сших должностей в Константинополе (сначала — мегадука, а потом — цезаря), женился на племяннице императора Константинопольского, дочери короля Болгарского, сражался с анатолийским эмиром и был убит в том же городе, где умер Тирант (Адрианополе). Эти факты, хорошо известные каталонцам — современникам Мартуреля, относятся к началу XIV века. К тому же времени примерно относится и учреждение ордена Подвязки (1349 г.), о чем повествуется в главах 85—97 романа. Причем Тирант первым среди рыцарей посвящается в члены нового ордена, и таким образом факты его биографии четко отсылают нас к определенной исторической эпохе. С другой стороны, Мартурель включает в повествование и современные ему исторические события, о которых, судя по всему, знал по рассказам очевидцев и участников. Это и брак английского короля Генриха VI с Маргаритой Анжуйской, и осада острова Родос египетским султаном Абуссаидом Джакманом в 1444 году.
Наконец, один раз в романе встречается и непосредственное указание времени действия, правда, обозначено оно несколько странным образом. Конкретная дата упомянута v как бы между прочим, не в начале романа, а в 96-й главе и к тому же находится в противоречии с другими временными ориентирами. Повествуя о празднествах, устроенных в честь женитьбы английского короля, в которых участвует и Тирант, один из его родичей, Диафеб, рассказывает, как во время королевской охоты был подстрелен олень, «весь седой от старости», с золотым ошейником на шее, на котором было написано, что этого оленя поймал Юлий Цезарь, когда завоевал Англию. И поскольку, как замечает Диафеб, «по календарю с тех пор, как на оленя надели ошейник, минуло 492 года», действие романа следует отнести к VI веку нашей эры. Таким образом, уже в случае с хронотопом мы сталкиваемся с излюбленным Мартурелем приемом мистификации, когда автор вводит в заблуждение чересчур доверчивого читателя. С одной стороны, он создает иллюзию реального времени, но с другой — обращается с этой иллюзией весьма вольно.
Надо заметить, что стремление соотнести действие романа с конкретным историческим временем, а также, пусть косвенным образом, — с собственно каталонской исторической хронологией, характерно и для «Куриала и Гуэлфы». В этом романе события происходят в период царствования каталонского монарха Петра Великого, то есть в последней четверти XIII века. Однако Мартурель гораздо более свободно обращается с категорией времени и, следовательно, более глубоко понимает ее художественную природу. Переплетая одновременно несколько временных эпох, он создает в «Тиранте Белом» некий условный надвременной план, соотнесенный (в отличие от предшествующих рыцарских романов), не со сказочным, а с реально-историческим временем.
Эта специфика изображения времени подкрепляется тем, что место действия в романе Мартуреля также вполне определенно. То же самое, впрочем, наблюдается и в «Куриале и Гуэлфе». Оба автора отражают общую тенденцию эпохи, ведущую к новому пути развития жанра. В отличие от героев прежних рыцарских романов Куриал и Тирант путешествуют по различным странам Европы и Африки. Куриал живет при дворе маркиза Монферратского в Ломбардии, отправляется на рыцарские подвиги в Австрию, на турниры во Францию и в Арагон, попадает в Александрию, Иерусалим, Грецию, Тунис. Тирант, происходящий из Бретонского дома, начинает рыцарскую карьеру в Англии, затем оказывается на Сицилии, на Родосе, в Константинополе и в Северной Африке.
Стремясь усилить впечатление реальности обстановки в романах, авторы вводят в них исторических лиц. Особенно активно прибегает к этому автор «Куриала и Гуэлфы»: мы видим сражающимися на турнире самого Петра Великого, герцога Орлеанского, графа Пуатье и других действительно существовавших сеньоров. Мартурель же в основном использует на самом деле существовавших людей в качестве прототипов, называя их либо наполовину вымышленными именами, либо именуя с помощью титулов — король Англии, магистр Родоса, Великий Турок и т. д. — и придавая им особый статус «литературности». Своего рода курьез происходит с императором Константинопольским: в повествовании он нарочито безымянен, но в своих декретах «вынужден» себя поименовать и называется дважды Фредериком (гл. 115, 146) и один раз — Генрихом (гл. 186). Трудно сказать, что послужило тому причиной. Возможно, недосмотр Мартуреля, но не исключено, что это было еще одной мистификацией, призванной уравнять персонажей чисто литературных и тех, которых можно возвести к реальным лицам. Что касается самого Тиранта Белого, то в его имени заключен намек на еще одного, помимо Роже де Флора, прототипа — воеводу Венгрии Иштвана Хуньяди. В 1448 году Хуньяди одержал блестящую победу в сражении с турками на Дунае, которая широко праздновалась по всей Европе, в том числе в Барселоне и Валенсии. Хуньяди был валахом, и, трансформировавшись в романских языках (valac — vlac — Ыапс), его национальность превратилась в прозвище, обеспечив ему славу Белого рыцаря или Белого графа (Le chevalier Blanc — во французских источниках, lo compte Blanch — в каталонских). И хотя Мартурель в тексте романа дает совсем иное объяснение прозвищу Тиранта (оттого что его мать звали Бланкой), ясно, что перед нами вновь «обман», ибо современные «Тиранту» читатели легко угадывали ассоциации с реальным прославленным полководцем. Аллюзии на реальных лиц кроются в образах не только главных героев, но часто и второстепенных. Так, в имени Куролеса Мунтальбанского, одного из противников Тиранта на рыцарском турнире в Англии, исследователи усматривают насмешку над доном Гонсальбо д’ Ихаром, командором Монталь- ванским, тем самым, с которым Мартурель вел тяжбу по поводу продажи родового замка'. Все это снимает ненужную Мартурелю чрезмерную конкретизацию, помогая создать псевдореальных персонажей, обладающих новой художественной природой.
Особенно важно то, что «реальная» география «Тиранта Белого» оказывается культурно и литературно маркированной. Последствия этого очень значительны и вновь говорят о новаторстве Мартуреля, которое затрагивает все уровни произведения. Связь «Тиранта Белого» со средневековой эпохой и с предшествующим типом романа артуровского цикла раскрывается в первой части произведения, где действие происходит в Англии, на родине короля Артура. Здесь же Тирант, чей род Мартурель возводит к самому Утеру Пен- драгону, проходит первый этап рыцарского образования и участвует в турнире в честь женитьбы короля Англии, завоевывая славу лучшего рыцаря (добавим от себя: среди рыцарей прежнего «поколения» — рыцарей Круглого стола).
Еще большее значение имеет тема Константинополя, где происходят события основной части романа. С одной стороны, с ним связана греческая и, шире, — античная тематика, поскольку само место действия наводит на параллели с античными событиями и героями. С другой стороны, Константинополь — символ империи. Следует отметить, что в связи с новыми представлениями Мартуреля об утопической модели мира место основного действия выбрано очень удачно. Традиционная в Средневековье трактовка Константинополя как Второго Рима, приобретающая дополнительное символическое во многих аспектах значение в «Тиранте Белом», накладывается на реальный исторический фон: падение в 1453 году Константинополя имело столь колоссальный резонанс во всей Европе, что, хотя это событие в прямом виде и не отражено в романе, оно безусловно всплывало в сознании читателя того времени при одном упоминании о завоеванном турками городе. В результате и в отношении второго компонента хронотопа Мартурель добивается эффекта, аналогичного тому, который имеют временные категории.
Создавая благодаря литературным и культурно-историческим ассоциациям некий условный надреальный план для места действия, он соотносит его опять-таки не со сказочными внереальными землями, а с конкретными европейскими странами и их историей.
Специфика хронотопа в «Тиранте Белом» отвечает и другим, более глубоким задачам. Учитывая четко обозначившиеся в первой половине XV века кризисные явления в развитии жанра, Мартурель, естественно, стремился прежде всего найти разрешение поставленной уже Туруэльей и получившей еще большую остроту в последующее столетие проблемы несоответствия рыцарского идеала и действительности. Для того чтобы преодолеть кризис в рамках самого рыцарского романа — жанра утопического, — необходимо было переосмыслить коренным образом соотношение утопии и действительности и предложить принципиально новую по характеру и содержанию утопию. Действуя в обоих тесно взаимосвязанных направлениях, Мартурелю удалось показать новые связи утопии и действительности. При этом принципы построения утопии также существенно меняются, хотя сама она внешне остается прежней (основная цель Тиранта — восстановление прежнего универсума).
Отмеченные особенности хронотопа уже во многом подсказывают, по какому пути шел Мартурель. Главная черта утопического мира «Тиранта Белого» — его особого рода обращенность в действительность и, более того, в современность. Отвоевание Тирантом Константинополя у турок (а именно этим и завершается его жизненный путь) — уже утопия, поскольку произведение написано после 1453 года. Однако создавалось оно «по горячим следам», когда события только еще совершались и казалось вполне возможным восстановить могущество древней империи. Утопия, таким образом, была обращена не к далеким сказочным временам, не к сказочным, за тридевятым царством землям: она вот-вот должна была воплотиться. Это, кстати, обусловило и своеобразный «дидактизм» романа, ибо намек на то, что каждый может последовать примеру Тиранта и с пользой приложить свои собственные усилия, прочитывался довольно легко. Тем более что некоторые реальные правители пытались осуществить подвиг Тиранта. Помимо Альфонса Великодушного, попытку организовать поход на Константинополь предпринял, к примеру, и герцог Бургундский Филипп Добрый. В 1454 году во время так называемого «Пиршества с клятвой на фазане» была «обнародована» идея похода, и все рыцари во главе с герцогом принесли обет отправиться в поход. Правда, дальше этого дело не пошло. Возможно, своеобразный намек на то, что эта клятва не была сдержана, можно увидеть и в романе Мартуреля: он весьма иронично описывает, как король Франции (образ которого, вероятно, ассимилировал в романе герцога Бургундского) долгое время оттягивает ответ на просьбу посланников от герцога Бретонского оказать помощь в снаряжении экспедиции на Родос, а затем и вовсе заявляет, что у него есть дела поважнее (см. с. 129). Кстати сказать, ироничное отношение Мартуреля к французам временами проскальзывает в романе — Тирант и его окружение воспринимаются греками именно как французы. При этом автор все-таки делает исключение для своего героя и, желая его превознести, подчеркивает бретонское происхождение Тиранта, который является воплощением лучших качеств артуровского рыцарства.