— Великие боги! — загомонили горожане растерянно и начали кланяться как заведенные. — Чем мы милость такую заслужили, добрый господин?
— Чем заслужили? — задумчиво посмотрел я на них. — Пока ничем, но можете заслужить. Мне нужен корабль. Лучший корабль на свете! И ты, почтенный Заккар-Илу, построишь его мне за два месяца. Я нарисую на папирусе то, что мне нужно. Если промедлишь, нашей сделке конец. Живите на развалинах Угарита, подыхайте с голоду и ждите, когда за вами придет новая шайка разбойников с Крита.
— С Кипра, господин, — несмело поправил меня высокий нескладный мужчина лет двадцати пяти, с умильным лицом и грязными руками, никогда не знавшими труда. — Простите за дерзость! Банды данайцев, сикулов, карийцев и шарданов делят Кипр, и там теперь самое настоящее разбойничье гнездо. Кипр процветает, господин, ведь туда тащат награбленное со всего Великого моря.
— Тогда в ваших интересах управиться как можно быстрее, — любезно сказал я. — Тут ведь до Кипра рукой подать, всего-то день пути на закат. Полагаю, ваши родные еще там. Чем быстрее построите корабль, тем быстрее вернете жен и детей.
— Я Аддуну, — низко склонился нескладный мужчина, — писец покойного царя Аммурапи. Я знаю всех этих достойных людей и прекрасно помню, сколько и какого товара производит каждый из них. Никто не скроет даже сикля податей от моего глаза. Я знаю, кто из них спрятал корабельный лес, и кто из них нашел в развалинах бронзу. Буду рад служить вам, величайший.
М-да… А ведь точно, люди никогда не меняются. Он только что вместе ними дерьмо с помойки жрал, а теперь, как в том анекдоте: два аморея — партизанский отряд, три аморея — партизанский отряд с предателем. Какой, однако, полезный человек!
— Писец Аддуну назначается моим наместником в Угарите, — сказал я, и тот подбоченился и свысока посмотрел на присмиревших горожан. — Но только пока не построят корабль и, только если он не будет уличен в мздоимстве. Если подтвердится, почтенный, что ты торгуешь моей волей, я сам отвезу тебя к ахейцам на Кипр и сброшу в море в двух стадиях от берега. По частям.
Глава 4
Феано с довольным видом поглаживала наливающийся новой жизнью животик. Все прошло именно так, как она и задумала. Царь Менелай был на редкость простым парнем, а потому, пребывая в расстроенных чувствах, мог делать всего три вещи: драться, пить и спать со своими наложницами. Подходящей войны для него не нашлось, рабы и крестьяне прятались, как только его видели, и поэтому царь беспробудно пил. А поскольку всех симпатичных баб беглая царица забрала с собой, отдуваться за всех пришлось Феано, которая, в общем-то, оказалась совсем не против. Она и не поняла поначалу, зачем басилейя всех наложниц мужа увезла с собой, а потом догадалась. Мстить она будет тем, кто дарил ласки ее супругу, припоминая им долгие годы унижений.
— Бр-р! — передернула плечами девчонка, продевая челнок через переплетение нитей, натянутых в раме ткацкого станка. — Даже жалко этих дур стало.
— Феано! — услышала она рев царя, прервавший ее размышления за прялкой. — Иди сюда! Быстро!
Она только пару месяцев, как перестала ронять женскую кровь, а потому ее стан еще не потерял привычной стройности. Феано вскочила, отложив работу, и ее босые пятки зашлепали по вытертым до блеска плитам пола. Через три удара сердца она прибежала в мегарон, где Менелай развалился на ложе и с отвращением вертел в руках пустой кубок. Длительный забег по винным погребам дался царю нелегко. Лицо его отекло, а под глазами набрякли синеватые мешки. Он пил уже не первую неделю. И даже не вторую.
— Гонец прибежал из Микен, — хмуро посмотрел на нее Менелай. — Мой брат приедет через пару дней. Позаботься, чтобы был богатый стол. Мы не можем ударить в грязь лицом.
— Слушаюсь, господин, — прощебетала Феано, не веря своим ушам. Она только что встала на ступень выше обычной служанки. Она сама будет отдавать приказания рабыням. И от того, как она справится, зависит ее будущая жизнь. Только бы лишний раз на глаза царю Агамемнону не попасться. Мало ли чего…
Ванакс Агамемнон не стал унижать брата, привозя с собой большую свиту. Он слишком многим был ему обязан. Если бы не отвага Менелая, ему ни за что не удалось бы изгнать двоюродного братца Эгисфа из Микен. Потому-то царь и подарил забытую в Спарте рабыню, даже не особенно вникая в мелочи. Ну, понравилась Менелаю бабенка, и слава богам. Пусть развлечется и развеет горечь обиды.
— Приветствую тебя, брат!
Менелай — могучий воин, но и Агамемнон весьма широк в плечах, а с годами еще и оплыл, статью все больше напоминая медведя. Они уже не раз обсудили дикую историю, что произошла в доме спартанского царя, но сегодня разговор пошел совсем о другом. Феано, которая уставила стол кушаньями, навострила уши, стоя в прохладной тени коридора. Она, казалось, даже не дышала.
— Тот Эней, которого ты пощадил, Сифнос и Милос взял, — сказал Агамемнон, шумно прихлебывая из кубка. — Вот так твоя доброта, брат, нам боком выходит.
— Да иди ты! — удивился спартанский царь. — Там же твердыня такая, что не взять ее. Как он смог-то? Осадой, что ли?
— Предатель Кимон, правитель Милоса, изнутри стражу перебил, — хмуро сказал Агамемнон. — А потом басилея Левкаста при всем честном народе, как барана зарезал.
— Да зачем ему это? — Менелай даже вином поперхнулся. — Он совсем спятил, что ли? Они же с Гитисом соседи были и родня недальняя.
— Эней это сделал, — веско обронил Агамемнон. — Кровью повязал моего человека.
— Ну, Кимон! — охнул Менелай. — Ну и сволочь! На куски порубить гада! Или собакам скормить. Меч об такого зазорно марать!
— Ты не понимаешь, брат, — сказал Агамемнон. — Эней — мальчонка еще, ему не по годам такие дела. Это старикашка Приам воду мутит. Знает, что мы поход на него готовим, вот и снарядил зятя своего, чтобы нам в самое сердце ударил. Оттягивает конец, жадный шакал.
— Думаешь? — погрузился в размышления Менелай. — А на кой-они тогда мою жену украли? Знают ведь, что мы войной пойдем. Я что-то запутался совсем.
— Приам — хитрая сволочь, — чавкая и брызжа мясным соком, произнес Агамемнон. — Мясо вкусное, с травками! И вино холодное! Угодил, брат!
— Пустое! — порозовел от похвалы Менелай, и у Феано даже сердце сжалось в приятной истоме. Она справилась! Справилась!
— Так вот! — продолжил ванакс. — У меня под боком враг появился, который золотишком Сифноса подпитываться будет. Если еще пару островов заберут, нашей торговле конец. Без разрешения троянцев ни один корабль на восток не пройдет. А жену твою Приам приказал украсть, чтобы за свою сестру отомстить. Ее Теламон, царек саламинский, мордовал много лет. А потом Аякс, его сынок тупоумный, отцово дело продолжил. Два дурака! Чтоб их молния поразила! Вот Приам и взъелся на нас. Он теперь Хеленэ окрестным князьям и купцам показывает так, как моя жена показывает ручную обезьянку, которую ей из Нубии привезли. Скажет Приам, Хеленэ откроет рот, скажет — закроет. Она теперь в их полной власти, а сынок его Парис на Спарту в любой момент может права заявить. А если она ему сына родит, то ты и вовсе здесь непонятно что делаешь. Чужак приблудный в доме басилея Тиндарея. Знать может законного царя поддержать, особенно если им моего же золотишка отсыплют. И тогда у меня прямо под носом вместо друга будет враг. Понял теперь их затею?
— Я этому Парису кишки выпущу! — заревел Менелай. — Я царь Спарты! Я, а не этот козий выкидыш! Собирай войско! Пойдем на Трою!
— А золото Сифноса? — ледяным тоном произнес Агамемнон. — Золото Приамов зять прибрал. Надо сначала остров назад отбить.
— Да ловушка это! — рявкнул Менелай. — Мы под этим островом год просидим. Тот город не взять! Если Эней не дурак, то он уже полные пифосы[3] зерном засыпал и воинов нагнал! Нас же заманивают туда, чтобы мы на Трою не шли!
— Кимон тот город Энею подарил, — процедил сквозь зубы Агамемнон. — Он же нам его и вернет. И тогда я пощажу его. И даже оставлю его править на Милосе. Я не гневаюсь на копье, которым меня разят. Я гневаюсь на человека, который держит его в руках.
— О как! — растерянно сказал Менелай. — Так ты его не станешь собакам скармливать, что ли? Он же предатель!
— Я не буду делать того, что от меня ждут враги, брат, — холодно сказал Агамемнон. — Это затея троянца Приама. Это он играет людьми, как ребенок играет глиняными куклами. Я лучше его самого скормлю собакам.
— Мы вернем золотой остров! А потом сожжем Трою! — ударил кулаком по столу Менелай. — Я привезу эту тварь домой и буду драть ее, пока она не родит мне трех сыновей. А когда родит, зашью в мешок и утоплю в море! И пусть хоть одна сволочь посмеет мне слово поперек сказать!
— Да, — кивнул Агамемнон. — Так и сделаем. Выпьем, брат.
— Выпьем!
Царица Хеленэ вернется в Спарту? У Феано, стоявшей в коридоре и слышавшей каждое слово, даже лицо вытянулось от разочарования.
— Да на кой-она мне тут нужна? Да еще и с тремя сыновьями! Я так-то сама хочу своему царю сыновей родить! — пробурчала она, пробираясь в комнату, где ее поселили. — Надо гонца на Сифнос послать. Если Энея убьют, плакал мой выкуп, опять рабыней стану. И тогда вся моя новая жизнь непонятно чем закончится. А вдруг Менелай жену простит? Он просто недалекий воин, а вот Хеленэ — редкостная сука. Если простит, она меня с дерьмом сожрет! Так! Где тот браслет, что дарданец подарил? Вот он! Эней точно узнает его.
Уже под утро, когда Менелай разметался во сне, она села на ложе и тихонечко толкнула его в бок. Ей пришлось изрядно потрудиться этой ночью, ведь царь взял ее в постель, будучи весьма нетрезв. Она старательно охала и ахала, всеми силами приближая финал, но получилось у нее это нескоро. Царь сегодня был очень пьян.
— Господин! — толкнула она его в бок и даже зажмурилась от своей смелости. — Господин!
— А? — открыл Менелай глаза. — Случилось чего?