им не мешает то, что их партнеры из приморских городов по-прежнему чтут богомерзких демонов. То и гляди, через Иерусалим, как раньше потекут караваны верблюдов с юга, груженые ладаном Сокотры и кувшинчиками аравийских благовоний.
Я вдыхал знакомый воздух и не спешил сходить на берег. Я немного отвык от шума огромного города. Тут на одном рынке больше народу, чем на всем Сифносе. В Трое даже портовых чиновников больше, чем… А вот же они! Писец с табличкой в руке и ласковой улыбкой голодной гиены спешит к нам, чтобы пересчитать груз и взыскать положенную долю в казну царя Париамы. Огорчу его.
— Царь Сифноса Эней с женой прибыл, — сказал я ему. — Царица — дочь великого Париамы. Сбегай наверх, пусть пришлют колесницу. Не пристало дочери царя идти к своему отцу пешком.
Писец сначала оглядел корабль целиком, потом окованный медью нос и таран, самую малость выдающийся из воды, а потом поклонился с умильной мордой и исчез в портовой толчее. Думаю, нас не заставят ждать. Я ошибался. Ждать пришлось долго. Тут, в Трое, всем было немного не до нас.
Тронный зал царского дворца оказался набит людьми так, что не продохнуть. Креуса с сыном удалилась в покои матери, а я преспокойно прошел и сел на свободное место в первом ряду, насквозь прожигаемый любопытными взглядами присутствующих. Здесь убрали столы и принесли скамьи, которые застелили расшитыми тканями. Тут явно пытались на кого-то произвести впечатление, потому что бронзовых светильников стало еще больше, чем раньше, как и разодетых в длинные цветные платья слуг, неподвижно стоявших вдоль стен.
Приам, как и всегда, сидел в своем огромном резном кресле, с подлокотниками в виде лежащих львов, а вокруг него устроились сыновья и зятья, числом под десять человек. Я знал многих из них. Гектор — по правую руку от трона, Парис, Деифоб, Полит, Ликаон, Полидор, совсем еще мальчишка, Троил, Гелен, тот самый, что гадает по полету птиц и бараньему ливеру. Свояк Приама и по совместительству здешний премьер-министр Антенор сидит тут же, слева от царя. И он тоже разглядывает меня так, словно я какое-то привидение. Позади меня разместилась вся троянская знать и богатые купцы. Те, кто называются тут лучшими людьми.
А вот я сам во все глаза разглядывал гостей, из-за которых и собралась столь представительная компания. Трое иноземцев выделялись более спокойным стилем одежды и отсутствием серег, которые в Вилусе мужчины порой носили, переняв обычаи хеттов. Данайцы одеты в белоснежные хитоны с пурпурной отделкой и сандалии, а из украшений имели лишь ожерелья на шеях, браслеты и золоченые рукояти кинжалов. Я помахал Менелаю, который в ответ только выпучил глаза, а потом внимательно уставился на двух его товарищей. Кто-то из них Одиссей, а второй Паламед, мелкий царек с острова Эвбея. Наверное, вот этот, слева.
Ахейцы с Эвбеи смуглые и черноволосые, с крупными носами, в отличие от более светлых и темно-русых ионийцев. Паламед — большого ума мужчина, как писали античные авторы. Это он мобилизовал на войну Одиссея, бросив под копыта быков его маленького сына. Одиссей, как это вошло в моду позже, косил от армии, притворяясь сумасшедшим. А ведь Паламед еще и буквы придумал, и цифры, и календарь, и даже игру в кости. И да! Деньги тоже придумал он. Лютейшее вранье, в общем. Денег здесь нет и в помине, а я все никак не устраню это небольшое неудобство. Впрочем, совершенно не факт, что мне удастся навязать широкой общественности клейменые слитки драгметаллов в качестве заменителя зерна и меди. Насколько я знаю, золото есть нельзя, и этот прискорбный факт известен всей Ойкумене, регулярно страдающей от голода.
Одиссей оказался мужиком немного за тридцать, с грубоватым обветренным лицом и вьющимися русыми волосами, спадающими на плечи небрежными локонами. Он сидит расслабленно, но это впечатление обманчиво. Царь Итаки, Закинфа, Кефалинии и куска западного побережья Эпира бросает по сторонам короткие изучающие взгляды, пытаясь составить мнение о людях, что его окружали. Он и меня осмотрел, но сделал это исподволь, так, чтобы я не обратил на это внимание.
— Говори, гость! — произнес Антенор, который встал и горделиво выпятил грудь.
Царь Париама до личного общения сегодня решил не снисходить. По всему видно, что он хочет выжать из этой ситуации максимум, и унизит просителей при всем честном народе. Царь скользнул по мне любопытным взглядом и старательно спрятал свой интерес, сделав вид, что зевнул. Опыт не пропить, черт возьми! Сколько лет правит старик. Только вот под конец жизни облажался по полной, да еще и упорствует в своей ошибке.
— … Я требую, чтобы моя жена была возвращена домой с подобающими извинениями, — закончил свою речь Менелай. — Мое имущество и мои рабы тоже должны быть возвращены. А если кто-то из них за это время умер, то это надлежит компенсировать таким же человеком, сходного возраста и умений. И пусть присутствующий здесь Парис, иначе именуемый Александром, выплатит виру за оскорбление, что нанес моему дому.
— Мы услышали тебя, басилей Менелай, — произнес Антенор. — Кто хочет высказаться, достойные мужи?
— Не стоит отдавать то, что уже взяли, — раздался густой бас Гектора. — Увезти чужую жену из дома ее мужа — не самый лучший поступок, но не данайцам поучать нас. От их разбоя на море продыху нет. Скажи, Паламед, а не твой ли остров Эвбея — крупнейший рынок рабов на всем Великом море? Где вы их берете, расскажешь? Не вы ли отнимаете жен у мужей, а дочерей у родителей? А ты, Одиссей! Ты пахарь моря, как и Лаэрт, твой отец. Как вообще можно проплыть мимо Итаки и Закинфа и не быть ограбленным? Вы живете одним лишь морским промыслом, ведь на ваших скалах даже козам не найти пропитания. И не данайцам обвинять кого-то в краже, особенно когда и кражи-то никакой не было. Хеленэ по собственой воле ушла из дома и избрала другого своим мужем. Я вот что скажу, достойнейшие! Вернуть Хеленэ, да еще и виру выплатить — позор. Ведь мы не совершали того, чего надо стыдиться. Пусть стыдится тот, от кого сбежала собственная жена, бросив наследие предков.
Приам кивал на каждом слове, всем своим видом подтверждая полнейшее согласие со сказанным. Шепоток в зале перешел в одобрительный шум, и я слышал, как за спиной воины и купцы обсуждают слова Гектора. Получалось так, что и впрямь, если уж сделал гадость ближнему, то не усугубляй свою ошибку признанием вины. Это же ведь двойная глупость получается.
— Кто еще хочет сказать? — возвысил голос Антенор.
— Позволь мне! — с издевательской усмешкой произнес Парис. — Ты требуешь вернуть взятое в твоем доме имущество, царь Менелай, но что из него твое? И что досталось царице Хеленэ от отца? И твой ли это дом? Что вообще было у тебя своего, когда ты женился на ней? Я слышал, ты скитался по чужим углам, изгнанный из Микен. Именно Тиндарей, отец царицы Хеленэ дал вам с братом войско, чтобы вы могли убить своего собственного дядю и завладеть его достоянием. Я ничего не путаю?
В зале снова начались перешептывания, разбавленные обидными смешками, а Менелай побагровел и схватился за рукоять кинжала.
— Ты просто пастух, который нарушил законы гостеприимства, — выплюнул спартанец. — Я тебе кишки выпущу, попади ты мне в руки!
— Ты в моем доме! — резко ответил Приам. — Не забывай об этом! Мы собрали знать Трои, чтобы выслушать твою просьбу, а ты вместо благодарности угрожаешь смертью моему сыну! Мы приняли тебя как гостя, а ты нанес нам тяжкое оскорбление. Боги помутили твой разум, царь Менелай? Убирайся в свою Аххияву! Уезжай и не появляйся здесь больше никогда, иначе горько пожалеешь об этом!
— Я уйду! — гордо поднял голову Менелай. — Но я вернусь с войском. Кровью заплатит Илион за свою подлость!
Все вскочили с мест и закричали, наливаясь гневом и потрясая кулаками.
— Убить их!
— Убить!
— Он еще угрожать нам смеет!
Данайцы вскочили и вытащили ножи, встав спиной к спине. Ножи достали и троянцы, и они начали обступать чужаков, осыпая их ругательствами. Из присутствующих один лишь Антенор сохранял разум. Он стал успокаивать разбушевавшихся троянцев, и пока они рассаживались по местам, я подошел к Менелаю и негромко произнес.
— Подожди меня в порту, разговор есть.
— Хорошо, — кивнул удивленный спартанец.
Менелай уж точно знал, что к этому времени я должен быть мертв. Видимо, любопытство перевесило, раз он готов рискнуть и дождаться меня. Царь Спарты не знает, что мне нужен совсем не он, а один из его спутников, Одиссей. Нам с ним есть о чем потолковать.
Уважаемые люди разошлись, и разговор с тестем пошел в узком кругу. Меня позвали через только пару часов, и слуга, разводя руками и непрерывно кланяясь, пояснил, что царь готовит пир в мою честь. Он почти не соврал, хотя на пир этот скромный ужин не тянул никак. Лепешки, зелень, оливки и вино. Стол явно собирали на скорую руку, а паузу продуманный царь взял для того, чтобы получить вести из гавани. Там мои гребцы уже вовсю распустили хвосты в портовой харчевне, хвастаясь серебряными браслетами и затяжным поносом после непривычной мясной диеты. Несколько дней подряд баранину жрать! Подумать только! Местные просто обзавидовались.
Приам, Гектор, Парис, Антенор, прорицатель Гелен и Деифоб, молчаливый здоровяк, командовавший полусотней колесниц, поедали меня взглядами. Деифоб, по слухам, отменный воин, честный и прямой как копье. Мы с ним не слишком близко знакомы, но я точно знаю, что Париса он терпеть не может. Тогдашний пастушок Александр когда-то победил его в беге и так попал на глаза Приаму, который приблизил сына простолюдинки, выделяющего из прочих ловкостью и красотой.
— Расскажи нам, Эней, как ты живешь теперь? — ласково спросил Приам. — Много слухов идет по Великому морю, и один чудней другого. Я уже и не знаю, какой из них правдив. Люди говорят, что ты сначала отнял богатый остров у ванакса Аххиявы, потом разбил его флот и осадил его город, а потом пировал с ним и обнимался у всех на виду. Расскажи нам правду, Эней, моя бедная голова не вмещает столько странностей. Хотя… ты ведь и есть ходячая странность. Я долго живу, но мне сложно уследить за тобой. Ты слишком необычен. Мы слушаем тебя, зятек. Как тебе удалось договориться с Агамемноном?