Воины Абариса, открыто глумясь над островитянами, полезли в хижины и потащили оттуда все, что смогли найти. Добро сваливалось в кучу без разбора, а со стен на творящееся безобразие хмуро смотрели жители, чьи дома грабили у них на глазах. Наши воины подходили к стенам и с хохотом показывали голые задницы, а когда в них летели стрелы, убегали и прятались под защиту каменных хижин.
— Поджигай! — заорал Абарис и бросил факел в дом, куда стащили столы и лавки.
— Ну если и это не подействует, — шептал я, — то уже и не знаю, что делать. Неужели не выйдут?
Мои предположения все-таки оправдались. Видимо, горожане высказали здешнему начальству все, что о нем думали, и тот решился исполнить свой долг. Ворота отворились, и оттуда в походном порядке вышла полусотня воинов со щитами и копьями, которых возглавлял лично басилей в сверкающей на утреннем солнышке бронзовой кирасе, кожаной юбке, расшитой медными бляхами, в поножах и шлеме, украшенном пучком перьев. Щит его покрыт искусной чеканкой, а рукоять длинного меча отделана серебром. Небедный парень! Весьма небедный. Наверное, на обсидиане поднялся.
— Не вздумайте его убить! Только живым! Чтобы ни единой раны на нем не было! — предупредил я командиров ватаг, и те заворчали согласно. Приказ был им непонятен, но к исполнению принят.
Парни Абариса выстроились в кривую шеренгу и уставили копья на воинов басилея. Они скалили зубы и показывали оскорбительные жесты. Их не сбить одним ударом. Улочки Филакопи, или как он тут называется, узкие, шириной в пару метров. И они как раз встали поперек одной из таких. Басилей прокричал что-то, и его воины потрусили на моих парней. Теперь дарданцы должны продержаться несколько минут. Больше не потребуется! Нам всего лишь нужно спуститься с холма.
— Вперед! И не шуметь! — скомандовал я. — Сфанд! Ты со своими людьми мчи к воротам, пока их не закрыли, остальные — за мной!
Полторы сотни воинов, показавшиеся в стадии от стен, не остались незамеченными. Черта с два нам позволили ворота захватить! Крепкие створки закрылись, а в бронзовые петли упал тяжелый брус. Я сплюнул на каменистую землю и заорал:
— Построились!
Две сотни и пятьдесят человек. Воины басилея вооружены лучше, но их в четыре раза меньше. Они только что теснили мелкую банду, а теперь сами попали в ловушку. Островитяне не ждали пощады, а потому резались отчаянно, до последнего человека. Басилей, неуязвимый в своем доспехе, махал мечом, отрубая наконечники копий и пронзая обнаженные тела. А с нашей стороны густо летели стрелы и камни, которые щадили правителя этого острова.
— Сети бросай! — заорал я, и несложная рыбацкая снасть полетела, опутав воющего от бессильной злобы воина. Ахейцев осталось десятка три, и почти все они были ранены.
— Клянусь богом Посидао! — заорал я. — Кто сложит оружие, останется жив и увидит свои семьи! Богом Посидао клянусь! Ну же!
Понемногу бой стихал. Ахейцы сложили оружие, а мои опустили копья. Мы потеряли десятерых, они потеряли двадцать. Первый шквал камней сразу же выбил многих. Они не ожидали удара в спину.
— Ты! — вращал налитыми глазами басилей. — Сразись со мной, если не трус!
— Зачем! — с любопытством спросил я. — Тогда один из нас умрет, а это не входит в мои планы. Если погибну я, то и твоя семья умрет до заката, потому что в городе остались одни рыбаки и горшечники. Если погибнешь ты, то не успеешь услышать мое предложение. А оно интересное, поверь. Ты и твоя семья останетесь живы.
— Говори! — сказал басилей с таким гордым видом, как будто это не он, а я сейчас лежал на земле, запутавшийся в рыболовных сетях.
— Отдай меч, принеси клятву, что не нападешь, а потом преломи со мной хлеб, — сказал я. — Мы отойдем в сторонку и побеседуем. Думаю, солнце еще не встанет в зенит, как ты сдашь мне город по доброй воле.
— Да не бывать этому! — выплюнул басилей. — Лучше убей меня!
— Ты так и продолжишь валяться на земле, как дохлая корова, и при этом строить из себя египетского фараона? — терпеливо спросил я. — Или мы все же поговорим?
— Поговорим! — в бессильной злобе сказал басилей и разжал пальцы, которые держали рукоять меча.
Рыбка! Где ты, рыбка? Нет здесь никакой рыбки, да и никаких других фресок нет тоже. Мегарон, видимо, был построен поверх старинных дворцов, уничтоженных взрывом вулкана и цунами. Филакопи сохранился лишь частично, ведь море наступало на острова три тысячи лет. Даже бухты, что я вижу перед собой, в мое время не существовало. Хотя… О чем это я? В двадцать первом веке Троя и вовсе стоит так далеко от моря, что и не скажешь, что там когда-то шумел оживленный порт.
— Этот остров я заберу под свою руку, — произнес я, сдвинув кубки с басилеем, носившим гордое имя Кимон. — Будешь мне служить?
— Зачем мне служить мертвецу? — пожал тот широкими плечами.
Был Кимон мужиком лет тридцати с небольшим, прямым, отважным и на редкость неглупым. Другой не удержит власть, когда со всех сторон идет пожар перемен. Его предки правили здесь уже несколько поколений, с тех самых пор, как ахейцы стали захватывать наследство сгинувших критян.
— А если я разобью на море флот Агамемнона? — спросил я его.
— Тогда буду, — усмехнулся тот. — Только ведь я тебе понадобился для чего-то, Эней, сын Анхиса? Ты же не зря оставил мне жизнь.
— Не зря, — отпил я из кубка. — Твоя семья посидит в заложниках в Дардане, а тебе все равно придется послужить мне. Ты ведь не хочешь, чтобы я продал твоих дочерей с торгов? Я недорого выручу за твою семью, Кимон, потому что сначала воины потешатся с ними.
— Чего ты хочешь? — Кимон сжал кубок так, что его пальцы побелели.
— Ты отдашь мне крепость Сифноса, — ответил я, — и своей рукой прилюдно перережешь глотку тамошнему басилею. Тогда и ты, и твоя семья можете быть свободны. Я тебя просто отпущу.
— Если я это сделаю, — покачал головой Кимон, — то мне некуда будет бежать. Агамемнон найдет меня даже на дне моря. Я отдам тебе Сифнос, а ты отдашь мне жену и детей. И оставишь править на этом острове. Я принесу тебе клятву верности.
Ну вот, он не дурак, я так и думал. Агамемнону он тоже такую клятву давал.
— Я согласен, но первое время твоя семья поживет в Дардане, — протянул я ему руку. — К ним будут относиться с подобающим уважением, а одна из твоих дочерей выйдет замуж за моего родственника.
— Согласен! — протянул он руку в ответ после некоторого раздумья. Легкая гримаса, исказившая его лицо, тут же ушла. — Говори…
Глава 3
— Пусть до скончания веков эринии терзают твою черную душу, сволочь! Предатель проклятый! Ванакс Агамемнон не простит тебе…
Эти слова выкрикнул басилей Сифноса аккурат перед тем, как Кимон провел лезвием ножа по его горлу. Сотни людей, стоявших на площади перед мегароном, выдохнули как один и замерли в упавшей на них тугой, вязкой тишине. Только что их жизнь прервалась вместе с жизнью их царя. Власть поменялась, но чего ждать от новой власти, они пока не знали. Они боялись, я чувствовал их страх даже из отдаления. Да и чего бы не бояться, когда перемены пока что не принесли ничего хорошего, только кровь.
— Добрые люди! — крикнул я, выйдя во всей красе, включая бронзовый панцирь и львиную шкуру на голове. — Я, тиран Эней, сын Анхиса, из рода царей Дардании, на веки вечные беру Сифнос под свою руку. Расходитесь по домам и живите, как прежде. Никто не обидит вас, и никто не возьмет даже битого горшка из вашего имущества. А если и возьмет, то я возмещу взятое и примерно накажу виновного.
Рудокопы, рыбаки, горшечники, углежоги и кузнецы загомонили в недоумении и потянулись понемногу в свои дома, что стояли под горой. Здесь, в акрополе, жил басилей, писцы, мастера-рудокопы и воины. А теперь вот буду жить я. Черта с два я уеду куда-либо из крепости, охраняющей золотые рудники. Это же полным идиотом быть надо.
Как взяли неприступный город, опоясанной стеной с восемью башнями? Да очень просто. Кимон прибыл к своему соседу с дружеским визитом, а ночью он и его слуги перебили стражу и открыли ворота моему войску. Одна группа действовала в Верхнем городе, а другая — в Нижнем. Сюда еще не дошли новости с соседнего острова, ведь минул всего лишь день. Некому было передать злую весть. Мы с Милоса ни одной рыбацкой лодки не выпустили, а купцы появляются там весьма и весьма нечасто.
Здесь тоже все население сгрудилось в одном месте, уезжая на хутора лишь на время полевых работ. Каждый кусочек пахотной земли на острове засеян и засажен. Здесь много солнца и мало воды, а потому хорошо родит лишь ячмень, просо, олива, инжир и виноград. Если бы не рыба, которой в здешних водах водится неимоверное количество, на Сифносе и половины всех этих людей не прокормить.
Верхний город стоит на высокой скале, царящей над бухтой, а город Нижний прилепился к нему снизу, словно подол юбки. Здесь строят так же, как и везде на Кикладах: кварталы-инсулы, где дома лепятся друг к другу стена к стене, и крыши из плоских сланцевых плит. Все это великолепие разделено узкими прямыми улочками, где едва разъедутся две тележки и, если смотреть сверху, напоминает спину огромного дракона, мирно свернувшегося калачиком вокруг акрополя.
— Можешь отправляться к себе, — сказал я мрачному Кимону, который только что принес мне присягу кровью. — Ни тебе, ни твоей семье больше ничего не грозит. Готовь груз обсидиана. Его отвезут в Египет, а ты получишь за него хорошую цену.
— Благодарю, господин! — коротко поклонился Кимон, упрямо сжав зубы. — Это не будет лишним.
Еще бы было. Вся его казна, запасы бронзы и меди, ткани и украшения жены попали в общий котел. Я забрал это все себе, а теперь должен вознаградить воинов. Моя доля — пятая часть, а остальное делится между командирами ватаг и их людьми. Лицо басилея оставалось непроницаемым, только желваки ходили, и он покрылся багровыми пятнами весь, до самой груди. Новость была такой, что он должен от счастья прыгать, да только клеймо предателя теперь на нем до конца жизни повиснет. Ну, да это его личная проблема. Басилей Кимон мог просто отказаться и с честью погибнуть в бою, но он выбрал жизнь. Он ненавидит меня, но не знает, как теперь поступить. Он по уши извалялся в грязи, и ему не остается ничего другого, кроме как служить мне. Он растерян и зол до того, что у меня мурашки по коже бегут. Мне придется следить за ним в оба глаза, но убивать его сейчас невыгодно. Пусть держит свой островок и ту тысячу человек, что там живет. Если все пойдет так, как задумано, скоро я просто забуду о нем.