Титан и Титанида — страница 3 из 5

ТИТАНИДА И ТИТАН– ДЕВА –ВРЕМЯ ПРАВДЫ

Три поры

Глава 11

Зима. Первый снегопад в этом году запомнится мне навсегда: впервые увидеть снег металлическим зрением – всё равно что увидеть снег впервые в жизни – природу и тебя вместе с ней осыпают не привычные человеческому глазу снежинки, а фантастические кристаллы, словно прибывшие в этот мир из параллельного пространства. Эти сияющие и способные колоть мошки невообразимо многогранные, совершенно непохожие друг на друга представители древнего и давно утерянного волшебства…

Мы ушли из Рудника с первым, чистым снегом. С ним же и начались первые главы моей металлической жизни в Диких Просторах.

Из территорий канувших в Лету государств Павшего Мира Сталь изваяла разнообразные и очень контрастные миры: где-то укоренился тоталитаризм, где-то расцвёл оазис среди безжизненной пустоши, где-то развернулась беспрестанная борьба за ресурсы и выживание, а где-то возникла сказка среди кошмаров… Территория бывшей Чехии – сказка среди кошмаров. Практически полностью лишившись присутствия людей, природа здесь вступила в полную силу своего процветания: горные леса смело обратились в нирвану планеты, едва ли доступную человеческому не восприятию, но пониманию.

В первую же зиму в затерянном в самом сердце природы чешском доме, не мной названным моим, но мной принятым за мой, я узнаю много интересного, страшного и прекрасного о местной природе: здесь много осадков – снег стелется безжалостной пушистой бахромой и лежит непроницаемым покровом с декабря, а порой и с конца ноября, и до самого марта; из-за высокой влажности, густые туманы – уникальное мифическое представление для наблюдателя, особенно во время пришествия весны, когда он рвёт полы своей прозрачной вуали об острые макушки вековых сосен, курится диковинными вихрями, свисает рваной марлей с голых ветвей дремлющих деревьев; дикие животные – многочисленные соседи, с которыми необходимо считаться и которым, порой, может понадобиться твоя безвозмездная, на первый взгляд, помощь. Культ флоры и фауны – на самом деле вовсе не культ, это голое чувство, которое в полной мере я впервые в своей “бескрайней” жизни прочувствую именно в этом, раз и навсегда ставшем для меня особенным месте.

Мы явились в чешское поселение камчатских Металлов на исходе светового дня, в который вышли из Рудника, и сразу же ощутили на себе всю прелесть размаха славянского застолья: Добромир предвидел наш приход, так что Металлы подготовили его дом к появлению гостей. Я к этому моменту, конечно, уже прекрасно знала о том, что Металлы едят не для того, чтобы утолить чувство голода, которым не страдают, а лишь по двум причинам: чтобы быстро восстановить энергию или чтобы побаловать свои чуткие вкусовые рецепторы. Однако о том, что можно есть и пить в таком безумном количестве, я до сих пор даже не подозревала… Четырнадцать видов солений, семь видов салатов, пять видов супов, восемь видов горячих блюд, восемнадцать видов холодных блюд, двенадцать видов десертов, шесть видов безалкогольных напитков, алкогольных – бесчисленное множество, среди которого одиннадцать видов лишь домашних настоек… Я попробовала всё и от каждого нового вкуса в буквальном смысле закатывала глаза, внутренне падая в обморок от экстаза: Купава оказалась лучшим шеф-поваром, которого мне когда-либо доводилось встречать в своей жизни, однако авторство роскошных настоек принадлежало Добромиру, а авторством безалкогольных напитков вроде ягодных киселей, фруктовых компотов и консервированных соков небезосновательно гордилась Лада…

Мы встали из-за стола только на рассвете следующего дня и, честно говоря, я в итоге так и не поняла, отчего именно наступило моё неожиданно приятное состояние опьянения: от разнообразия выпитого или всё же от разнообразия съеденного.

Поселение в три дома с добрыми соседями – предел счастья интровертов. В данном случае, три дома небезосновательно отстроены на приличном и тщательно выверенном расстоянии друг от друга: таким образом, чтобы чуткий слух Металлов не улавливал происходящего в домах соседей. Добромир, Купава, Данко и Лада по очереди присматривали за нашим домом в дни нашего отсутствия, так что обогревать его с нуля нам не пришлось.

Первые сутки после путешествия, увенчавшегося буйным застольем, мы с Тристаном отсыпались на пледах, расстеленных на полу вблизи камина, решив, что раз уж взялись за восстановление физической энергии, значит, применим все способы на этом поприще, но стоило нам проснуться, как мы сразу же пошли вразнос: следующие трое суток мы в буквальном смысле не слезали друг с друга. И в целом, подобным образом в итоге прошла вся моя первая зима в чешских лесах: я много и с интересом слушала занимательные истории соседей и ела разнообразные блюда в исполнении и компании своих новых друзей, всё же остающееся у меня время посвящала созерцанию дикой природы, поглощению книг у трещащего живым огнём камина, не всегда приносящему успокоение сну и занятиям любовью с Тристаном. Моё счастье оказалось таким простым, что мне в это даже не верилось. За свою человеческую жизнь я слишком привыкла к ярко выраженному бунту, к необузданной борьбе, к дерзким порывам, к решительным стремлениям, к жестокому выживанию – напряжённая струна, как образ жизни, – что, столкнувшись с энигмой в виде умиротворения, действительно не нашла понимания и объяснения тому, как я могу – ведь правда могу, – жить в таком спокойствии… Неудивительно, что со своим характером, будто бы не стыкующимся со спокойным образом жизни, я в итоге достаточно скоро обратилась к себе с вопросом: сколько я так выдержу? Вдруг мне надоест?.. Но ответ на этот вопрос меня вовсе не пугал. Потому что я знала: захочу – будет по-другому. Мне достаточно только захотеть. Тристан всегда будет рядом. Как и я с ним. И неважно, что я его люблю, а он на мне помешан – по сути, мы оба чокнулись друг из-за друга. И прекрасно.

Работающий водопровод с отличным напором кристально чистой воды, которую можно пить прямо из-под крана – наша само собой разумеющаяся роскошь. Однако ни в одном из трёх домов нет электричества. Источники света примитивные, но действенные: фонарики, работающие на солнечных батареях, и более активно использующиеся свечи, которых у старших Металлов целый склад по подвалам – раздобыли в развалах низинного города. Мужчины обещают сделать подачу электроэнергии в дома и даже на близлежащие территории весной-летом, после схода снегов, но скорость реализации этого плана во многом будет зависеть от наличия материалов. В нашем доме практически нет мебели, но в комнате на втором этаже, которую я определила как нашу будущую спальню, я развесила гирлянду из стеклянных роз, долгосрочно работающую на солнечной энергии – эту гирлянду я принесла в Рудник из Диких Просторов, забрав её из заброшенной квартиры, в которой впервые переспала с Тристаном, и, уходя из Рудника, я не забыла положить её в свой рюкзак. Когда у нас появится кровать, эта гирлянда украсит её изголовье.

Я размышляю о планах Тристана, касающихся обустройства нашего дома: многую, если не всю мебель он хочет сделать собственноручно и уже даже развернул процесс в своём просторном и давно обустроенном под мастерскую подвале, но по весне мы спустимся в долину, чтобы раздобыть разнообразные предметы интерьера вроде матрасов, ковров, занавесок, статуэток… Старшие Металлы говорят, что в крупном заброшенном городе они нашли изолированное и закрытое ими на замок здание бывшего супермаркета, в котором в отличном состоянии сохранилось много интересных вещей Павшего Мира: одежда и обувь, посуда и текстиль, и даже мебель… Из этих раздумий меня вырывает смех Лады: её порой веселит то, как я отключаюсь от общей беседы, уходя в собственные мысли. Я, Лада и Купава сидим на длинной лавке, являющейся частью длинного стола в доме Добромира и Купавы, и разговариваем о разном… Вернее, они разговаривают, а я больше слушаю. Добромир, Данко и Тристан, воспользовавшись бесснежным вечером, ушли доделывать крыльцо новой постройки, появившейся между домом Данко с Ладой и нашим на исходе осени: в наше отсутствие старшие Металлы возвели небольшой домик с покатой крышей в три комнаты, с продуманной системой отопления. Внутри вдоль всех стен с потолка до пола тянутся тёмные деревянные лакированные стеллажи – библиотека. Скромно, конечно, если сравнивать с величественной библиотекой Рудника, но собрание книг, журналов и заодно картин, которое им на данный момент удалось раздобыть для сохранения, весьма впечатляющее. Теперь мы вместе надеемся, что уже этой весной мы сможем пополнить ценную коллекцию – на данный момент заполнена лишь половина стеллажей, завешена лишь треть стен…

– Как же быстро ты отстраняешься от общей беседы! – снова звонко захохотала Лада, как и я помогающая Купаве с перебиранием бобов для супа.

На первый взгляд, Лада может показаться немного похожей на Клэр, но только на первый. Лада, как и Клэр, блондинка, только у Клэр блонд холодный и волосы длиной чуть ниже лопаток, а у Лады блонд тёплый, совсем солнечный, и волосы она носит тяжёлой косой длиной ниже пояса. И у первой, и у второй глаза синего оттенка металла, но у Клэр это тёмные сапфиры, а у Лады – светлые васильки. Клэр плечистее и в целом её мышечная масса внушительнее; Лада – чуть меньше и вширь, и в высоту, и с более тонкой талией. В характерах немногим больше схожести: обе общительные и очень улыбчивые, вот только Клэр “безудержная зажигалка”, а Лада порой любит и помолчать, особенно когда занимает себя каким-нибудь ремесленным творчеством – не умеющая сидеть на одном месте Клэр никогда бы не заняла себя ничем подобным. Клэр – Молибден: серебристо-серый металл, твёрдый и прочный, с завидно высокой температурой плавления и кипения, низкой реактивностью и устойчивостью к коррозии, практически отсутствующей растворимостью, окисляется на воздухе лишь при высокой температуре, имеет низкую токсичность. Лада – Цезий: серебристо-золотистый металл с оттенком жёлтого, настолько мягкий, что можно разрезать ножом, температура плавления всего лишь двадцать восемь градусов – можно расплавить, просто держа в руках, – очень высокая реактивность, высокая токсичность, быстро окисляется… Если сравнивать их, как воинов: Клэр – из числа сильнейших; Лада – из слабоватых Металлов. Их металлические характеристики, как и у всех Металлов, сильно отражаются на их характерах и заметно проявляются внешне: Клэр – более буйная; Лада – более созидательная.

Купава обратилась в возрасте тридцати пяти лет, а Лада в двадцать восемь – они обе не только ведут себя, как старшие, но и выглядят старше меня, особенно первая. Купава носит толстую каштановую косу, на две ладони короче косы Лады, глаза у неё тёплого светло-коричневого цвета с серебристыми прожилками, открытое лицо неизменно выдаёт какое-то особенное добродушие. Купава – Медь: красновато-оранжевый, с характерным металлическим оттенком цвет, температура кипения и плавления высокая, окисление – не самая сильная сторона, электропроводность уступает только серебру, теплопроводность – одна из самых высоких среди металлов, реактивность умеренная, низкая токсичность… В целом – неслабый Металл.

Купава и Лада – мои новые друзья, что для меня необычно: я не из тех, кто дружит и разрешает с собой дружить… А ведь всё началось только в этом году: сначала Джекки, а теперь вот, Добромир, Купава, Лада, Данко… Очень благозвучные и откровенно необычные имена, и уж точно не самые лёгкие в произношении. Однажды я спросила у их носителей об их происхождении, и Купава ответила, что, оказывается, их имена считаются старославянскими, а не современными на момент Падения Старого Мира – просто там, где они жили, якобы было что-то вроде моды на ношение именно таких вот древних имён. Сначала я думала расспросить подробнее об этом и прочем их “камчатском” прошлом, но за каждым из своих новых знакомых я невооружённым взглядом увидела нежелание углубляться в эту тему, что может свидетельствовать о травмированном опыте прожитых лет… Я не из тех, кто настаивает на общении, так что, получив поверхностную информацию по именам, я больше не затрагивала тем, связанных с человеческим прошлым этих Металлов, но я отметила: добродушие – их общая отличительная черта. Купава – первейший эмпат, далее идёт Лада, после Добромир и замыкает Данко. Я ведь знаю, что все они пережили ужасное – на своей родине против своей воли были подопытными Металлами, а значит, подвергались пыткам, – и оттого их добродушие, как мне кажется, имеет особый вес: доставшийся им опыт предполагает иной результат, но они явно сломали систему… Как? Думаю, дело в их душах, в природных сердцевинах самой их сути – с этим можно родиться, в течение жизни сохранить, преумножить или потерять, и лишь в редких случаях приобрести.

– В Руднике было сложно, да? – и снова задорный тон мелодичного голоса Лады вырывает меня из задумчивости.

– В смысле?

– После прихода, вы целых три дня не покидали пределов своего дома. В этом проблема крупного поселения с большой численностью Металлов: уединение становится проблематичной задачей.

– Хм… – я попыталась не выдать лёгкого смущения от резкого перехода на столь интимную тему, но, должно быть, эмоциональность новообращённого меня в который раз подвела, потому что Лада решила подбодрить меня…

– Не переживай, тут все взрослые, все всё понимают, – уточнение “взрослые” лишь подчеркнуло тот факт, что я в глазах своих новых знакомых являюсь именно малолеткой. – У меня с Данко тоже случаются периоды, когда мы не покидаем нашу постель сутками напролёт…

– Но вы ведь не новообращённые, – я удивилась, и сразу же решила пояснить: – Разве со временем притяжение не становится более… Стабильным, контролируемым, спокойным?

– Глупенькая, ты что же, думаешь, это когда-нибудь пройдёт? – Лада была представительницей того редкого вида существ, которые могли позволить называть дерзость “глупенькой”, потому что сама она во всём видела порхающих бабочек, даже в пчёлах, вооружённых жалами. – Ты навсегда Металл, и Титан навсегда Металл. Ваша зацикленность изначально построена на двусторонней, если можно так выразиться безумной влюблённости и страсти. И к тому же, зацикленность для вас совсем не всё. Ваша связь – необычайная редкость: вы неразлучники. Зацикленность хоть и сложно, но можно сломать, но союз неразлучников – никаким известным способом не подорвать. Так что можешь смириться с тем, что вы навсегда останетесь в таком состоянии. Вас не “отпустит” и вам не полегчает.

Любая другая счастливица на моём месте пришла бы в восторг от услышанного: я люблю лучшего – лучший любит меня – это навсегда = какой восторг! Я же лишь поджала губы… Может, мой восторг и был бы не за горами, если бы не некоторые обстоятельства… Если бы это был мой выбор на все сто процентов. Как у Тристана…

Купава положила левую ладонь на свой сильно округлённый живот – до родов остаётся всего пара месяцев, и это напрягает меня, похоже, больше, чем будущих родителей, сияющих от предвкушения, которого я не могу ни понять, ни разделить, – а правой ладонью начинает гладить приблизившегося к ней по лавке котёнка. Котёнок этот интересный: замудрённый характер и дымчатый окрас с тёмно-серыми полосами. Я поинтересовалась, откуда здесь вдруг взялся котёнок, и узнала, что, оказывается, он не единственный – котов такого окраса в округе много, но все диковатые. Их племя началось с одного кота. Несколько лет назад, когда шестеро Металлов только пришли в этот лес, один из них – Платина, – принёс с собой молодого кота, которого звал Дымом. Кот не прижился – сбежал, стоило только Платине уйти из этих мест, – но перед побегом этот зверь сошёлся с местной дикой кошкой, которая в итоге принесла потомство в дюжину дымчатых котят. С тех пор по округе бродят полудикие-полудомашние коты и котята сплошь дымчатого окраса, и всех их местные Металлы зовут или Дымами, или Дымками.

Вообще, у старших Металлов по их постройкам размещено приличное хозяйство даже без учёта тех зверей, что ходят сами по себе и приходят, когда им вздумается. Они держат и корову, и быка, и телёнка, и двух кобыл с одним жеребцом, и коз, и овец, и гусей, и кур, и уток, и ещё что-то, на что не хватает пальцев двух рук – всего по чуть-чуть, но в сумме получается прилично. Всё это они поддерживают из чистого интереса: дружат со своей живностью и не бьют её ради употребления в пищу – в употребление идёт исключительно мясо дичи. Я никогда прежде не сталкивалась с животноводством, садоводством, огородничеством, заготовлением и ремесленничеством, так что здесь меня ещё есть чем удивить…

…Мой первый год в чешских лесах выдастся очень интересным. Не променяла бы весь этот умиротворённый интерес ни на какой вид адреналина. Но и без последнего в итоге (в данном случае – увы) не обойдётся.

Глава 12

Весна наступила как по часам – последней февральской ночью ворвалась в лес призрачными дуновениями южного ветра. Солнечная, освежающая и освобождающая, новоявленная царица за считанные дни согнала с гор снега, обратив их в безудержные и буйно грохочущие водные потоки. Заполонив долину утренними туманами, вечерами она принималась высушивать полотна, которые спешила раскрасить в свои самые лучшие, пёстрые цвета стремительно откликающейся на её зов природы.

Весна проникла в нашу жизнь резко: открыла двери и окна наших домов, перегнала животных старших Металлов из душных сараев в просторные загоны, переодела лесных жителей в новые шубки и перья, залилась звонкими птичьими трелями и постепенно начала удлинять шелковистые дни, сокращая бархатные ночи. Горы враз расцвели буйством ароматов, красок и звуков, которые особенно приятно улавливать, сидя на массивной лавке, вырезанной Добромиром из ствола поваленного бурей молодого черешчатого дуба и установленной неподалёку от горного обрыва, расположенного вблизи нашего дома.

Подставляя лицо тёплым лучам солнца уходящего апреля, я полной грудью вдыхаю свежий воздух, распознавая в нём сотни оттенков ароматов, происхождение многих из которых ещё не успела выучить за свою лишь недавно начавшуюся металлическую жизнь, и наслаждаюсь жужжанием пушистого шмеля в кусте дикого можжевельника, растущего в восьми шагах справа: рядом с меланхоличным жужжанием расположилась на старом и почерневшем от времени пне Лада, с головой ушедшая в медитативное плетение корзинки из corylus avellana – орешника, в прошлом месяце собранного Данко в низине, специально для её рукоделия.

Движение Купавы, сидящей справа от меня, привлекает моё внимание: открыв глаза, я медленно поворачиваю голову и вижу, как она берёт на руки Душану, до сих пор лежавшую подле её правого бедра в плетёной корзинке. Прижав младенца к себе, женщина начинает кормить девочку грудью. Сначала меня немного смущало лицезрение столь сакрального, на мой взгляд, мероприятия, хотя всё и происходило исключительно в женском кругу, однако я достаточно скоро привыкла к такой непосредственности.

Рождения Душаны все ждали с замиранием сердец: по подсчётам, она должна была появиться на свет в конце января, но в итоге пришла за час до рассвета седьмого февраля. Уверена, что никогда не забуду эту ночь, вернее, ту растерянность, которую я испытывала, находясь в непосредственной близости к роженице. Даже Тристан и Данко не были так потеряны, как я, впрочем, они и не переступали порога комнаты, в которой свершалось чудо прихода новой жизни в этот мир: роды собственноручно принимал Добромир, Лада отлично справлялась с психологической поддержкой рожающей, а я… Бегала с горячей водой и тряпками, быстро обращающимися в медные, откровенно не зная и не понимая, куда себя девать, и вообще зачем я здесь нужна…

Многое из того, что нам было известно со слов родившей первой среди Металлов Теоны, повторилось и в опыте Купавы: схватки не столь болезненные, как у людей, и, можно считать, терпимые – роженица всерьёз сорвалась на крик только за полминуты до появления младенца; длительность от отхода вод до рождения ребёнка всего лишь пять часов, однако роды Теоны и вовсе длились три часа – то есть, муки не столь продолжительны, как у людей; как и Теа, Душана родилась в рубашке – Добромиру пришлось собственноручно освобождать младенца от околоплодного мешка. По последнему пункту мы предполагаем, что, быть может, рождение детей Металлов всегда будет подразумевать “рубашку”: околоплодный мешок таким образом может защищать младенца от металлической крови матери, которая, в отдельных случаях, может являться радиоактивной или ядовитой. Эту гипотезу я услышала в Руднике, но после рождения Душаны я склонна считать, что данное утверждение больше не гипотеза, а факт.

Бывает, во время грудного вскармливания Купава рассказывает Душане сказки. Особенность этого процесса заключается в том, что рассказывает она их на своём родном языке, который я не понимаю. Иногда я интересуюсь отдельными вырванными из контекста словами и, получая ответ, сразу же запоминаю их значение и правильное произношение без акцента. Из последнего выученного мной случайно: “царевич” и “царевна”, “тридевятое царство”, “жар-птица”, “самобранка”. Прекрасный язык: очень много отрывистого твёрдого звука “р”. Одно имя Добромир чего стоит…

Добромир и Купава в своём родительстве светятся счастьем. Добромир уверен в своих силах, а вот Купава, как сильный эмпат, очень переживает из-за истории с исчезновением Теи. Минимум раз в сутки заговаривает о Теоне, говоря о том, как сжимается её сердце, когда она представляет себе силу подобного горя… Я не знаю, как научить её не думать об этом, да и стоит ли? В конце концов, она здесь родитель, а не я.

Чем дольше живу в этом месте, тем больше ощущаю возрастную пропасть между мной и моим окружением: Добромир обратился в Вольфрам в возрасте тридцати восьми лет, а значит, сейчас ему уже пятьдесят лет; Купава обратилась в Медь в возрасте тридцати пяти лет, а значит, сейчас ей уже сорок семь лет; Данко обратился в Осмий в тридцатилетнем возрасте и ему уже сорок два года; Лада обратилась в Цезий в возрасте двадцати восьми лет, и сейчас ей уже сорок лет; Тристан обратился в Титан в семнадцатилетнем возрасте, и менее чем через месяц ему исполнится тридцать два года; я обратилась в восемнадцатилетнем возрасте и лишь недавно переступила порог своего девятнадцатилетия. Всему моему окружению далеко за тридцать лет. Неудивительно, что периодически у меня возникает ощущение, будто кругом меня лишь тётушки и дядечки: от этого ощущения не помогает отделаться даже тот факт, что старшие выглядят ровно на тот возраст, в котором обратились в Металлов, то есть, откровенно молодо. В моменты, в которые я особенно остро чувствую несостыковку наших мировоззрений на почве возраста, мне, бывает, не хватает компании Джекки: всё-таки с ней было до безумия весело, хоть и небезопасно…

Впрочем, что-что, а праздновать значимые даты, такие как Рождество, Новый год и дни рождения, старшие Металлы умеют. Во время этих празднеств для меня и выяснилось, что в нашей компании один только Тристан родился весной, все остальные – снежные. Зимние пиршества открывает день рождения Данко – семнадцатое декабря; затем идёт мой день рождения в январе; после Душана – седьмое февраля; и, наконец, Добромир с Купавой, чудесным образом родившиеся в один день, но с разницей в три года – двенадцатое февраля. Все эти дни, а между ними и более крупные праздники, мы только и делали, что пиршествовали с утра до ночи, пока наши дома доверху заметали тяжеловесные снега. Особенно запомнилось празднование Нового года: Добромир с Купавой установили в гостиной своего дома высокую живую ёлку, которую украсили гирляндой на солнечной батарее и блестящими игрушками. Мы сразу же последовали их примеру, и хотя украшений было немного, всё равно вышло очень красиво… Я взяла себе на заметку: к следующему декабрю раздобыть побольше новогодних украшений, особенно таких, от которых будет исходить свет вне зависимости от наличия электроэнергии в доме.

Внизу, в долине, есть несколько развалин крупных городов Павшего Мира, заброшенных настолько, что даже Блуждающие в них обитают не так уж и массово. До ближайшего города-призрака всего лишь пара часов движения на скорости Металла, на скорости же лошадей, запряжённых в телеги – одиннадцать часов. С лошадьми ходить долго, но более удобно, если есть цель поднять из долины в горы много вещей, в частности крупногабаритных, вроде мебели. Однако кони не только тормозят, но и привлекают к себе внимание, и требуют определённой доли сноровки, а именно – защиты. В последнем из пяти походов, которые мы совершили с середины марта до конца апреля, кобылу по кличке Селестина “сломали” Блуждающие, напавшие на нас на подходе к городу: их было всего с десяток, но один успел добраться до лошади. Добромир очень сильно расстроился, отчего ходил меланхоличным весь конец марта – он души не чает в своих животных.

Как показало нам время, Блуждающие оказались очень живучими: прошло уже полтора десятилетия с момента Стали, а их всё ещё пруд пруди – вымирают крайне медленно, в процессе нет-нет да заражая чудом уцелевшие до сих пор остатки чистых людей… Но старшие Металлы давно отметили: чем выше в горы – тем меньше Блуждающих. То ли они тяжело переносят высоту, то ли их плохая координация совсем непригодна для сложно проходимых мест, то ли они попросту не догадываются или не видят смысла идти вверх, когда на плоской поверхности у них больше шансов в охоте…

Благодаря вылазкам по городам-призракам, мы с Тристаном значительно обустроили свой дом: мебель, посуда, материи, матрасы, книги, картины, торшеры и лампы, музыкальные инструменты и проигрыватели, одежда и обувь, и многое другое – всё, что мы нашли в идеально сохранившемся состоянии и что нам понравилось, мы забрали с собой и сделали частью нашего обиталища. И всё же преобладающая масса мебели сделана руками Тристана: наша кровать, совсем все шкафы, комоды и стулья – последние, правда, обиты руками Лады, – лавки, вешалки и даже декоративные изделия – всё украшено живописной, тонкой резьбой, местами подчёркнутой красками. Многие его труды так и остались деревянными, но некоторые мы обратили в титановые.

Факт того, что Титан отличный плотник и даже каменщик, стал для меня открытием. Добромир – животновод, садовод и строитель; Купава – повар, огородник и теперь ещё мать; Данко – изобретатель и строитель; Лада – ремесленник и собиратель лесных даров. Я – охотница. К моему удовольствию, старшие Металлы не просто с лёгкостью отдали мне охотничью нишу, но сделали это с превеликим для них удовольствием: эмпаты, они никогда особенно не любили заниматься добычей мяса и рыбы, делали это изредка и, в основном, этим сакральным процессом занимался один Данко, так что можно считать, что я со своим охотничьим инстинктом стала для них отличным “приобретением”, ведь ту же вяленую оленину ценят все. Правда, Титан так же хорош в охотничьем деле, но, подозреваю, он специально отстранился от этого направления, с головой уйдя в работу с деревом: чтобы не лезть на мою территорию. Благоразумный поступок, я оценила.

В общем и целом, у нас гармония: кто-то молотит муку из прошлогоднего зерна, выращенного и собранного собственноручно; кто-то стругает полезную утварь; кто-то вытворяет красоты из всего, что попадается под руку; кто-то добывает дичь и рыбу; кто-то производит молоко с яйцами; кто-то сотворяет чудеса с приготовлением пищи; кто-то просто милый младенец с папиными глазами и маминым носом. И все счастливы. Даже я, со своей тягой к адреналину, в созидательные моменты порой думаю: вот бы так всегда! Вот бы счастье не было обременительным и конечным! Я ежедневно прилагаю усилия, в стремлении продлить эту нечаянную нирвану, захлестнувшую меня с головой. Стараюсь по-разному и в разных направлениях… Например, я терпеть не могу платья, но ради Тристана специально раздобыла в городе и припрятала приличное количество головокружительных нарядов, периодически сводящих его с ума. Но я не Лада, в доме которой целый подвал организован под тщательно продуманную гардеробную: в этом помещении нет ни сырости, ни моли – хозяйка тщательно ухаживает за сохранностью материй, обкладывает их разнообразными душистыми травами и, из-за своей любви пополнять коллекцию, обожает раздаривать всё направо и налево. Она быстро поняла, какой именно стиль мне нравится, и теперь всё чёрное и мужеподобное неизменно летит из её чудесной кладовой в мою сторону…

Вообще, с Ладой весело. В частности потому, что она в равной степени умеет как молчать, так и разговаривать. С ней легко: и собирать ветки, и плести венки, и учить фразочки на родном ей русском языке, и кое-что вскользь слушать о том, кем были старшие Металлы до того, как в принципе стали Металлами. Именно от Лады я узнала о том, что в очень далёком прошлом, ещё до Стали, Добромир был кем-то вроде электрика, а позже стал православным священником, у которого всегда водилось какое-нибудь животное хозяйство – ради дружбы, а не ради мяса. Купава была кем-то между фармацевтом и аптекарем, отсюда у неё и растут глубокие познания в травах, а увлечение вышивкой она переняла от своей родной бабушки, которая вырастила её без её рано ушедших из жизни родителей. Данко был кем-то вроде архитектора-изобретателя, талантливого и оттого неугодного его окружению того времени. Лада с раннего детства утвердилась мультиинструменталистом: фортепиано, флейта, арфа и скрипка были её началом, но, став Цезием, она освоила все музыкальные инструменты, которые только смогли попасть в её руки. В человеческой жизни она давала скромные уроки игры детям каких-то нововеров – в детях Лада души не чает так же, как и Купава, – но, вроде как, в той её жизни всё было не так уж и просто со свободным распространением искусства, да и с понятием самой свободы в принципе… Она лишь однажды, вскользь упомянула, что она и остальные старшие Металлы познакомились в каком-то подземелье, в котором их удерживали против их воли. Она быстро оборвала этот рассказ, и я сразу же решила не тревожить её старые раны, так что больше мы к этой теме не возвращались.

У каждого из своих новых знакомых за прошедшую зиму и начало этой весны я чему-то да научилась. Лада ассоциируется у меня сначала со звучанием эоловой арфы, висящей в скромной деревянной беседке у её дома, а затем со всем музыкальным разнообразием звуков, управлению которыми я выучилась именно у неё; с вышивкой на прозрачной ткани – особенно с той, что изображает духа, влюбившегося в русалку; и, конечно же, с руками, по локоть измазанными в глину – в гончарном мастерстве я открыла себя заново: посуда – прелесть, но декор вроде подвесок или ёлочных игрушек – ещё прелестнее. Лада “не моя”: наши темпераменты совершенно непохожи, наши интересы зачастую полярны, желания во многом не стыкуются. Думаю, при иных обстоятельствах я бы с ней не сошлась добровольно, как это удачно случилось с Джекки, но нас сблизили тесные застолья, обоюдное стремление к созиданию, тяга к искусствам и, конечно, отсутствие других вариантов общения. В начале зимы Лада казалась мне “совсем не моей”, теперь же она кажется мне “моей не моей” – между этими двумя понятиями большая разница, размером в бездонную эмоциональную пропасть.

Купава щедро одаривает меня своим глубоким знанием трав, в частности, целебных и съедобных. Не очень полезный навык для несокрушимого Металла, но весьма ценный для окружающих его бренных тел. Теперь я знаю, как выходить брошенного матерью оленёнка, каким образом диких белок сделать абсолютно ручными и, на крайний случай, как спасти человеческую жизнь, теплящуюся в ещё дышащем прахе. А ещё благодаря именно Купаве я знаю, по каким принципам можно отстроить функциональную теплицу, как работать с землёй и каким образом овощи и фрукты можно превратить в ценный запас энергии, законсервированный в стеклянные банки – и это я ещё не застала пик урожайного сезона, лицезрела лишь итоги прошлого лета…

Добромир научил меня пониманию душ – дышащих и не дышащих: “Душа робкая, а потому она не всегда приметна и любит таиться во всём, даже в камнях”. Похоже на религиозно-философское мировоззрение, согласно которому все предметы, явления природы, растения, животные и даже неживые объекты обладают душой или духовной сущностью – анимизм, – однако старшие Металлы убеждённые христиане. Добромир считает себя именно христианским священником, но икон в его доме, как и в остальных домах, нет. Он, как и я, считает, что вера в Бога – это больше того, что может быть подвластно человеческому сознанию, а значит, и зрению. Это только – целое! – чувство. Поэтому он, как и я, как и остальные Металлы, не преклоняем свой дух ни пред чем зримым. Не знаю, как до такого понимания добрались они, но я дошла самостоятельно. Впрочем, Металлы Рудника мыслят так же, а я росла среди них…

Хозяйство Добромира множится с каждым годом. В прошлом году он обзавёлся пасекой в двадцать пчелосемей – нашёл ульи в заброшенном состоянии, в долине, – благодаря чему этой зимой у нас в достатке и мёд, и восковые свечи ручной работы; а также пополнил свою дышащую коллекцию кроликами – отленявший мех попадает в руки Лады и идёт на мягкие изделия вроде игрушек. Сейчас добрый хозяин мечтает о паре собак, но мы пока не нашли ни одной одичавшей – Блуждающие пожирают всё, что движется.

Добромир одну половину суток проводит со своей семьёй, а вторую половину – на своей ферме. Следит, чтобы у животных не было кровосмешения, для чего порой прибегает к скрещиванию диких пород с одомашненными; уток и гусей, после схода снегов, стал выпускать на озеро, рядом с которым расположен “летний” курятник, и краем глаза следит, чтобы те не пали жертвами хищных птиц; достраивает декоративные мостики через лесную реку, из которой идёт подача воды в его главный сарай; порой заказывает у меня мех волка или лисицы, засматривающихся на его живность, а ещё, бывает, оленя или кабана, чтобы изготовить на огне сочное или вяленое в дыму мясо. Я у него могу заказать медовуху, да и любые алкогольные напитки домашнего производства, вплоть до вина – дикорастущие лозы виноградника произрастают под его поверхностным присмотром на южном склоне соседней горы. Мы с ним отлично ладим. Он почти как Беорегард, только черноволосый, длиннобородый, ещё более молчаливый и, конечно, в целом ощутимо старше Диеса. Со слов Купавы я уже знаю, что летом её муж будет занят покосами – сбор зерна с засеянных им территорий и его складирование в амбаре рядом с мельницей, а также заготовка сена для животных, – так что в голове у меня твёрдо утвердился образ этого Металла, как главы семейства, на которого можно положиться во всём и особенно в том, что касается выживания в диких условиях. Однако, свою курицу он ни за что не зарубит, а если вдруг возникнет такая необходимость, скорее обратится к Данко, но в итоге это мясо всё равно не употребит.

Данко круглосуточно что-нибудь изобретает или мастерит: мельница для переработки зерна в муку; троллей для транспортировки чего угодно с горы к летним постройкам у озера; педальные лодки; коньки; лыжи и сноуборды; питьевые колонки… Всего не перечислить. Данко весёлый, разговорчивый и в целом компанейский парень – душа посиделок, с которой легко вести как непринуждённую, так и страстную беседу. В одном из наших умеренных диалогов я спросила у него про его левую руку – начиная чуть ниже локтя и до кончиков всех пальцев, она словно отлита из серебристого металла с голубоватым оттенком, – и он сказал, что потерял свою изначальную руку на своей родине, во время пыточных экспериментов, проводимых с его телом людьми из его народа. Результатом свершившегося зверства стало открытие: Металл способен отращивать свои конечности, словно ящерица хвост, вот только новая конечность будет цвета того металла, которым является сам Металл. Всем ли представителям металлической расы доступна роскошь подобной регенерации – совершенно неизвестно, однако у Данко отлично получилось: его осмиевая рука ничем не хуже той, что у него была изначально. Повезло, что осмий не радиоактивен. Когда же парень упомянул о том, что осмий, как и вольфрам, практически не плавятся, я решила не представлять, через что этим Металлам пришлось пройти, чтобы в конечном итоге выбороть свой шанс на новую жизнь, которую они вместе решили начать в этих лесах задолго до того, как Титан привёл меня сюда по их примеру…

Мне не стоило труда понять простую истину: Данко много чего может рассказать интересного. Например, о том, как год назад они зимовали в компании медведя-шатуна; о подходящих слишком близко к сараям волках; об урожаях – в огородах, теплицах, в садах и на засеянных им с Добромиром просторах; о заготовке запасов пропитания; о секретных ингредиентах пирогов Купавы; о стиле росписи на глиняных горшках Лады; об универсальных зубных щётках; о методах сбережения тканей; об истории плюща, обвивающего столпы вольфрамовых качелей; об арбузах и сохранении их семян; о производстве домашнего мыла и даже шампуня; о своём винном подвале, в котором можно найти далеко не только вино… Кажется, что одной человеческой жизни не хватит, чтобы выслушать всё, что есть в голове этого пытливого Металла, а потому, начиная слушать живописные и поражающие глубиной мысли истории Данко, достаточно скоро начинаешь осознавать, что в человеческом понимании в таком “вечно включенном режиме” невозможно жить, в результате чего на каком-то подсознательном уровне начинаешь улавливать особый вид разворачивающегося на твоих глазах информационного потока – о том, что рассказчик не является человеком… От мистического оттенка этой мысли по коже порой разбегаются мурашки, будто я на секунду забываю о том, что я такая же, как он – человек лишь в своём прошлом. Вспоминая же о собственной сущности, сразу же становится неудивительно оттого, что мы действительно можем не спать неделями и даже месяцами напролёт: нам просто некогда – мы слишком заняты жизнью.

Глава 13

Я стою в высокой траве пожухлого поля и смотрю на чёрную стену Тёмного Леса: между стволов деревьев мелькают полупрозрачные силуэты… Чудовища растерзали всех, кто вошёл в их владения. Всех, кроме меня. Я снова осталась в кромешном одиночестве. Джекки прибудет в Паддок нескоро… Мне нужно выжить, чтобы помочь выжить ей… Поэтому мне снова нужно зайти в Тёмный Лес… Но я не хочу. Нет, я не пойду туда больше…

Стоит мне принять это решение, и чудовища сами начинают выходить из леса на поле. Но как?! Ведь прежде они не могли пересекать невидимую черту!

Я поднимаю руку с луком и, не целясь, выпускаю стрелу в ближайшего Люминисцена, зная, что не промахнусь, и в результате попадаю ровно в цель… Но… На месте поражённого Люминисцена внезапно оказывается Титан. Он пришёл за мной, а я убила его своей титановой стрелой!

Ужас накрывает меня с головой, я отбрасываю в разные стороны лук и последнюю оставшуюся у меня стрелу, бегу к Титану на полной скорости, но расстояние не сокращается! Он начинает заваливаться на спину, и от осознания того, что я не успею его поймать, я срываюсь на отчаянный крик…

– Эй!.. Тринидад… Эй… – голос Тристана обеспокоен, но я уже понимаю, что он реален, а всё то, что я только что увидела – бред.

– Снова кричала во сне? – уже зная ответ на этот вопрос, я медленно открываю глаза и разжимаю пальцы, неконтролируемо сжавшие смятую простынь.

Он гладит моё плечо и шёпотом уточняет:

– Конкур?

– Паддок…

– Ты проспала меньше часа… Когда уже он начнёт действовать? – с этими словами он трогает привязанное к опоре изголовья кровати плетёное рукоделие в форме восьмиконечной звезды, весьма отдалённо напоминающее ловца снов. Подарок Лады, сотворённый её умелыми руками и доброй душой специально для охраны моего сна.

– Может быть, людям и помогает… – я умолкаю, не договорив слова “но я не человек”.

Металлы спят редко, зато металлические сны настолько яркие и правдоподобные, что их бывает очень сложно отличить от реальности.

– Я ещё немного полежу.

– Хорошо…

Поцеловав меня в плечо, он покидает кровать, и я уже знаю, каково его намерение: завтрак в постель – его фишка, которую он подхватил со дня моего рождения. После ночей, в которые я сплю и которые неизменно заканчиваются криками, вызываемыми кошмарами, передо мной всегда возникает поднос с чем-нибудь сладким…

Сегодня я не хочу завтракать в постели. А потому специально не дожидаюсь подношения: покинув кровать, надеваю домашний комплект одежды и спускаюсь на первый этаж. По пути беру с подоконника наполненную мной накануне лейку на два литра и поливаю горшки с цветами. Естественно, живые цветы к нам перекочевали в качестве даров от старших Металлов. Я бы не взяла на себя ответственность за любого рода живых существ, даже за цветы, но Тристан так старается создать для меня уютный дом, что решил не ограничиваться одним лишь живым огнём в камине, и вот у нас уже дюжина расписных горшков Лады с растениями Купавы, я поливаю цветы раз в неделю и, кажется, они не собираются вянуть – надо же!

Ещё не зайдя в кухонную зону, я знаю, каким сегодня будет утреннее меню: пицца, домашнее мороженое и ассорти из выращенных в теплицах Купавы гибридов клубники, голубики и ежевики. Накануне мы ели суши и пили слабоалкогольные коктейли со льдом. Все блюда готовит Тристан, используя чердачные припасы или свежепойманные/выращенные продукты, и прибегая к древней книге рецептов 2024-го года выпуска. Что Тристан действительно умеет в готовке, так это сочетать сложные вкусы и ловко заменять ингредиенты.

Стоит мне приблизиться к повару, только поставившему пиццу на огонь, как он сразу же протягивает в моём направлении свежую клубнику. Я с улыбкой принимаю её зубами, чуть целуя его пальцы, на что он моментально реагирует позывом поцеловать меня в губы, но мой взгляд цепляется за незнакомый красный конверт с сургучной печатью, лежащий на барном столе, и я непроизвольно отстраняюсь…

– Что это? – я спрашиваю, уже взяв конверт и зная ответ на свой вопрос благодаря подписи…

– Письмо тебе. От Джекки.

– Но… Как?! – я не верю своим глазам.

– Похоже, Рудник освоил птичью почту… Только я так и не понял, что за птица его принесла… Серая такая, с сизой грудкой…

– Где же она? – я начала быстро оглядываться по сторонам, желая увидеть эту чудо-птицу.

– Улетела. Я только и успел, что снять с её спины послание…

Я сразу же разочарованно поджала губы – упущенный шанс отправить ответ! – но в этот момент в окно как будто что-то заскреблось. Посмотрев через плечо, я увидела птицу размером с голубя и со странной сумо́й на спине! Тристан отправился впускать её в дом через форточку, впустил и по итогу занялся её поимкой уже в пределах дома. Я же, разрываясь от нетерпения, отправилась в свой кабинет-библиотеку, чтобы поскорее уединиться и наконец прочесть заветное послание…

“Приветствую, Дикая из чешских лесов!

Это пробное письмо. Беорегард утверждает, что оно может дойти до адресата, но что-то мне особенно не верится… Однако, попытка не пытка, сама знаешь. Пытка – это терпеть твою компанию под каким-нибудь изолирующим от внешнего мира куполом. Интересно, ты там уже воешь на луну от скуки? Мне вот в Руднике скучать не приходится: сутками напролёт в движении. Я, знаешь ли, слишком долго прожила в добровольной изоляции, так что, быть может, поэтому мне сейчас так нравится Рудник, и уединения я совсем не ищу. Подстёгивает мысль о том, что в любой момент всё может рухнуть в тартарары: сегодняшняя Канада – завтрашний полигон выживания; сегодняшний Подгорный город – завтрашняя замкнутая ловушка; сегодняшний Рудник – завтрашний… Всё что угодно. Решила окончательно: пока в этом месте есть люди, остро нуждающиеся в моей помощи, я отсюда не сдвинусь. Да и друзья здесь, понимаешь ли, завелись – спасибо одной чокнутой… Тебя очень не хватает.

Угроза со стороны Дилениума будто бы нарастает – послание от Платины. Если будет бомбардировка – Металлы выживут, знаешь ведь. Но выживание людей всё ещё зависит от непроверенной прочности силового поля Титана.

Надеюсь, тебе там достаточно скучно, чтобы ты уже начала думать о своём возвращении в Рудник…

Твоя Неуязвимая Джекки К.

Дата отправления: 27.04.2109.”

Мой взгляд сразу же метнулся на настольный деревянный календарь ручной работы Добромира. Письмо дошло всего лишь за четыре дня! Это ведь отличная скорость!

Я сразу же хватаюсь за чистый лист бумаги и чернильную чёрную ручку. Чернила, бумага и карандаши – запасы, которых у нас в дефиците, но мы планируем исправить этот нюанс ещё до начала лета: всего-то стоит в майском походе в долину уделить внимание канцелярским отделам заброшенных супермаркетов. Интересно, сколько ещё пройдёт времени, прежде чем Металлы восстановят цивилизацию настолько, чтобы люди вновь смогли производить продукцию вроде пишущих средств, текстиля и консервов… Возможно ли вообще восстановить столь колоссальную потерю?..

“Приветствую, Неуязвимая Джекки К.

Ты умудряешься доставать меня и в дремучих дебрях…

Пока Беорегард с Теоной в обоюдном и оттого ещё более прекрасном порыве борются за сохранения человеческой расы, может показаться, что я и Тристан эгоистично живём в своё удовольствие. На самом деле, быть может, так оно и есть – как минимум я чувствую именно это, но… Ещё я чувствую, что данный период необходим, и не только нам: отойдя в сторону, мы наращиваем свой потенциал, черпаем силы извне и из погружений в себя… Пока ещё не знаю для чего, но знаю: я здесь, а ты там не просто так. Вообще ничто не случайность, если уж впадать в философские размышления…

Надеюсь, однажды тебе там станет достаточно скучно, чтобы тобой начало овладевать желание принять моё предложение стать нашей чокнутой соседкой. Приезжай. Мы вместе построим тебе дом.

Дикая.

Дата отправления: 30.04.2109.”

***

Парикмахерское дело – не моя стезя. Откровенно говоря, я совсем не в восторге оттого, что у меня самой ногти и волосы растут с дикой скоростью: за неделю – полсантиметра длины ногтей; за месяц – десять сантиметров волос. Не самый худший минус, который достался мне с металлической жизнью, но вот стричь Тристана я не люблю. У него, как и у всех Металлов, красивые, густые волосы – такие жаль остригать… И тем не менее, приходится напоминать ему бриться и откликаться на его просьбы в помощи с причёской.

И вот очередной вечер при свечах: я, он и щёлканье титановых ножниц…

– Пять дней прошло… Моё письмо уже должно было дойти, если птица не сбилась с курса, её не настигла буря или хищник…

– Ничего, скоро будет проще, – мой Титан едва уловимо вздыхает и ведёт плечами.

– Скоро?

– Данко говорит, что при помощи тех столбов силового поля, что мы принесли для охраны нашего дома, он сможет добыть не только бесперебойный источник питания электроэнергии, но и настроить дальнобойную радиосвязь. Считай, получим телефон… – он ухмыльнулся, и я снова щёлкнула ножницами.

Телефон – роскошь Павшего Мира. Роскошь, которую я не застала… Порой мне немного досадно оттого, что люди, старше меня всего лишь на пять-десять лет, знают о Павшем Мире столько, сколько мне не расскажет ни одна энциклопедия. Они видели мобильные телефоны, вроде тех, какие есть у Металлов Рудника, только работающие по всему миру; видели свободно летающие самолёты; видели невероятные курорты и экзотические шоу, и восхитительные театры, и блестящие концерты, и необъятный космос им был доступен… Я была слишком мала, когда на землю обрушилась Сталь, родилась в лесу, который не покидала на протяжении всего своего младенчества. Как итог: практически все мои знания о Павшем Мире родом из энциклопедий и рассказов знающих людей.

– Как ты обратился? – вопрос возник в моей голове и сорвался с моих уст внезапно. Просто я вдруг поняла, что мы никогда не говорили об этом… Он стал Титаном на пути к Руднику, прямую вакцину в сердце ему вколола Теона, но… Как это было? Надо же… Я до сих пор не знаю.

Тристан встал со стула и подошёл к своему рабочему столу, а я отложила ножницы: моя часть сделана – уборка за ним.

Он вытащил из незапертой верхней полки стола один из своих пухлых блокнотов в переплёте из кожзама и протянул его мне. О том, что он с переменным энтузиазмом пишет мемуары и ведёт дневники, мне известно – он делает записи бессонными ночами, – но я ими никогда не интересовалась: в конце концов, это его внутренний мир, его личное пространство и просто его территория.

– Это мой первый дневник. Здесь воспоминания о моём обращении в Титан. Первая запись за август две тысячи девяносто четвёртого года. В принципе, можешь читать любой из дневников, когда захочешь. В них содержится много нелицеприятного обо мне, описаны многие мои ошибки, но эти знания могут помочь тебе в понимании меня, а я не против быть понятым, особенно тобой, – с этими словами он коснулся пальцами моего подбородка, после чего поцеловал в губы.

Я дождалась, когда он приберётся после стрижки, и, когда осталась наедине с собой, открыла дневник на августе 2094-го года. Отдельные фразы врезались в глаза:

“…Теона приехала встретить меня со Спиро. Стоило мне её увидеть, как чувство влюблённости с новой силой застелило мои глаза…

Менее чем через час мы спасались от Барнабаса Литтла, отца Клэр, обратившегося в Блуждающего… “.

“…Мы случайно подобрали женщину… У нас не было выбора: нам пришлось позволить сесть ей в автомобиль, чтобы самим спастись от погони Блуждающих. Она была укушена, но мы поняли это слишком поздно…

Теона вырвала заражённую из салона нашего автомобиля, при этом нечаянно разбив её нос об открытую дверцу. Однако Блуждающая оказалась сильнее Теоны и гораздо агрессивнее. Развернувшись к Теоне всем телом, Блуждающая бросилась на неё, желая вцепиться в её глотку, но я успел напасть на безумную сзади. Блуждающая толкнула Теону и та упала на землю, и в испуге попятилась назад на руках. Я опасался, чтобы заражённая кровь не попала на Теону… Тем временем Блуждающая развернулась ко мне, я же бросился бежать в противоположную от неё сторону. Вскочив на ноги, Теона поспешила к прицепу, чтобы вооружиться ломом, который видела там, когда выгружала труп Розы. 

Испуганные Спиро с Клэр сидели в машине, Спиро успел закрыть все двери – от этого было легче. Я побежал обратно к машине, навстречу Теоне, которая уже схватила лом, но Блуждающая вдруг ускорилась, и я понял, что расстояние между нами начинает слишком быстро сокращаться.Спрыгнув с прицепа с ломом в руках, Теона бросилась мне навстречу… Когда Блуждающая приблизилась ко мне слишком близко, Теона закричала мне, чтобы я резко повернул влево, и я повернул… Но заражённая не менее резко сориентировалась, не упустив ни секунды… При этом она открыла перед Теоной свой незащищённый тыл… Замахнувшись ломом, Теона одним ударом справа снесла её голову… В буквальном смысле… Я услышал отчётливый хруст кости. Бордовая жидкость с примесью густого серого вещества брызнула из белокурого черепа неудержимым фонтаном… Этот фонтан из крови и мозга не задел Теону, но задел меня… Заражённая завалилась на бок, словно срубленное дерево… Её непослушное тело продолжило конвульсивно биться об асфальт… 

Теона опоздала буквально на секунду. Блуждающая успела укусить меня: на моём правом запястье зияла глубокая кровавая рана в виде рваного полумесяца… Рана в виде идеально ровной человеческой челюсти… 

Слёзы Теоны разрывали моё грохочущее сердце напополам. Прежде чем я сказал ей уезжать, я сказал… Что люблю её. Сказал, что она была первой и станет последней девушкой, которую я любил…

Я стоял посреди дороги… Она должна была уехать, оставив меня, однако решила по-другому… Ушла, но вернулась… Теона ходила за вакциной, но я не знал об этом…

Она смотрела мне в глаза… Она сказала “прости” перед тем, как пронзила моё сердце иглой… Она не предупредила меня о том, что именно собирается сделать. Она не знала, чего ждать, но надеялась… Не представляю, что ей пришлось пережить в эти секунды…

Если бы Теона не поступила так, как поступила, если бы та Блуждающая не укусила меня, если бы мы изначально находились в безопасности Рудника и не спасались бегством через Европу – миллионы вариантов “если бы”, – я бы не стал тем, кем являюсь сейчас – Титаном. Металлов Рудника вообще не было бы, если бы не те первые часы Стали, которые мы пережили вместе: я, Теона, Спиро, Клэр и позже присоединившаяся к нам Тринидад…”.

“…Своё обращение в Металл я не забуду никогда: ощущение, словно тело погружается в лавину, которая не способна расплавить тебя, но способна причинить тебе такую боль, которая слабого духом может в считанные минуты довести до сумасшествия…”.

Я резко закрыла дневник, подошла к столу и положила блокнот в верхнюю полку. Но моё внимание сразу же привлёк дневник в белом переплёте, на котором было чёрными чернилами выведено всего лишь одно звучное слово: “Камчатка”. Важный отрезок истории, о которой мне известно меньше всего…

Я взяла этот дневник в руки и открыла его наугад, почти в самом конце…

“01.02.2099г.

…Полеля Чарова заставляла меня сомневаться. Нет, я не был влюблён, но я чувствовал, что со временем испытываемая мной эмоция может обратиться именно во влюблённость, а после и во что-то большее, и даже невообразимое. Она совсем не походила на Теону, о которой я всё ещё страдал и которую лишь недавно начал отпускать из своего сердца. Полеля была совсем другой. Не дерзость, но смирение, не смелость, но робость… Я опасался слишком пристально всматриваться в неё, чтобы однажды не соблазниться этой кристальной чистотой…

Я не успел спасти её от последствий своих действий. Эта мысль гнетёт меня. Если бы я не вмешался в жизнь Замка или если бы всё же вмешался, но по итогу смог уберечь её – как бы сложилась моя жизнь? Кем бы я был и была бы она рядом со мной?..”

Больше его дневники я не читала. И только этим же вечером спросила, сколь многих он любил до того, как полюбил меня. Ответом было: “Растворившихся влюблённостей было две. Настоящая любовь случилась только одна – ты”.

Я в своей жизни была влюблена и любила лишь один раз, всё только с одним человеком, и сразу же прыгнула в этот омут с головой. Прыжок веры в то, что дно избранного мной омута не причинит мне вреда. И вот… Я не просто зациклена – я одна из двух неразлучников.

Глава 14

В низине, на левом берегу озера, у заросшего мхом подножия величественной горы укрыта лапами вековых елей просторная пещера с высоким сводом. Единственный узкий проход в неё прикрывается неказистой самодельной дверью из тёсаных осиновых досок. В этой пещере первое время – время до возведения первого металлического дома, – жили пришедшие на эту землю Металлы, так что данное место с тех пор и до этого времени находится в ухоженном состоянии: песчаный пол застелен персидскими коврами, на разной высоте под потолком развешаны разнообразные подвески – из цветного стекла, из дерева, из металлов, – в тайных щелях припрятаны запасы свечей, зажигалок, кремня и сухих дров. Теперь тут изредка уединяемся только я и Титан – остальные предпочитают домашний уют. Тайное логово пропитано магической атмосферой, которая особенно хорошо улавливается ночами: когда горит живой огонь, чувство принадлежности к диким, пещерным предкам, населявшим землю ещё до нашей эры, кажется почти осязаемым.

Прошедшую ночь мы с Тристаном провели в пещере. Наслаждались треском объятых пламенем сухих веток, слушали диковинные песни невидимых птиц и завывания рыскающих в лесу ночных хищников, вели разговоры о Руднике и общих друзьях, занимались любовью…

Утром отправились на конную прогулку. Добромир обычно на рассвете выгоняет лошадей в загон, так что он только рад, когда кто-то из Металлов берёт этих могучих животных ради более ощутимых для их организмов выгулов. Тристан обыкновенно седлает вороного жеребца с тавром в виде креста, а я предпочитаю бойкую кобылу, признающую только Добромира и меня.

Маршрут обыкновенен: от нашего дома вниз с горы до столба, обвитого вьюном и держащим на себе резную табличку, надпись на которой гласит: “Здесь начинается заповедник…”. Название заповедника валяется рухнувшим в кусты prunus spinosa – колючего тёрна с мелкими синими плодами. Добравшись до этого места, мы сразу же привычно разворачиваемся и берём обратный курс на дом – ещё час прогулки в тишине.

Сегодня я снова проснулась от кошмара: на сей раз, Люминисцен рвал Джекки. Сон жуткий в своей красочности… Тристан беспокоится из-за моих сонных криков, но просыпаться по-другому я, кажется, не могу, или пока ещё не научилась… Накануне он спрашивал, не скучно ли мне жить здесь, а с утра спросил, может ли он как-то облегчить мои кошмары. На оба вопроса я ответила однозначным “нет”.

Тристан переживает. Он хочет, чтобы мне было с ним хорошо, а быть может и весело – только позавчера мы вместе прыгали с водопада, – и, кажется, сомневается если не в моём счастье, тогда в его градусе. Лучшее, что в сложившейся ситуации мы могли бы сделать – это поговорить по душам. Тогда он узнал бы, что дело не в скуке, а в том, о чём он молчит, а я наконец узнала бы, чем именно вызвано его молчание… Но… Он продолжает молчать. А я не хочу толкать его. Потому что не хочу подрывать его силу своей. И потому предпочитаю, чтобы он двигался самостоятельно. Но время идёт, а он всё стоит и стоит… И вот мне уже как будто бы и вправду вот-вот наскучит, и я зевну, и погружусь в дрёму, а там… Очередной кошмар, который разбудит меня моим собственным, несдержанным криком.

***

Вопль был настолько пронзительным, что я едва не выронила глину из своих рук: голос принадлежал Купаве!

На металлической скорости я вылетела из своего дома и, на бегу вытерев остатки глины на руках о хозяйственное полотенце, отбросила материю в сторону, в кусты, даже не задумываясь об этом действии…

Я была не первой явившейся на устрашающий зов – Лада уже стояла рядом с рыдающей навзрыд Купавой… Никогда до и никогда после я не видела эту женщину плачущей… Её слёзы внезапно сбили меня с толку. Прежде чем я успела что-либо сказать или предпринять, Лада, бледная, словно приведение, обернулась в мою сторону и произнесла:

– Душана пропала!

Моё сердце мгновенно рухнуло вниз, в похолодевшие пятки… Нет…

Нет-нет-нет! Этого не может быть! Мы здесь одни! Никто не посмел бы… Никто не сумел бы!

…То, что произошло с Теей, не может повториться с Душаной…

…И снова я рядом…

Я на металлической скорости влетела в дом. Сразу же бросилась в детскую спальню – колыбель пуста! Быстро по всем комнатам… Пусто-пусто-пусто… Пусто!

Отсутствие постороннего запаха…

На улицу… Данко уже здесь!

В кусты… На гору… Слух и зрение на максимум… Никаких следов… Никаких звуков! Ни одного намёка…Точь-в-точь повтор ситуации с Теей!

Титан и Вольфрам прибыли одновременно… Я едва с горы не свалилась, увидев Душану на руках у её отца…

Оказалось, Добромир пришёл домой и, застав Купаву спящей, а дочь проснувшейся, забрал ребёнка с собой, решив дать выспаться жене, неустанно бодрствовавшей весь последний месяц.

…Всё обошлось. Просто лёгкий шок. Просто Купаве снился кошмар, в котором она не смогла предотвратить кражу Теи, не смогла помочь Теоне и Беорегарду, – её кошмар – моя жизнь, – а когда она очнулась ото сна, Душаны не оказалось в колыбели…

Существует ли в этом мире хотя бы один Металл, способный покидать царство снов без кошмаров?..

Я вернулась в наш дом к глине, но в этот день своё внутреннее спокойствие так и не смогла восстановить. В голове набатом звучала строчка из последнего письма, пришедшего мне от Джекки: “Уже весна на исходе – когда можно тебя ждать?”. И мой ответ: “Всегда”.

Забросив глину, я подтянула к себе деревянный сундук, до отказа заполненный запасами фотобумаги, и достала лежащий сверху фотоальбом. Фотоаппарат полароид в комплекте с фотобумагой – подарок от старших Металлов, презентованный мне в первый же день моего вхождения в их общество. За эти месяцы я успела оформить всего лишь – целый! – один фотоальбом: сто двадцать снимков. На всех фотокарточках запечатлено счастье Добромира, Купавы, Душаны, Данко и Лады… Больше всего фотографий я сделала с Тристаном – тридцать три снимка, на которых мой мужчина улыбчив, задумчив, раскрепощён или закрыт, и неописуемо красив… Всего лишь две “общие” фотографии: на одной вся наша компания сидит за праздничным столом в доме Добромира, и Купава ещё только готовится стать матерью – 17.12.2108, сорок второй день рождения Данко; на втором снимке все мы, включая малышку Душану, стоим на фоне нашего чешского леса, только тронутого весенними красками 2109-го года. Всего лишь одна фотография, на которой запечатлена я одна. И ни одной фотографии Теоны, Беорегарда, Кармелиты, Спиро, Клэр, Джекки и Конана…

…Неужели начинается? Но ведь я ещё и года не прожила здесь…

***

– У меня для тебя кое-что есть, – с этими словами Тристан ворвался в мои вечерние размышления у камина о том, смогу ли я когда-нибудь остепениться или всё же мне это не дано, и это при том, что я в восторге от уединения, от местной природы, от своей пары…

– Что это? – поймав на лету пузырёк из непрозрачного тёмно-синего стекла, хмыкаю я, не покидая своего кресла.

– Обработанный яд Блуждающего, – он пожал плечами, и мои брови от услышанного слегка взметнулись. – Данко поделился своими запасами…

– Не хочу представлять, каким образом эта “ценность” добывается. Объяснишь, зачем?

– Металл, регулярно употребляющий яд Блуждающего, со временем становится устойчив к его воздействию. Но…

– Но?

– Есть определённые нюансы, – он ухмыльнулся.

– Договаривай, – я ухмыльнулась в ответ.

– Для Металлов яд Блуждающих вроде наркотика. Считай, как героин для человека, только без привыкания. Передозировка чревата отключением сознания и последующим ослаблением, но последствия не фатальны. Чем чаще употребляешь – тем выше становится доза: у всего есть границы.

– Какая граница у тебя?

Он продемонстрировал мне два похожих флакончика, оба на двадцать миллилитров:

– Сорок пять миллилитров – моя граница, но сегодня у меня в распоряжении сорок. Я доберу из твоей порции…

– То есть, двадцать миллилитров для меня много?

– Тебе хватит пятнадцати.

– Значит, полезно для иммунитета… Для выработки антител, – я снова криво ухмыльнулась.

– И, конечно, для кайфа, – поймав мой взгляд, он уточнил серьёзным тоном: – Без привыкания, красавица моя. Просто насладимся моментом.

Мы вылили яд в свои бокалы, смешав его с обыкновенной водой. На вкус оказалась жгучая горечь, но сморщить нос заставили скорее мысли о способах добычи этого злачного продукта, нежели его вкус. Скоро Данко придумает капсульный метод фасовки – станет проще…

Стоило мне осушить свою порцию, как меня сразу же накрыло: кровь будто вскипела, перед глазами помутнело, но… Это было совсем не похоже на болезненную реакцию… Скорее… На возбуждение… Не сексуальное, но… Стоило мне только подумать о возбуждении, как Тристан сзади прижал меня к столу и его рука мгновенно оказалась между моих ног – моя рука одновременно схватила его за шею…

Дальше происходило что-то слабо поддающееся описанию, что связано с определённой долей помутнения моего рассудка. Мы занимались диким сексом: сначала в кабинете, затем переместились в спальню, где в итоге проломили кровать… Оргазмы накрывали, мысли путались, я не отдавала себе отчёта, и он тоже не контролировал себя, потому как пару раз сделал мне больно, совершенно не заметив этого… Не могу сказать наверняка, сколько эта дикость продлилась, но я определённо точно никогда прежде так не кричала во время секса. Остаётся надеяться на то, что наши соседи в итоге ничего не услышали, иначе они всерьёз могли бы счесть, что в эти часы мы занимались не любовью, а истязанием друг друга…

Было… Здорово…

Мы остановились примерно за час до рассвета. Я всё никак не могла восстановить дыхание, взять под контроль темп своего пульса, и это ощущалось странно… Когда же наконец моё тело начало успокаиваться, Тристан, гладящий кожу моего правого плеча горячими кончиками своих пальцев, вдруг прошептал:

– Ты не собираешься засыпать… Почему?

– Не сегодня, – коротко отзываюсь я, не желая говорить о том, что не хочу давать волю сну лишь по причине нежелания очередной встречи с непрошенными кошмарами.

– Тогда давай займём тебя ещё на часа три-четыре, – он улыбнулся. – У меня есть ещё двадцать грамм.

– Двадцать грамм для тебя ничто.

– Главное, что для тебя это много.

– Нет уж, если опьянён один, значит, опьянён и второй.

– Я буду опьянён тобой…

– Я предпочитаю контролировать ситуацию.

– Ты мне не доверяешь?

Наши взгляды встретились:

– Тебе пора бы уже прекращать быть для меня только искушением. Это может надоесть.

– Даже если я надоем тебе, ты от меня уже никуда не денешься. Мы зацикленные неразлучники.

– Ты недооцениваешь меня? – мои глаза в этот момент наверняка выдали искру.

– Хочешь сказать, что смогла бы разорвать нашу связь, если бы захотела?

– Будь уверен: я могу всё. Поэтому важно то, что я хочу.

– И чего же ты хочешь?

– Я хочу быть с тобой… – я села, прикрывшись простыней, и провела пальцами сквозь свою густую шевелюру. – Секс был прекрасен. Но увлекаться ядом мы не будем.

– Благоразумная моя оторва, – он усмехнулся. – И всё равно тебе, как и мне, необходимо употреблять его: каплями, повышая дозы. Обдалбываться больше не будем – хватит и одного раза для ярких воспоминаний.

– Молодец, хороший мальчик, – я ухмыльнулась и похлопала его по плечу, на что он сразу же попытался схватить меня за талию, чтобы повалить назад на продавленный матрас, но я увернулась.

Я думала, что я уже успела выйти победительницей, но стоило мне встать на ноги, как он сразу же очутился прямо передо мной – сегодня он не хотел сдаваться без боя, и это при том, что мы меньше получаса назад закончили продолжительный раунд…

– Путешествие, – вдруг выдохнул он, приложив ладонь к моему лицу и приблизив ко мне свои губы.

– Что?

– Чтобы отвлечь тебя от твоих кошмаров, сменить обстановку, развеяться, позаниматься любовью в Диких Просторах… – он снял с меня простынь и прижался ко мне своим горячим телом. – Что скажешь, Трини? Только ты и я… На пляже, в воде… Где захочешь…

Я позволила ему соблазнить меня снова. И мы доломали кровать.

Глава 15

Лето-о-о… Я больше люблю осень, за её яркие краски, свежие ароматы и грустные песнопения птиц, отлетающих на юга, но в этом году в моё сердце запало именно лето.

Тристан не стал откладывать своё обещание о путешествии в долгий ящик: стоило наступить июню, как он сразу же схватился за меня и потащил за собой в сердце Диких Просторов. Стоило нам только выйти, как я сразу поняла, что путешествие – хорошее решение для нас обоих. Конечным пунктом назначения было выбрано Северное море – берег бывшей Дании, – но прежде Тристан решил сильно попетлять по павшей Европе: мы отправились во Францию, чтобы посетить Лувр, о котором зимой я прочла в раритетной энциклопедии 2018-го года. Несмотря на великое множество Блуждающих, Париж мне понравился: архитектура действительно оказалась сногсшибательной – особенно запомнилось, как во время оранжевого заката мы ели кислые и ещё не совсем спелые дикие яблоки, сидя на крыше древнего собора, рядом с должными устрашать, но выглядящими печальными гаргульями. Лувр – место, которое не забудется никогда: к концу пятого дня прогулок по замку и ночёвки в нём, я бегала по залам и закрывала все попадающиеся на моём пути двери, в надежде, что хотя бы таким не впечатляющим образом, быть может, смогу повлиять на сохранение всех местных чудес… Тристан рассказал о том, что Беорегард уже многое транспортировал из этого места в Рудник, но, конечно, речь шла лишь либо о десятках, либо о сотнях экземпляров произведений искусства – капля дождя в бездонном океане… Я потратила два дня, чтобы на металлической скорости забаррикадировать всё доступное моему глазу, чтобы вытравить Блуждающих из самых дальних залов, но, боюсь, этого всё равно может оказаться недостаточно… Сколько в мире таких мест, сколько неспасённого искусства – истории целых цивилизаций? Всего и всех не сохранить, и с этим нужно смириться, чтобы не сойти с ума.

После Лувра мы ещё два дня гуляли по Парижу, по его храмам, музеям, галереям – и везде я заботилась о закрытии дверей и окон, хотя и понимала, что мои действия похожи на борьбу с ветряными мельницами. Но всё же: вдруг вот эта одна дверь или вот эта одна закрытая форточка в итоге спасёт до определённого времени вот этот или вон тот кусочек прекрасного?.. Вдруг.

На выходе из Парижа Тристан нашёл роскошный автомобиль – спортивный жёлтый кабриолет с откидной крышей, работающий от солнечной энергии. На максимальной возможной скорости мы покинули на нём Францию и доехали до центра Германии, но в итоге нам пришлось с ним расстаться из-за встречи с толпой Блуждающих: спрятали драгоценность в лесном съезде и сразу же помчались дальше. Мимо нас в великолепных красках пролетали дикие леса, заброшенные поля, разрушенные города, мы ночевали под открытым небом или под покровом развалин, наслаждались звёздами или обстановкой давно покинутых домов… Замечательное было чувство: только я и Тристан, и никого больше – только мы вдвоём на целой планете…

В конце концов Тристан привёл меня туда, куда хотел: на песчаный пляж Северного моря, над которым на многие километры расстилался луг, представляющий из себя зелёный ковёр, украшенный буйством красок полевых цветов, стойко гнущихся и не ломающихся от сильных солёных ветров. Я не знала о том, что у Тристана, как и у всех старших Металлов, по всем Диким Просторам разбросаны своеобразные “временные” резиденции, которые они изредка наведывают в разные сезоны, так что домик, сложенный из серого камня задолго до Падения Старого Мира, и стоящий на самом берегу Северного моря, стал для меня приятным сюрпризом.

Дом был заперт на древний замок, массивный ключ от которого находился во владении у Тристана. Внутри обиталища нашлось всего две скромные комнатки: аскетичный уют без лишнего пафоса – то, что нужно для отдохновения души. Общая обстановка мне сразу же понравилась: вся мебель деревянная; в платяном шкафу и в комоде нашлось льняное постельное бельё, которое, впрочем, пришлось просушить; каминная полка уставлена старинными и сильно запыленными книгами; вся посуда медная – сразу видно, что здесь побывала Купава, – картины-тарелки с фермерскими и морскими сюжетами уместно развешаны на одной из двух побеленных стен; матерчатый гобелен с изображением морских коньков заменяет шторы на окнах – ручная работа Лады узнаётся невооружённым глазом, – ковры на каменных полах также знакомого исполнения… Соломенное кресло-качалка, на котором я нашла соломенную шляпку – особенно полюбились мне: кресло я сразу же вынесла на миниатюрную деревянную веранду, шляпку надела на голову и в итоге стала носить её каждый день, вплоть до нашего ухода из этого места…

Окна сразу нараспашку – проветрить всё порывистым ветром! – вода в кране есть, но только холодная, прямиком из скважины, а душ только летний, на улице, рядом с железными сушильными верёвками для белья, растянутыми между вбитыми в песок и высушенными временем деревянными столбами, посеревшими под натиском солёного воздуха. Дом построен предусмотрительно на случай шторма, с крепким фундаментом, а до самой воды, как для человека, далековато – триста метров, – но для Металла – пара секунд для пробежки, и вот ты уже стоишь по пояс в море, пусть и не в очень тёплом, но если ты Металл, температура воды тебе не столь важна. И кругом просторы необъятной, забытой, прекрасной природы, принадлежащей только себе и в эту секунду ещё тебе… Идеальное место для того, чтобы забыться. Или чтобы протрезветь.

Глава 16

Неподалёку, всего в километре на северо-запад от нашего летнего домика, лежит густой и кажущийся древним лес, но Тристан утверждает, что эти деревья не так стары, как это может казаться на первый взгляд: когда он был здесь в последний раз, данные дебри только начинали обретать взрослый вид.

Сегодня мы полдня провели в этом лесу: бегали вместе со стадом оленей; с упоением слушали переливчатые и загадочные трели неизвестных нам певчих птиц; взбирались на самые высокие деревья в желании осмотреть окрестности; в широком дупле молодого бука раздобыли немного дикого мёда – укусы пчёл всё равно что лёгкая щекотка, – который после ели на берегу моря, из рук друг друга – на языке ощущалась сладость, на зубах хрустел случайно попавшийся в медовую липкость белый пляжный песок… Этот мёд мне запомнится: чуть горчащая сладость, песок на зубах, преломляющийся луч вечернего солнца внутри упавшей на камень капли…

Мы занимались любовью позади дома, в высокой траве, с заката и до восхождения звёзд. Трава пахла терпко, в волосах запутались розовые лепестки полевых цветов… Ночью был звездопад – дюжина попыток загадать одно желание: не разочароваться в этой любви.

Следующий день был тёплым: солнце не палило благодаря огромным белоснежным кучевым облакам, плывущим с моря, ветер ушёл бродить в лес, вода стояла совсем спокойной. Мы впервые решили вдоволь поплавать, а не просто помочить ноги, лёжа на берегу.

О том, что Металлы отличные пловцы, я знала от Металлов Рудника – они не раз рассказывали о том, как отдыхали на озёрах в Диких Просторах, когда я, Клэр и Спиро ещё состояли на попечении у Кармелиты, и ход за стены Рудника нам был закрыт. Однако я не знала о том, что Металлы способны задерживать дыхание на целых полчаса. Тристан сказал, что они давно проводили эксперименты, в которых участвовали все известные мне Металлы, и у всех результат был одинаков: ровно тридцать минут – роскошь для освоения дайвинга или, к примеру, похода через серную долину.

Я жаждала узнать пределы возможностей своего нового тела. Начала со скорости, и хотя время не засекла, результат меня так же удивил, как порадовал: не меньше десяти километров от берега, скорость – вполовину от той, что на максимальной металлической мощности во время бега, усталость не просто не ощущается – мышцы требуют ещё…

Ныряние оказалось намного интереснее. Быстрое погружение возможно, но всё же заложенность ушей не очень приятна… Зрение видит сквозь темноту и даже достаёт до пределов малоосвещённых участков дна… Слух – вот что меня действительно сильно удивило. Сначала я не поняла, что именно услышала – треск, ультразвук, мощное эхо? – и даже слегка испугавшись, начала резко осматриваться по сторонам… Встретившись взглядом с плывущим рядом Тристаном, я глазами последовала в том направлении, в котором указывала его рука, и сначала вздрогнула всем телом, а затем пришла в неописуемый восторг от увиденного: кит! Это ведь настоящий кит, как из фильмов Павшего Мира! Такой гигант – больше двадцати метров! – и так близко к берегу – чудо!

Титан поплыл в его направлении первым, и я сразу же последовала за ним… Я боялась, что этот исполин может агрессивно отреагировать на нас, но, к увеличению моего удивления, он проявил к нам то же любопытство, что и мы к нему… Мы проплыли прямо у его глаз, заплыли под живот, коснулись его боковых плавников, и в итоге я руками зацепилась за плавник на его спине… Я не прилагала никаких усилий, только держалась за великана, и он уносил меня на себе… Восторг стеснял грудную клетку, но вскоре я поняла, что причина не в одном лишь восторге: предельное время задержки дыхания истекало – пора было прощаться со случайным попутчиком и как можно скорее всплывать на поверхность…

Стоило мне вынырнуть и сделать вдох полной грудью, как я сразу же закричала от переизбытка испытываемых позитивных эмоций. Кит всплыл неподалёку и пустил вверх белый фонтан воды… Я едва сдержалась, чтобы не закричать снова.

До берега мы добрались менее чем за пять минут. Поспешно обтёршись оставленным на берегу пляжным полотенцем, я на металлической скорости добралась до распахнутых дверей нашего домика и взяла с каминной полки старую, очень потрёпанную книгу в потёртой и выцветшей голубой обложке с названием: “Кого можно встретить в Северном море”. Тристан не знал, как именно назывался этот вид кита, но книга мне ответила: это был редкий гость данного ореола – финвал. Сегодня мы оба впервые в жизни увидели настоящего финвала! Моей радости не было предела: весь оставшийся день я, кажется, не ходила, а подпрыгивала при каждом шаге… Финвал! Какое красивое наименование! Какое чудесное создание!

И снова роскошь закатного времени: низкие пористые облака и беспокойные волны моря окрашены в ярко-оранжевый колор, солоноватый ветер развевает волосы, свежие моллюски на огне в исполнении Тристана и старое вино из подвала, необыкновенный кулон из ребристой ракушки на кожаной верёвочке, тайно сделанный и протянутый мне моим возлюбленным – я запечатлела всё это одним щелчком своего полароида и сразу же спрятала фотокарточку в голубую книгу, между страницами, рассказавшими мне о восхитительных финвалах…

Один из самых ярких и самых лучших закатов в моей жизни. Если бы можно было вернуться в любую точку прожитой мной жизни, я бы вернулась в этот момент.

***

Я увидела её в девятый день нашего безмятежного отдыха. Тристан снимал с железных сушильных верёвок трепыхающееся от сильного южного ветра просушенное бельё, и я смотрела в его направлении, возвращаясь с моря, в котором провела больше часа: выяснила, что для повторного ныряния после первой получасовой задержки дыхания достаточно подышать минуту – и снова можно нырять на следующие полчаса. Тристан выглядел кинематографично между бушующих белоснежных простыней, и я смотрела только на него, и думала о налипающем на ноги горячем песке, как вдруг моё периферическое зрение выхватило голубое пятно слева, на обрыве поля, примерно в десяти метрах от нашего дома. Резко повернув голову, я поняла, что вижу девочку лет десяти…

Она стояла, не шевелясь, её светлые волосы развевались на ветру в унисон с её голубым платьем, в правой руке она держала букет полевых цветов, а левой придерживала на голове соломенную шляпку – почти такую же, какая была у меня, только с голубой лентой, венчающейся скромным бантом у тульи…

Забыв о белье, Тристан вышел из-за дома и теперь смотрел в том же направлении, что и я… Почти сразу мы заметили и других людей: всего их было шестеро – двое взрослых и четыре ребёнка.

Мужчина был серьёзен, но черты его лица, особенно мимические морщинки у глаз, предательски выдавали врождённую доброту. Борода средней длины, волосы тёмные, но уже подёрнувшиеся первой сединой, глаза тёмно-серые, телосложение крепкое… На вид лет сорок. Женщина младше лет на пять: кареглазая блондинка, распущенные волосы длиной до лопаток, худенькая, но не чрезмерно, на пару дюймов ниже мужчины… Дети: два мальчика – лет двенадцать и восемь, – и две девочки – лет десять и года четыре – все разные, совершенно непохожие между собой: старший мальчик – кареглазый брюнет; младший – голубоглазый блондин; старшая девочка – черноглазая блондинка; младшая – зеленоглазая шатенка. У первого ястребиный нос, у второй курносый, у третьего римский, у четвёртой кнопкой… Только одна общая черта: все белокожие, хотя старший мальчик заметно более загорелый… Факт отсутствия родства налицо.

Мы поздоровались за руки с мужчиной и женщиной – почти забытый тип приветствия из Павшего Мира, который без лишних слов предложил незнакомец: должно быть, ему было лет двадцать пять, когда на его привычный мир обрушилась Сталь, его спутнице тогда могло быть лет двадцать, а сопровождающих их сейчас детей на тот момент и вовсе не было в помине…

Мы пригласили их в дом, и они, хотя и с осторожностью, но приняли наше приглашение – должно быть, смелости им придавало ружьё, висящее за спиной у мужчины: у остальных за спинами покоились лёгкие рюкзаки…

Я на скорую руку заварила чай – кипяток плюс сухоцвет, собранный на поле и высушенный мной неделей ранее, и кусочек сахара. Гости расположились за столом – только отец семейства остался стоять.

Дети обрадовались рафинированному сахару – чердачные запасы Купавы и Лады, найденные в сундуке рядом с парой бутылок вина.

– Давно в Диких Просторах мы не встречали чистых людей, – решил первым начать Тристан.

– Мы тоже, – первым отозвался мужчина. – Мы видели, как вы ныряли на глубину и появлялись на поверхности не менее чем через двадцать минут, а может, и более… Но у вас нет снаряжения. Как это возможно?

– Они просто русал и русалка, – скромно улыбнулась старшая девочка, и я улыбнулась ей в ответ, увидев в детских глазах неподдельное желание услышать подтверждение своей волшебной теории.

– Нет, мы не русалки, – не задумываясь развеял детские надежды Титан.

Он рассказал о том, кто мы такие. И даже продемонстрировал пару силовых “фокусов”. Поняв свою уязвимость перед нами, взрослые сначала напряглись, но потом, очевидно, доверились своей интуиции и расслабились…

Тристан рассказал им о Руднике: на тот случай, если вдруг они когда-то захотят искать спасение в одном из последних клочков уцелевшей цивилизации…

В ответ на откровенность Тристана мужчина решил отплатить той же монетой. Для начала представился сам и представил всех членов своей семьи: Альберт и Грете Беринг, Георг Нансен, Хенриетте Расмуссен, Хальфдан Кьер, Калла Беринг – все носители датских имён и фамилий, как я мысленно отметила. Только младшая девочка оказалась их родной дочерью, трое старших – от трёх разных пар, их бывших знакомых, пять лет назад одновременно павших жертвами Стали. Раньше они жили дружным сообществом в четыре семьи, но теперь они вшестером – всё, что осталось от их компании. Живут в пяти километрах вглубь леса, плюс ещё два километра до пляжа… В выживании сильно помогает одно-единственное ружьё и большие запасы патронов, впрочем, в большей массе оставшиеся в их доме. На море они выбрались впервые за последние четыре года – не покидали лесной дом с момента рождения Каллы. Утверждают, что именно в этих краях – и в лесах, и на берегах, – Блуждающих очень мало: городов вблизи нет, потому Блуждающим здесь неоткуда взяться, хотя, конечно, бывают случайные “прохожие”. Их основные источники питания: речная рыбалка, мелкокалиберная охота силками, разведение овец – сейчас у них дюжина, – и держание курятника – десяток птиц. Зимы в этих краях будто бы не суровые – в этом году случился максимальный минимум в минус пять градусов, – и малоснежные.

Когда Тристан спросил, как же они обходятся без компании других людей, Альберт рассказал о том, что есть и “другие” люди: семейная пара, живущая в трёх километрах от них, в просторном егерском доме, и у этой пары также четверо детей похожего возраста – двое мальчишек своих и две приёмные девочки. Они, бывает, встречаются раз в пару месяцев – обязательно перед зимой и после зимы, – общаются, ведут обмен припасов, делятся информацией… Я сразу же представила, с каким интересом Грете будет рассказывать своей подруге о нас, непонятных людях-мутантах, и с каким интересом та будет слушать, округлив глаза и чуть приоткрыв рот… Жить в лесах дикарём – из компании только муж и дети, и лес-лес-лес, – как в таком режиме не сойти с ума? Однако представшая пред нашим взором семья здорова не только физически – их аура говорит о том, что они любят друг друга, берегут и… Они счастливы быть вместе: только они и никого больше… Ясно, что это не навсегда: пройдёт пять-десять-пятьдесят лет, и всё изменится, но сегодня они есть друг у друга – они цельное сообщество. Семья, которая вышла из леса, чтобы увидеть море, чтобы организовать для себя и навсегда запомнить настоящий, счастливый, наполненный солнечным светом пикник…

Дети с любопытством рассматривали обстановку дома. Внимание всех четырёх больше всего привлекла каминная полка, уставленная книгами, рядом с которыми стояло в простенькой деревянной рамке за тонким стеклом сделанное мной фото, на котором я с Тристаном обнимаемся на фоне покрытого белыми волнами моря… У меня в запасе оставалось ещё десять кадров. В итоге я сделала шесть похожих фотографий – улыбающаяся семья Беринг на фоне летнего моря, – и раздала каждому по одному экземпляру, не подозревая, что каждый снимок каждый из этих людей пронесёт через всю свою жизнь, как одно из лучших воспоминаний о своей необыкновенной семье. Помимо снимков, я подарила им книги: взрослым сборники классических романов девятнадцатого века, детям энциклопедии, и лишь малышке Калле достался большой том сказок – единственный, что был в скромной коллекции, когда-то бережно составленной Данко. Я не сомневалась в том, что Данко будет рад узнать, что эти книги не будут поглощены забвением – их будут читать и перечитывать, им будут рады ещё многие человеческие умы…

Семья уходила дальше – на юго-запад, где у них располагался знакомый им, морской домик… Мы смотрели им вслед, пока их спины не превратились в мелкие точки, скрывшиеся за поросшими высокой травой оврагами. Пока мы наблюдали за ними, я, не осознавая того, что говорю вслух, задалась вопросом:

– Стоит ли заводить детей в таком мире?

Тристан ответил однозначно, и я сразу же поняла, что произнесла свою мысль вслух…

– Конечно стоит! Ведь дети и есть вся надежда на то, что человечество ещё может существовать на этой планете.

Я задумалась… Не столько о человечестве, сколько о том, что будет, если человечество всё же не вымрет окончательно и бесповоротно, а Металлы продолжат размножаться: смогут ли два могущественных вида сосуществовать в мире и гармонии друг с другом? Быть может, есть вещи, о которых не стоит задумываться, чтобы не возжелать предотвратить то, что предотвращению не подлежит.

Семья людей скрылась на юго-западе, и больше мы их не видели: или они на обратном пути предпочли обойти нас стороной, или мы ушли раньше.

Глава 17

Ребристые ракушки и гладкие камушки, живописные рассветы и ярко-оранжевые закаты, тёплые дни и звёздные ночи – калейдоскоп моих воспоминаний о чудесном, коротком промежутке моей жизни, проведённом на Северном море вместе с Титаном. Мы почти ничего не ели – чувство голода напрочь стерлось из той части моей памяти, которая ещё не так давно принадлежала моей человеческой сути, – и я запомню это так же, как и то, как однажды на чёрной чугунной сковороде Тристан поджарил для нас орехи: те, что не сгорели дотла, упали в песок – уцелел только один, с улыбкой преподнесённый в мои руки… Прекрасное время, нагнетающее необъяснимую, щемящую в грудной клетке тоску: будто смотришь на закат, зная, что больше такого не случится, что это твой единственный шанс увидеть именно эти краски…

Днём мы занимались любовью на пляже, в тени тонкоствольных клёнов, растущих дружным семейством вдали от леса. Приняв уличный душ и вернувшись домой, я позволила себе погрузиться в сон: секс всё ещё лучшее снотворное средство, так что я решила в этот раз воспользоваться возможностью снять напряжение.

Лишь стоило мне сомкнуть глаза, как сны сразу же нахлынули на моё неуёмное сознание бурной рекой давно пережитых эмоций. В первой картине я всё ещё оставалась человеком и шла через Дикие Просторы в компании Титана: я готовила для него чай на костре, который после он назовёт самым вкусным в своей металлической жизни. Уже скоро он признался в том, что подглядывал за тем, как я принимала ванну в горячем источнике, и сказал, что, когда я стану Металлом, я сама убежусь в том, насколько хорошо металлическое зрение, потому как порой тоже буду подглядывать за ним… Во сне я задумалась и вспомнила, что это предсказание и вправду свершилось: порой я тайком наблюдаю за своим избранником – когда он читает или задумчив, или трудится над обработкой древесины, – и тайно улыбаюсь чувству, говорящему мне о силе моей безумной влюблённости.

В первую картину сна внезапно врывается образ Джекки… И сразу же всё сновидение летит в тартарары. Мы снова вместе, снова в Паддоке и снова в Конкуре, но на сей раз я никого не спасла… Яр пронзил кинжалом укушенную Блуждающим Джекки, я пронзила стрелой Яра… И скоро осталась совсем одна во всём мире: меня даже убить некому! Джекки лежит у моих ног отчего-то голая, её белоснежная кожа окровавленна – у неё на спине, в области лопаток, багровеют два странных рваных шрама, будто когда-то у неё были крылья, которые зверски вырвали из её спины, и я знаю, что именно это событие, а вовсе не кинжал Яра, убило дорогую моему сердцу подругу…

Ещё до того, как я резко распахнула глаза, я услышала собственный крик… Не прошло и трёх секунд, как Тристан вбежал в дом с улицы и оказался на пороге гостиной – я заснула на софе, решив не идти в спальню… Комната, к моему удивлению, в этот момент оказалась освещена ярко-красно-оранжевым светом: редчайший, “кровавый” закат стремился к своему завершению. Значит, я проспала бо́льшую часть второй половины дня и почти весь вечер.

Пока я, в попытке развеять остатки кошмарного сновидения, беспокоила корни своих волос пальцами левой руки, мой Металл приблизился ко мне и, сев на пол, рядом с моим правым бедром, коснулся моего сжатого и спокойно лежащего правого кулака… Немедля, я села, не спуская ног на пол и сразу же увидела в распахнутом настежь окне чудо: зарево ещё не затухло, но огромная луна уже взошла на небосводе. Суперлуние, которое последние годы ждали главные астрономы Рудника, началось.

Я смотрела заворожённым взглядом в окно, на покрытые фантастически рваными и сияющими облаками небеса, а Тристан смотрел себе под ноги.

– Если бы я вытащил тебя из-под того клятого купола, прежде чем…

– Прежде чем я вытащила себя сама… – я оборвала его самобичевание, но не лучшим способом, так что поспешила исправиться: – Ты бы не достал для Рудника силовое поле Парадизара. Без этого поля Рудник остался бы уязвим перед возросшей мощью военной авиации Дилениума.

– Быть может, твои кошмары может облегчить другой угол обзора ситуации?

– О чём ты? – я хмыкнула, продолжая смотреть в окно, и он, спиной опираясь о мою софу, продолжал смотреть на залитую оранжевым светом побеленную стену перед собой.

– Не всё, что связано с Парадизаром, ужасно. Помнишь, как мы танцевали на балу? Ты была головокружительно прекрасна в том алом платье…

– Мне грозила смертельная опасность, я чувствовала себя в захлопнутой ловушке… Это было именно ужасно.

Я отлично всё помнила: спасибо металлической памяти, восстановившей все мельчайшие детали моей прожитой человеческой жизни. Он не пригласил меня на танец – просто выхватил из толпы и удерживал меня в своей металлической хватке, пока это было возможно для него. Мы смотрели друг другу в глаза через маскарадные маски – на нём был чёрный смокинг и серебристая маска, – и мы оба не собирались отводить свои взгляды или хотя бы позволить себе моргнуть. В тот момент я уже понимала, что противостояние между нами было так же неизбежно, как его итог. Я только лишь начинала осознавать первую часть этого факта, и достаточно скоро выяснилось, что мой избранник с самого начала понимал весь этот факт целиком.

– Я уже тогда знал, что не позволю чему бы то ни было или кому бы то ни было навредить тебе, и потому был счастлив…

– Событие одно на двоих, но ощущения от пережитого полярные, – по моей коже пробежались мурашки. В комнате как будто стало чуть холоднее от дуновения ветра, ворвавшегося в открытое окно…

– Если не это воспоминание, тогда… Помнишь, как после бала зарядила в мой затылок своей туфлёй? Это было настолько неожиданно, что я даже не успел как-либо отреагировать. Увидев мой шок и наверняка испытав лёгкую степень испуга, ты сказала, что из меня хреновый Металл, раз уж я не могу увернуться всего лишь от туфли, запущенной в меня девчонкой, – он вспоминал это событие с улыбкой, и я сама непроизвольно заулыбалась. – С этими словами ты бросила в моём направлении вторую туфлю, и я отметил, что ты совершила этот бросок очень мудро: так, чтобы предмет не задел и тем самым не спровоцировал на взрыв едва сдерживающегося от детонации меня. После ты резко развернулась и быстрым шагом направилась прочь из апартаментов, босая… Фло громко засмеялся словами о том, что ты не можешь уйти босой, на что ты ответила: “Я вообще всё могу!”.

Пока он говорил, мы вместе улыбались, но стоило ему упомянуть имя Фло, как наши улыбки стали медленно таять…

Да, есть моменты, связанные и с Паддоком, и с Конкуром, и с Парадизаром, которые я могу вспоминать с улыбкой – завязавшаяся дружба с Джекки, встреча с Тристаном, – и хотя они масштабные, их меньше, чем пальцев на одной моей руке, и непропорционально меньше, чем ужасов, которые мне пришлось пережить на этом пути…

– Я хочу с тобой серьёзно поговорить, – мой любимый голос вдруг стал настолько низким, что обратился в бас. И мне сразу же показалось, что в комнате стало совсем холодно. – Я должен тебе рассказать то, что должен был рассказать давно… Ещё до того, как ты обратилась в Титан. Быть может, это что-то изменило бы и в результате всё сложилось бы иначе… Этого я и боялся. Я не хотел, чтобы сложилось иначе, потому промолчал и сделал всё так, как это нужно было для того, чтобы сейчас мы находились здесь: в этом месте, в этой точке наших отношений… Но теперь я боюсь другого, – несокрушимый Металл дважды вслух признался в своём страхе, и это также удивило меня, как припугнуло ещё до того, как он произнёс следующие слова: – То, что я должен тебе рассказать, и то, что я хочу, чтобы ты знала, может сильно повлиять на твоё отношение ко мне… Может быть, даже подорвать наши отношения…

– Ты хочешь рассказать о том, в чём солгал мне.

Это был не вопрос – это было утверждение. Он заметил это, наверняка, а значит, его подозрения насчёт моей проницательности подтвердились… И он сказал:

– О твоём обращении. И не только.

Я знала, что этот разговор состоится. И ждала, пока он сам заговорит. Но вот он заговорил, и мне впервые за долгое время страшно: страшно оттого, что страшно ему. Он боится меня. Я боюсь его страха и… Себя. Получается, мне страшнее.

Он начал:

– Есть три понятия состояния металлических пар: свободные, зацикленные и неразлучники. Свободные – те Металлы, что составляют пару, но по разным причинам не зациклены друг на друге: поверхностная или сомневающаяся влюблённость, или её полное отсутствие – основные причины. Зацикленный Металл – тот, кто вступил в физическую связь с объектом своей не поверхностной, а именно глубокой влюблённости. В паре может быть один зацикленным, а второй свободным, то есть связь может быть односторонней, хотя это редкость – чаще в паре зациклены оба. Ты знаешь примеры: Беорегард и Теона, Джекки и Конан.

– Я и ты…

– Мы не просто зацикленные. Мы неразлучники. Разница между зацикленными и неразлучниками состоит в следующем: зацикленные могут быть разной масти – Рутений и Родий; Палладий и Тантал, – неразлучники – обязательно одной масти.

– Титан и Титан.

– Именно. Но это не всё. Зацикленные также могут быть одной масти, но при этом не являться неразлучниками. Главный ингредиент “состояния” неразлучников: обращение в Металл не просто одинаковым, а одним и тем же металлом.

– Я была обращена в Титан металлом, произошедшим из твоей крови.

– Да… – его голос стал ниже. – Мы оба зациклились потому, что в момент физического соединения были страстно влюблены друг в друга, и стали неразлучниками потому, что ты была обращена в Титан не сторонним, а именно моим титаном.

– Ведь я это уже знаю… – мой голос дрогнул. – Время прошло, но, если говорить начистоту: мою грудную клетку до сих пор сдавливает мысль о том, что ты не просветил заранее… Ты должен был рассказать мне о зацикленности и неразлучниках, и я должна была сделать выбор…

– Но я не предоставил тебе возможность выбирать. Потому что знал, что сила твоего свободолюбия может в свою пользу перевесить твои чувства ко мне. Знаю, что это не оправдание, но относительно тебя я всегда был эгоистом.

– Можно ли сломать зацикленность? Перестать быть неразлучником?

Я понимала, насколько жестокие вопросы задала, и заметила, как слегка дрогнули его плечи, но мне нужно было… Даже не знаю, что именно мне нужно было сильнее: узнать ответы или узнать, сможет ли он дать их мне. Если бы он не ответил, не знаю, к чему бы это нас в итоге привело, но, к моему облегчению и даже гордости за свою пару, он ответил, очевидно, с этого вечера решив быть со мной честным во всём и до конца:

– Аннулировать зацикленность можно, в буквальном смысле сломав её. Впрочем, это лишь камчатский слух, правдивость которого не подтверждена. Один из убитых мной Металлов, – я замерла уже на этом моменте, – сообщил, будто расциклиться можно через смерть.

– Но… Металлы ведь бессмертны.

– Всё смертно. Главное – знать, каким образом отнимать жизнь, – от услышанного по моей коже пробежались мурашки. Несколько секунд назад мне ведь не показалось – он действительно сказал, что убил не какого-нибудь Блуждающего, а… Металла?! О ком речь?!

Тем временем он продолжал:

– В случае с зацикленным всё обстоит бесхитростно: предмет зацикленности должен своими руками убить зацикленного на нём Металла. Любым стандартным способом: сломать шею или ещё как-то “вывести из строя”, приравненным к человеческой смерти. Только таким образом зацикленному Металлу можно расциклиться. Но, вроде как, с первого раза не срабатывает – лишь ослабляется связь. Однако если провернуть этот смертельный обряд несколько раз, тогда зацикленность ломается раз и навсегда.

– Так сколько раз зацикленного должен убить объект зацикленности, чтобы первый освободился?

Я почувствовала, что рассказчика задевает моя заинтересованность, но он стойко продолжал говорить правду:

– Всё индивидуально: количество раз будто бы сильно варьируется, в зависимости от степени зацикленности, то есть от количества времени, проведённого Металлом в зацикленном состоянии, а также от силы желания обрести свободу… Три раза – минимальный известный результат, но кому-то будто бы не хватило и двадцати раз. И ещё кое-что: тот, кто однажды был зациклен и сумел сломать зацикленность, впредь не сможет быть зациклен или зациклить на себе. И всё же, весь этот слух от самого начала и до самого конца не подтверждён: лишь рассказ одного полусумасшедшего камчатского Металла, будто бы имевшего подобный опыт, но доверять ему вслепую не стоит… Также ходил ещё один слух, из другого источника, будто зацикленность можно разрушить ещё одним, даже более сомнительным способом. Это очень сложно, но будто бы один раз было зафиксировано: зацикленный Металл, жаждущий освобождения, должен влюбиться в другого Металла, не являющегося предметом его зацикленности, и соединиться с ним телом.

– Но разве в состоянии зацикленности возможно влюбиться в кого-то, кроме объекта своей зацикленности? Ведь сама зацикленность и есть влюблённость, только усиленная.

– Не только усиленная, но и вроде искусственной – ненормальное, чрезмерное чувство… Сложно поверить в то, что кто-то смог расциклиться “перевлюбившись вопреки зацикленности”, как и в то, что кто-то смог расциклиться через множественное состояние смерти, а потому брать в веру подобные слухи не стоит.

– С зацикленностью ясно. Как можно аннулировать связь неразлучников?

Я рубила свои вопросы безжалостно. На сей раз отрубил и он:

– Никак.

– Тристан…

– Я говорю правду, – он едва ли не прорычал свои слова, при этом слегка покосившись на меня, но мы одновременно отвели взгляды – я снова в окно, а он на стену перед собой. Он продолжил: – Отныне никакого молчания и никакой лжи… Только голая правда. Неразлучники не поддаются разделению. Во всяком случае, на данный момент способ неизвестен, а значит, его нет. Это тайна феномена неразлучников. Если зацикленность может быть односторонней, с неразлучниками только двусторонняя отдача, и это не просто любовь – это выше любого понимания: человеческого ли, или металлического. Ненасытная страсть, которая не даёт передышек или тихих приливов – вечная, необузданная жажда быть рядом с объектом своей сумасшедшей любви, оберегать и обладать… – он знает, о чём говорит, и я тоже знаю, и от этого в грудной клетке происходит неописуемой силы переворот… – Разлука подобна агонии, и один лишь намёк на мысль о разлуке – пытка. Разрушить эту связь невозможно! Сила притяжения слишком мощна… Чтобы стать неразлучником, слишком многие условности должны быть соблюдены, слишком много “ингредиентов” – один сложнее другого. Поэтому неразлучников в природе не встретишь, даже если бросишься искать. Вполне возможно, что мы единственные существующие на данный момент.

– Но ты знал и о зацикленности, и о неразлучниках, значит, эти понятия возникли до того, как ты был посвящён в них…

– Узнал во время своей разведывательной миссии на Камчатке. Тогда и произошло зарождение моей эгоистической идеи об утопических отношениях. Стоило мне узнать о зацикленности и неразлучниках, как я сразу же задумался о том, как было бы чудесно обрести безусловную любовь и стать ею самой, ведь это стопроцентная уверенность в том, что тебя никогда не предадут, не причинят тебе боль, как никогда не предашь и ты, и ты сам не причинишь боль тому, кого любишь. Счастливый союз навсегда – слишком соблазнительный расклад.

– Вот только… – я нервно сглотнула. – Для того, чтобы мы впоследствии никогда и ни при каких условиях не смогли предать друг друга, причинить друг другу боль или обмануть, для начала ты обманул меня, – даже просто произносить эти слова было больно. Я сглотнула колючий ком нерассасывающейся печали и попробовала выйти на отмель общей темы: – Правда, что Металлы одинаковой масти притягиваются друг к другу?

– Притяжение Металлов одинаковой масти – это отдельное понятие. Его суть заключается в том, что два Металла противоположного пола и одинаковой металлической принадлежности, словно магниты, склонны притягиваться друг к другу в практически не поддающемся контролю стремлении создать пару.

– То есть… К примеру, Золото-мужчина и Золото-женщина почти со стопроцентной вероятностью влюбятся друг в друга только потому, что они одинаковой металлической принадлежности?

– Верно. Но и в этом феномене присутствуют свои нюансы. К примеру, сразу несколько представителей одного металла, оказавшись рядом, будут склонны образовывать пары не только лишь по своей металлической сути, но и по умственному, и душевному расположению… Реже может случиться: Металлы, одинаковые по своей металлической принадлежности, но настолько не подходящие друг другу ни по душе, ни по разуму, что пару они не образуют. Как магниты с одинаковыми полюсами – оттолкнутся в разные стороны. Или если один из Металлов уже зациклен, или является неразлучником, или даже просто искренне влюблён в Металла ли, в человека ли, а второй Металл той же масти возникнет в его пространстве и по принципу притяжения начнёт ощущать влюблённость – это чувство рискует остаться неразделённым: безответная любовь в данном случае может обратиться в муку для “притянувшегося”.

– Получается, все Металлы склонны к моногамности.

– Склонность определённо есть. Но она не стопроцентная. Стать неразлучником слишком сложно, попасть в зацикленность гораздо проще, что небезопасно в случае односторонней зацикленности – всё равно что угодить в рабство к тому, в кого был влюблён всего лишь во время первого соития с ним. Оба случая подразумевают “невольную” моногамность – по-другому неразлучник или зацикленный не может, как только иметь свою пару и принадлежать своей паре. Но Металл может составить свободную пару с человеком, что, впрочем, является весьма шатким союзом: человек смертен и хрупок – сломать и потерять его проще простого. Также, как я уже упоминал, Металл может быть с Металлом и при этом не быть зацикленным: когда чувство влюблённости поверхностно, нестабильно или вовсе отсутствует.

– Получается, моногамия срабатывает с момента вступления влюблённого Металла в физический контакт с объектом своей влюблённости.

– Секс, – он утвердительно кивнул головой. – Возможно, дело в мозговой активности, которая возникает исключительно во время слияния двух тел. Эта степь всё ещё до конца не изучена.

– Ты говорил, что сила Металла зависит не только от его металлической принадлежности, но и от возраста…

– С возрастом сила увеличивается. По моим личным ощущениям: в учёт идёт каждый прожитый год. Я намного сильнее, чем был десять лет назад. Определяю это по тому, сколько прикладываю энергии для того, чтобы раскрошить собственный металл.

Я нервно сглотнула:

– Кто из известных тебе Металлов самый старший?

– Я.

Я едва не выдохнула от испытанного в этот момент облегчения, но удержалась:

– Между тобой, Беорегардом, Теоной и Кармелитой разница обращения совсем невелика, но… Разве не на Камчатке появились первые Металлы?

– Первых людей, успешно обращённых в Металлов, камчатские учёные-сектанты уничтожили. Гораздо позже они создали “вторую партию” подопытных Металлов. Металлы Рудника – Титан, Рутений, Родий и Лантан, – на данный момент считаются самыми старшими из ныне живущих.

– Сейчас?..

– Мы не знаем, были ли в мире ещё эксперименты по созданию Металлов и, если были, какие результаты они выдали. Имеются подозрения о том, что вакцина могла быть не только у русских, но подтверждений тому мы так и не нашли. Впрочем, не только возраст влияет на силу Металла. Пару раз я видел, как Металл младше был сильнее Металла старшего. Физическая сила – не всё, что есть у Металлов.

– Дары… – я почти прошептала.

– Именно. Ты знаешь некоторые из них.

Мои брови сдвинулись к переносице:

– У Добромира пророческие сны. У Купавы избирательная хроносенсорика, действующая только на металлических предметах. Я видела, как она одним лишь прикосновением к металлу может считывать с него информацию: где, как и кем предмет был создан и даже кто его когда-либо касался. У Данко также тактильный дар: он может за считанные секунды нагреть всё, к чему прикоснётся… – я запнулась. – Я не знаю дара Лады… И даров остальных Металлов, – и снова ком встал поперёк горла. Сколь многое я не знаю о своих близких? Я выросла в семье Металлов, но о том, что они наверняка обладают некими уникальными дарами, узнала лишь тогда, когда сама стала одной из них, и то до сих пор не знаю, кто чем владеет… Металлы не по-человечески умеют хранить тайны. Стоит мне так подумать, как Тристан, словно прочитав мои мысли, произносит:

– Металлы не распространяются о том, какой они металлической принадлежности и каким даром обладают. Эти две тайны – их преимущество перед потенциальными врагами. Если противник не знает, что ты Титан – титановая пуля не пронзит твоё сердце. Если твой противник не знает, что ты умеешь видеть вещие сны – он не будет ждать того, что ты можешь предвидеть его действия.

– Ты часто предугадываешь мои мысли…

– Случайность, связанная с феноменом неразлучников: я просто чувствую тебя насквозь. Ты моя пара – я могу понять тебя по одному твоему вдоху, узнать тебя по одному твоему выдоху.

– Кхм… Какие дары у остальных?

– У Лады левитация…

– То есть…

– Она может парить над землёй.

– Вау, – я почти восторженно удивилась. – Она не пользуется своим даром.

– Пользуется, как и все Металлы – редко.

– Остальные?

– У Кармелиты камуфляж. Она может сливаться с обстановкой, но полноценному применению дара мешает одежда. А так как она не фанатка нудизма, и у неё нет необходимости в том, чтобы маскироваться в Руднике, она свой дар не использует. Я лишь один раз видел его в действии: она специально для демонстрации заставила свою руку “слиться” с поверхностью стола.

– Я даже не знала о её даре…

– Я тоже не знал. Дары не то, что проявляется сразу. У некоторых на выявление своего дара уходят годы и даже десятилетия. Добромиру быстро открылся его дар, Купаве потребовался год после своего обращения, Данко узнал о своём даре только спустя четыре года, а Ладе и вовсе понадобилось пять лет и одно падение со скалы. Кармелита открыла свой дар менее полугода назад, когда тебя не было в Руднике. То есть прошло почти полтора десятилетия с момента её обращения в Лантан…

– Она рассказала тебе о своём даре, но не мне…

– Я спросил, а ты нет.

– Какие дары у Беорегарда и Теоны, и как давно они открыли их?

– Теона открыла свой дар в один год с Беорегардом – в третий год их совместной металлической жизни. Она может считывать информацию о человеке одним лишь своим касанием, но с тем условием, что касание должно длиться от двенадцати секунд и дольше – её дар активизируется, начиная именно с двенадцатой секунды прикосновения. Речь идёт о прошлом, настоящем, будущем объекта, которого она касается ладонью, а порой, когда объект ментально не силён, и о его мыслях в текущем моменте.

– Удивительно… Я уверена в том, что она никогда не касалась меня надолго. Не могу вспомнить, чтобы наши объятия длились дольше десяти секунд, – я на металлической скорости стала отматывать все воспоминания о прикосновениях Теоны ко мне, и, к своему удивлению, не видела в них длительных периодов…

– Теона, как и остальные Металлы, не использует свой дар на близких людях и в принципе не пользуется им активно. Однажды она сказала, что никогда не применит свой дар на членах своей семьи лишь для того, чтобы узнать что бы то ни было в свою пользу… Ты знаешь Теону, а значит, понимаешь, почему я верю её словам, и особенно, когда она произносит их тоном торжественной клятвы, – он едва заметно улыбнулся, и я чуть не улыбнулась тоже, представив серьёзное лицо любимой подруги… – Беорегард – блокатор. На него не действуют дары других Металлов, и более того, он всегда знает, когда к нему пытаются применить металлический дар, даже если эта попытка совершается незаметно.

Дар Беорегарда меня удивил, но мне не терпелось узнать о самом Тристане:

– Какой дар у тебя?

– Я до сих пор не открыл его.

– Что? – я не скрыла своего удивления. – Ведь ты самый старший…

– Может быть, у меня вообще нет дара.

– Не может этого быть, – я отрицательно мотнула головой.

– Почему нет? У нас нет подтверждений тому, что совсем все Металлы обладают дарами. На Камчатке большинство Металлов не обладали дарами.

– Быть может, они просто не успели их открыть к моменту вашей встречи…

– Быть может. Но… – он запнулся. – Я быстро учу языки.

– Все Металлы быстро учат языки…

– Я быстрее. Если касаюсь носителя языка рукой в процессе обучения – перенимаю язык вместе с акцентом “на лету”. Впрочем, слабовато, как для суперспособности, особенно на фоне левитации Лады или вещих снов Добромира.

– Спиро, Клэр, Джекки и Конан…

– Новообращённые, как ты. Ещё не открыли свои дары. Но мы подозреваем, что с вашими открытиями будет быстрее и проще: мы были первопроходцами и не знали о том, что наделены какими-то дарами, которые ещё нужно открыть в себе, словно нащупать… Вы же идёте по следам первопроходцев, благодаря чему уже знаете, чего можно ждать от металлической сущности, а знание, как известно, может сильно влиять на результат. Быть может, вам не понадобятся годы для открытий своих даров… Впрочем, мой случай может говорить об исключениях.

Значит… Я наделена даром… Каким? Интересно… И интересно узнать, что за дар может оказаться у Тристана. А вдруг он прав? Вдруг одарённость – не обязательная характеристика всех Металлов?.. И какая существенная разница в силе уже известных даров: кто-то умеет всего лишь нагревать предметы своим касанием, а кто-то парит над землёй, не имея крыльев!

Молчание продлилось не меньше минуты, из моих мыслей меня вырвал назад в реальность рассказчик, ещё не рассказавший самого главного, но уже желающий скорее сбросить с себя бремя собственного молчания, продлившегося слишком долго:

– Из всех, кому в Руднике были вшиты металлические капсулы для проверки теории обращения людей в Металлов, выжили только ты, Клэр и Спиро…

– Дети, вхожие в семью Диес. Удобно получилось и совсем не странно, – криво ухмыльнулась я, мысленно сжавшись и сказав себе “началось”.

– Именно…

Он вдруг “забуксовал”, и я решила помочь:

– Продолжай.

– Вспомни, что я говорил тебе перед твоим обращением в Титан, перед самым прыжком с крыши.

Я чуть прикрыла веки. Красочные картины давно минувших дней сию же секунду всплыли перед моими глазами, и их чёткие отголоски эхом зазвучали в моей голове:

“ – Я знаю один секрет, благодаря которому мы сможем обратить тебя наверняка.

– Нет никакого секрета… Ты врёшь, чтобы успокоить меня.

– Даю слово Металла, что я тебе не вру…”.

“ – Что за секрет?

– Если в момент твоего обращения в Металл мы сможем спровоцировать в твоём организме выброс адреналина, шансы стать Металлом будут близки к ста процентам.

– Ты всерьёз хочешь заставить поверить меня в то, что что-то может давать такой высокий процент успеха?

– Эта информация проверена наверняка. Я узнал об этом на Камчатке. Там многое знают о Металлах, в конце концов, все Металлы вышли оттуда. Они делали эксперименты. Много экспериментов. Тысячи летальных исходов. Лишь сто двадцать успешных результатов. Всех их объединял один важный факт: обращались в Металл только те, в крови которых в момент введения инъекции был зафиксирован высокий уровень адреналина”.

– Ты говорил про адреналин.

– Верно. Но я говорил о нём и позже… Сразу после твоего обращения в Металл. Помнишь?

Я продолжила на металлической скорости просматривать детальные картины своих воспоминаний…

“ – Значит, про адреналин правда?

– Правда, но не на сто процентов.

– Что же это за правда такая?

– Обыкновенная. Как и все другие правды.

– Расскажи.

– С выбросом адреналина шансы обратиться в Металл и вправду возрастают. Но процентное соотношение следующее: шестьдесят на сорок.

– Но мне ты сказал, что с выбросом адреналина шанс обратиться почти стопроцентный!

– Тебе незачем было знать. Достаточно было того, что я опасался в двойной мере: за тебя и за себя…”.

– Выброс адреналина – не всё, – прошептала я.

– Он безусловно важен. Но он не является решающим фактором… – мой Металл умолк, но и во мне не было сил, чтобы сказать хоть что-то. Спустя несколько секунд молчания он сказал: – Ты можешь вспомнить, что именно произошло в полёте, который решил твою судьбу? Как ты стала Титаном?

На сей раз я закрыла глаза полностью, будто боясь вспомнить…

Я спрыгнула с крыши на секунду раньше… Титан уже в полёте обхватил мою талию одной рукой… Вторую его руку я не видела… Видела только его большие и бездонные глаза прямо перед моими, блеск молний в глубине стальных облаков над нами и… Боль слева, но…

Я открыла глаза:

– Ты вонзил титановый нож как-то… Не так… Снизу подошёл к сердцу, а ударил не прямо, и… Слишком… Массивно, как для ножа…

– Я не вскрывал никакую металлическую капсулу в твоём сердце. Да и этот метод, как скоро выяснилось, не сработал бы…

– Но если бы ты просто пронзил моё человеческое сердце титановым ножом, я бы… Умерла.

– Я не пронзал твоё сердце титановым ножом, Трини. Я вонзил в твоё сердце свою руку… – тяжело вздохнув, он закрыл глаза и чуть запрокинул голову. Я перестала дышать от шока, вызванного услышанным… – До сих пор помню то непередаваемое ощущение, когда кончики моих пальцев впились ногтями в твоё горячее, бурно пульсирующее сердце… Я так сильно любил тебя уже тогда, так сильно любил!.. – он встряхнул головой. – Я никогда прежде не делал ничего подобного… Я не знал наверняка, сработает ли, надеялся, но не был уверен на сто процентов. Если бы не сработало, я бы… Кажется, я бы умер с тобой в объятьях… Я не вижу, как бы мог пережить факт того, что не сумел уберечь тебя… Уверен: никак не смог бы… Просто не смог бы…

– Погоди! – я вся сжалась в пружину. – Ты… Хочешь сказать, что… Металлы способны обращать людей в Металлов без использования вакцины?.. – я не могла поверить. Это ведь… Открытие века…

– Вот почему я так легко расстался с последними имеющимися в моём распоряжении прямыми вакцинами, израсходовав их на Конана, Джекки и Яра. Держать их при себе в Парадизаре становилось всё более небезопасно, да и стопроцентный положительный результат они не гарантировали – опасность летального исхода от такого способа обращения для человека слишком велика, но Конан, Джекки и Яр оказались выносливыми… Нестабильные вакцины – последнее издыхание в вопросе обращения людей в Металлов. Вакцин больше нет, технология их изготовления утрачена вместе с большинством ценных разработок Павшего Мира, однако… Это не конец для металлической расы. Мы можем поддерживать существование своего вида не только репродуктивным способом: у нас есть знание о том, как обращать людей в Металлов.

– Но как вы нашли этот способ?! Каким образом?!

– Антигуманные эксперименты на Камчатке дали ответы почти на все наши вопросы.

– Не понимаю… Я не понимаю… – я зажмурилась. Вдруг нахлынуло воспоминание о том, как Беорегард и Теона отреагировали на новость о том, что Тристан обратил меня в Титан – они сразу поняли, что речь идёт о состоянии неразлучников, вот почему они так посмотрели на Тристана!.. – Они знали… Беорегард и Теона знали о том, как обращать людей в Металлов, до того как мы вернулись в Рудник. Спиро и Клэр…

– Беорегард лично обратил их…

– Но он Рутений. А они… Иридий и Молибден.

– Чтобы обратить человека в свою металлическую масть, достаточно вцепиться в его сердце своими залитыми собственной металлической кровью пальцами. – Вот зачем ему во время моего обращения понадобился нож – не для того, чтобы пронзить им мою грудную клетку, а для того, чтобы порезать собственную руку перед тем, как вцепиться ею в моё сердце! – Для того чтобы обратить человека в любой другой Металл, не являющийся твоей мастью, необходимо смешать свою кровь с частицами того металла, в который хочешь обратить избранного. Пока что, обращение таким образом выдало стопроцентный результат: обращены все, кто прошёл через этот обряд.

– Не понимаю… Если в Руднике знали о способе обращения людей в Металлов на момент обращения Спиро и Клэр, почему же те люди, которым, как Спиро, Клэр и мне, в сердца были вшиты капсулы Поляриса, не выжили при вскрытии капсул?..

– Остальные были подопытными…

– Нет, – я замотала головой.

– Беорегард не стал бы рисковать тобой, Спиро и Клэр… Остальные были добровольцами в экспериментах Поляриса. Рудник думал, что вскрытие капсул даст хоть какой-нибудь положительный результат, но результат оказался на сто процентов отрицательным…

– Я знала всех тех людей! Они были совсем молодыми! Как они могли так поступить с ними?!

– Не вини Рудник. Те люди, как и ты, Спиро, Клэр, знали, на что выдвигали свои жизни и когда шли на операцию по вшиванию капсул, и когда шли на операцию по вскрытию капсул. Рудник должен был понять, верна ли теория Поляриса и сможет ли кто-то вроде Дилениума обратить эту теорию в реальность. К несчастью или к счастью, эксперимент потерпел провал. Выжили только Спиро с Клэр, пострадавшие от операций Поляриса и в результате скоропалительно обращённые рукой Беорегарда, и ещё ты, обращённая моей рукой. И капсула Поляриса в этом успехе ни при чём. Запомни, Трини, о способе обращения людей в Металлов нельзя рассказывать никому! Это чревато…

– Чем? – в моём тоне прозвучал неприкрытый вызов.

– Войной, – его голос вдруг отяжелел.

– Войной? О чём ты?

– Я допустил в своей жизни много жестоких ошибок. Не хотелось бы допустить ещё одну жуткую ошибку… Нет человечества – нет войн, понимаешь? Но вместо человеческой расы со временем велика вероятность увидеть восхождение новой расы – расы Металлов. Мы подозреваем, что мы можем оказаться далеко не единственными Металлами на этой планете. Мало того, что мы можем обращать людей в себе подобных, так мы ещё, оказывается, можем пусть и не активно, но размножаться естественным образом. Представь воинов-Металлов. Это конец всего…

– Металлы не воинственны…

– Металлы вовсе не добряки. Мы совсем как люди, Трини. С той лишь поправкой, что мы можем позволить себе быть добрее, ведь мы сильнее всех и всего, даже злобы, но… Если кто-то станет равным нам по силе, если этот кто-то посягнёт на нас и на наше – кем мы станем, во что обратимся и во что обратим всё вокруг нас, чтобы защитить то, что принадлежит нам, то, что нам дорого? Чтобы защитить друг друга? Тот, кто овладеет знанием об обращении людей в Металлов, сможет за считанные годы создать металлическую армию…

– Кто уже знает?

– Я, ты… Беорегард… Раз знает Беорегард, значит, наверняка знает и Теона. И ещё Платина, ставший случайным носителем знания во времена своей человеческой жизни…

– Наши чешские друзья?

– Больше никто. Только мы впятером. И никто больше – Трини, слышишь? – никто не должен знать! Даже Джекки. Без исключений. Эта тайна, попав не в те руки, способна убить и Джекки, и… Всех нас. Люди меняются. Металлы тем более. Сегодня все мы лучшие друзья, но кто знает, что нам предстоит пережить в следующие сто или тысячу лет: кем станут наши друзья, кем будем мы?

– Но ведь ты говорил, что Металлы – пацифисты… И я это чувствую. Я чувствую своё неустанное стремление к созиданию – не к разрушению.

– Стремящейся к созиданию ты была изначально, ещё до того, как обратилась в Титан. Твоя человеческая суть просто усилилась. Да, есть подтверждённые наблюдения, согласно которым жестокий человек, обратившись в Металл становится совсем другим существом – стремящимся отгородиться от своей жестокой сути, – но удачи и успехи на этом пути не гарантированы и переменчивы.

– Ты во столь многом… Соврал мне? – я не верила.

– Узнай ты, какой я на самом деле – не кристально чистый, каким ты меня видела и каким, возможно, знала изначально, – ты бы не осталась со мной… Но вот он я такой, какой есть: способный соврать ради того, чтобы завладеть тобой. Казни меня за мой эгоизм, но… Это я. Я могу попытаться, и я пытаюсь стать лучше, но прошлого не отменить… Прошлого не отменить Трини.

– Что ты… Сделал ещё?

– Я сказал, что ушёл из Замка и покинул Камчатку с миром… Это не так.

Перед моими глазами непроизвольной вспышкой возникает воспоминание об одном из последних дней моей человеческой жизни:

“ – И как камчатские Металлы восприняли тот факт, что к ним из Диких Просторов внезапно заявился ещё один Металл? Они ведь наверняка думали, будто они единственные Металлы на всей планете.

– Они не знали, что я Металл.

– Не знали? Но как же ты…

– Давай лучше полностью закроем тему Камчатки. Может быть когда-нибудь я и расскажу тебе всё, но не сегодня”.

– На самом деле Металлы, которых я освободил из пыточных камер, уничтожили Замок, – в его голосе вдруг послышалась едва уловимая хрипотца, я не видела, но услышала, как он закрыл свои глаза. – Жертв было так много, что всех их в итоге не сосчитали… Я думал, что делаю добро, Трини, но в итоге именно мои действия привели к ужасным последствиям… Речи о том, что Металлы не склонны к застилающей глаза злобе, к мести и даже к военным действиям – ложь, в которую я хотел бы верить, произнося которую я хотел бы превращать в правду, но это… Самообман. Металлы и вправду стремятся к созиданию, даже те, которые в человеческой жизни были мерзавцами, но только те Металлы, которые были обращены правильным образом…

– Правильным?

– Те, кто не был замучен и обращён в Металл в результате мучительной человеческой смерти. Те же, кто был обращён зверским образом, и многие из тех, кого истязали в первые дни-месяцы-годы после обращения, в основной массе становятся смертоносными машинами хаоса и войны. Сначала они совершают зло, чтобы отомстить, а после продолжают совершать зло только лишь для того, чтобы совершать зло. Я правда провёл на Камчатке почти пять лет, но в самом Замке я пробыл немногим меньше одного года.

Он замолчал… И на сей раз хрипотцу в голосе выдала я:

– Что ты делал оставшиеся четыре года?

– Я охотился. На подобных нам.

От услышанного у меня окончательно пересохло в горле…

– Но ты говорил, что их было много… Сотня… А ты один…

– Изначально была не сотня – пять сотен. Если точнее: пятьсот сорок шесть Металлов.

Я перестала дышать:

– Ты один против пятьсот сорока шести Металлов?..

– Я был не один. Со мной был Платина. Добромир, Купава, Данко и Лада были на нашей стороне, но они не вмешивались – помогали выжившим людям… Их я не считаю, говоря об общей массе Металлов. Позже, когда всё было кончено, мы воссоединились и вместе покинули Камчатку.

– Ты упоминал лишь сто двадцать…

– Из пятьсот сорока шести Металлов от меня сумело скрыться сто двадцать… Девяносто девять вскоре отправились в Дилениум, перед ними удалось заслать на вражескую сторону Платину, в котором камчатские ошибочно видели своего человека… Скоро их там перебили без нашего участия: скрыться смогли от силы два десятка Металлов. Ещё двадцать Металлов, не вошедшие в Дилениумскую Сотню, сразу после падения Замка развеялись по Диким Просторам: растворились, словно их и не бывало. Очевидно, эти двадцать невидимок были не так замучены пытками, как сошедшие с рельсов другие Металлы, потому что они повели себя откровенно трезво. Возможно даже действовали не группой, а парами или в одиночку разбежались в разные стороны, как только у них появилась возможность бежать… Я сделал большую ошибку, Трини. Из-за меня погибли десятки тысяч людей, от моей руки убита не одна сотня наших сошедших с ума собратьев, Металлов… Великий камчатский город обратился в пепел великого пожарища.

Вспышка воспоминания о словах, сказанных им мне однажды: “Из этих пяти лет четыре последних года я ежедневно контактировал со всеми пленёнными Металлами…” – он охотился на них!

– Почему ты… Сказал, что Замок устоял, что Металлы не… Сожгли его дотла?

– Я хотел, чтобы новообращённые Металлы, а также наши потомки, даже не допускали мысли о том, что они способны на подобное – на стремление к разрушению, а не к созиданию… Думал, что могу стереть этот ужас из истории, если просто вырвать страницы из летописи или даже не написать их. Нет истории о пожаре, значит, не было пожара. Глупость, но… Добромир, Купава, Данко и Лада – одни из немногих Металлов, не потерявших рассудок и человечность в пережитых муках, решили, будто до конца дней останутся передо мной в долгу за то, что я спас их из плена… Они сказали, что поддержат мою “ложь во благо”. И я, и они после пережитого хотели только спокойствия, умиротворения, созидания ритма природы…

– С вами был Платина. Он ушёл. Очевидно, он не искал спокойствия, умиротворения, ритма природы.

– Он потерял всю свою семью в той войне. Мстил за деда, отца, брата и сестру, за свой сожжённый дом и род…

– Вы вместе… Уничтожали сорвавшихся с цепи Металлов?

– В основном я. Платина был неопытен: новообращённый, импульсивный… Он лишь косвенно помогал, но этой помощи было достаточно.

– Как ты… Это делал? – по моей коже разлился холод.

– Металлов можно плавить – рука Данко тому доказательство. Но печей, как и жерл вулканов, у меня под рукой не было. Большинству я пронзил сердца металлами их масти, некоторых разорвал на части и после расплавил… – Он умолк, оборвав фразу. Я тоже молчала. Спустя две минуты он сказал. – Это всё, Трини. Я тот, кто способен коварно обманывать и жестоко убивать – допускать самые страшные ошибки и расплачиваться за них самыми безжалостными образами. Но с тех пор, как ты стала моей парой, я стал перед тобой беззащитен: никакого коварства, никакой жестокости в моём распоряжении более нет и не может быть, когда я смотрю на тебя или просто думаю о тебе. Я никогда не обману тебя, никогда не наврежу тебе… Никогда не отпущу тебя. Теперь ты знаешь, какой я, что я сделал и на какие деяния способен. Что ты будешь делать с этим?

Глава 18

Мне необходимо было собрать разрозненные мысли, многое взвесить и прочувствовать, поэтому я быстрым шагом покинула дом, в котором вдруг стало невообразимо тесно, хотя я понимала, что на самом деле меня теснят вовсе не стены – давящее чувство в области грудной клетки заставляло дыхание судорожно прерываться, а лёгкие – болезненно сжиматься…

Небольшой отрезок расстояния я за секунду преодолела на металлической скорости – отдалилась от порога дома в гнущуюся траву приблизительно на десять метров… Остановившись спиной к закатному небу, пылающему огненными облаками, я непроизвольно поморщилась и, опустив голову, не обращала внимания на бурный ветер, резко треплющий мои разметавшиеся волосы… Как будто хотелось заплакать, но… Слёз не было – глаза оставались сухими.

Я осознанно окунулась в картины важных для меня и для этого момента воспоминаний, оживающих перед моим взором, словно отказывающиеся упокоиваться призраки. И вот первое из них: я лишь пару часов назад обратилась в Металл. Мы уже лежим на смятой после секса постели… Он впервые откровенно заговорил о своих чувствах. И я отвечала:

“– Прости, я не хотела сделать тебе больно… Хотя, может быть, в тот момент и хотела.

– Но теперь не хочешь?” – его палец коснулся моего подбородка, и в тот же момент я почувствовала нечто вроде действия гипноза – щелчок неосознанного, только что свершившегося акта зацикленной неразлучности.

“ – Теперь не хочу.

– Хорошо. Потому что ты можешь заставить меня страдать по-настоящему. Я это понял ещё до того, как увидел тебя укушенной Блуждающим. Помнишь, прощая меня за мой уход из Рудника, ты пообещала мне “со всем справиться самостоятельно”? Обещание, равнозначное словам: я справлюсь и без тебя. Боль от осознания того, что ты способна не нуждаться во мне, чуть не разорвала мою душу напополам.

Гипноз-гипноз-гипноз…

“ – Хочешь, чтобы я нуждалась в тебе?” – мой голос в этом моменте звучал совсем заворожённо.

“ – Как нуждаешься в кислороде.

– Но без кислорода я не смогу дышать.

– От одной мысли о том, что ты можешь быть не рядом со мной, у меня уже перехватывает дыхание. Влюблённому не стыдно быть эгоистом. Если ты стала моим кислородом, значит, я должен быть твоим. Возможно, это плохо. Я пока что не знаю наверняка. Но сейчас я думаю… Я чувствую именно так”.

Всё тот же разговор:

“ – Безумно лестно оттого, что в меня так по уши влюбился сам Титан.

– Ты сказала, что мне не нужно быть рядом с тобой. Ты пообещала мне справиться самостоятельно со всем, с чем бы тебе ни пришлось столкнуться. Ты даже не понимаешь, что ты сотворила тогда… Ты будто вырвала из моей груди сердце и попыталась разбить его…

– Только попыталась? Значит, не разбила.

– Я знал, что ты будешь моей несмотря ни на что, так что нет, не разбила.

– Но вырвала.

– Ты что же, наслаждаешься моей болью?

– Скорее своей властью над тобой”.

Он взял мою ладонь и сжал её в кулак:

“ – Моя душа теперь здесь. В твоих руках. Можешь делать ей больно, если захочешь…

– Не захочу”, – я разжала свой кулак, а заодно и его. – “Помнишь, ты утвердил, будто меня сложно переубедить?

– Я говорил это как раз к твоим словам о том, что ты решила не подпускать меня к себе.

– Ты оказался неправ, потому как теперь очевидно, что ты стал тем, кто смог меня переубедить”.

Перед этим, до нашего первого соития, была ещё сцена:

“ – Ты не должен был так поступать…

– Я не должен был оставлять тебя!

– Нет. Ты должен был дождаться, когда я научусь пользоваться своими новыми эмоциями.

– Почему я не должен был лезть со своими чувствами сейчас? Ответь!” – он буквально заставил меня посмотреть ему в глаза.

Я почти не услышала своего шёпота:

“ – Потому что теперь я слишком сильно хочу, чтобы ты продолжал меня целовать… “.

И снова после свершившегося факта зацикленности неразлучников:

“ – Я шёл с тобой на человеческой скорости, чтобы растянуть удовольствие. Хотел выжать максимум результата из этого похода. Меня даже порой огорчал тот факт, что ты шагала слишком быстро. Что же касается нашей первой пробежки, закончившейся твоим выходом из строя – я сплоховал. Забыл, что ты ещё не Металл, что я только планирую тебя обратить…

– Что?!.. Что ты планировал?!

– Нет, я не планировал всё сделать так, как в итоге произошло. Наше столкновение с Блуждающими – случайность. Я просто знал, что однажды лично обращу тебя. Решил так в момент, когда открывал для тебя консервы после того, как вернулся с горячего источника и увидел тебя с двумя кострами. Я ведь тогда тебя едва не поцеловал. Понимал, что ещё рано, что ещё нужно понаслаждаться этой борьбой, которую мы развернули из-за притяжения друг к другу…

– Мы били друг друга, а вовсе не притягивались друг к другу.

– Разве? Ты ведь у тех костров сказала слова: “Меня подобные перепады в твоей тактике пугают”. Выходит, уже тогда, пусть даже на подсознательном уровне, но ты понимала, что каждый из нас придерживается определённой тактики. А у каждой тактики есть цель. Мы изначально были целями друг друга. Это очевидно… Когда тебя укусил Блуждающий, я впервые в жизни почувствовал столь мощное потрясение. Я не уберёг тебя… Как такое возможно?”.

“…Я быстро понял, что твоё упрямство – мой наркотик…”

“…Ты моя… А я – твой…”

Я непроизвольно схватилась за голову, как будто желая остановить все эти голоса прошлого, заставить их звучать так, как они для меня звучали тогда – без двойного подтекста, без налёта двойственности смыслов…

Кажется, меня чуть не разорвало от переизбытка эмоций. Новообращённость всё ещё била по голове и душе, и особенно по эмоциональной стабильности… Моя грудная клетка вздымалась так, будто я пробежала десять миль в человеческом теле… Я морщилась не от ветра – от нестерпимо колющего чувства там, где, должно быть, обитает моя металлическая душа, но… Глаза так и не намокли. Слёз действительно не было. Потому ли, что я знаю наверняка, что́ чувствую к своему избраннику, или же потому, что подобная горечь способна жечь разум, но не сердце… Я не знаю. Не знаю, как не разорвалась в клочья в те пятнадцать минут, в которые пересобрала себя заново… Но фундамент остался прежним. И боль била по душе оттого, что я не знаю, благодаря чему фундамент этот остался нерушим: потому ли, что я люблю Его, или же потому, что не могу не любить Его…

Глава 19

Я вошла в дом тихо и уверенно. Титан сидел на софе у окна, на которой прежде спала я, упирался локтями о колени и смотрел в пол, но стоило мне появиться на границе комнаты, как он сразу же выпрямил спину и, упёршись в колени ладонями, впился в меня напряжённым взглядом. Он слишком хорошо знает меня, пусть мы и провели вместе не так много времени… Моя отличительная черта – свободолюбивый нрав. Он же агрессивно посягнул на моё свободолюбие. Как бы я ни любила его, последствия от такого поступка будут. Несмотря на любовь, несмотря на зацикленность, несмотря на неразлучность… Я слишком… Слишком свободолюбива. И мы оба всё это прекрасно понимаем, и оба пока ещё не знаем, насколько глубоки будут последствия… Мы не Теона и Беорегард – не идеалистическая гармония. Буря и шторм мы.

Я положила руки в карманы штанов и чуть запрокинула голову, приподняв подбородок, таким образом неосознанно, пусть и стоя вдалеке, как бы смотря на него сверху вниз… Не знаю, может быть, я в итоге и заговорила бы первой, но он, как более взрослый и ответственный, вновь сделал шаг первым:

– Проблема в том, что ты, быть может, и полюбила мой образ раньше, наивностью ещё даже не знающей о том, что́ такое всепоглощающая любовь, но впоследствии я влюбился в тебя сильнее.

– Не стоит…

Он не дал мне перебить эту правду:

– Мы оба знаем: ты любишь меня, но… Я люблю сильнее. Твоя любовь умерена, моя – безмерна. Ты знаешь об этой разнице, но не представляешь всей глубины сложившейся пропасти. Не представляешь… Насколько моя любовь к тебе опасна. Это чувство уже безжалостно прокрутило меня через свои остро заточенные лопасти, но это далеко не конец – только начало бесконечности – и я боюсь проверять, на что моя любовь может оказаться способной, – тон его голоса звучал крайне напряжённо и даже почти угрожающе. – Я боюсь провокаций, Тринидад. Боюсь тебя.

Это не признание в страхах… Это предупреждение. Он маниакально помешан на мне. И я его прекрасно понимаю. Ведь я сама на нём помешана. Но… Он высказал вслух – впервые – голую правду про умеренность моих чувств, даже несмотря на зацикленную неразлучность, и безмерность его чувств, обострившуюся в зацикленной неразлучности…

Я начала говорить, и тон мой звучал в унисон с моим состоянием – уверенно:

– Слишком много лжи. И это только начало наших отношений… Ты повёл себя со мной, как паук с мухой. Приукрасил свой портрет, заблюрив правду о своём прошлом, обратил меня своим металлом с расчётом на притяжение одинаковой металлической сути и в конечном итоге коварством наложил на меня двойную, и будто бы неразрывную, цепь из зацикленности и неразлучности… Зачем? Прошлое, драпированное буйными и робкими ошибками, есть у всех – не мне судить тебя, твоё прошлое, твои ошибки. Я могла бы лишь принять или отвергнуть их и тебя вместе с ними. Если бы ты рассказал мне правду своевременно – до того, как избрал заведомо обречённый на крах путь единоличного принятия решений в наших отношениях… Я себя знаю: я не осудила бы твоё прошлое, оценила бы смелость твоей откровенности. И знаю: будь у меня выбор металла, я выбрала бы стать именно Титаном, даже если бы ты предупредил меня об опасности “притяжения”. А после… Я могла бы остаться с тобой согласно исключительно своей воле. Более того: если бы я пошла с тобой сама, сама приняла решение зациклиться на тебе и составить с тобой пару неразлучников, у тебя было бы больше прав на мою любовь.

Это были жестокие слова, но это была чистая, не приукрашенная блёстками каких бы то ни было чувств, правда.

– Ты бы не пожертвовала своей свободой в мою пользу. Насколько бы сильно я ни влюбил бы тебя в себя, зная о грозящих тебе зацикленности и неразлучности, ты бы оттолкнула меня, и прежде чем я успел бы оспорить вынесенный тобой приговор нашей любви, искоренила бы искушение из своего пространства: растворилась бы в Диких Просторах, как однажды растворился я, с той лишь разницей, что ты не вернулась бы и даже не позволила бы себе оглянуться ни при каких условиях.

Я произвела тяжёлый вздох. Что-то мне подсказывало, что его теория вероятности более точна, нежели мне того хотелось бы сейчас – да он прав без малого на сто процентов! – однако на сей раз я решила смягчить свой ответ:

– Возможно – нет. Возможно – да. Мы никогда этого не узнаем. Ты всё сделал ради того, чтобы организовать мою слепую влюблённость в тебя, и вот я слепа. Я даже не знаю, как отреагировала бы на всю эту ситуацию, не будь я зацикленным неразлучником: я сейчас реагирую так потому, что мыслю трезво, или потому, что разум мой помутнён ненормальной, нечеловеческой любовью? Ты знаешь: ты должен был рассказать мне о способе моего обращения в Металл, о последствиях в виде притяжения Металлов одной масти, о зацикленности и неразлучности, и даже о своём прошлом, после чего я должна была сделать свой выбор.

– Я должен был тебя просветить. Но я выбрал этого не делать. И теперь с этим справляться нам двоим.

– Я не буду казнить тебя… – обрыв на середине фразы, спрятав в едва уловимом вздохе слова “потому что я люблю тебя, гений”.

– Я на это надеюсь.

Я промолчала. И молчание это было тяжелее свинца: и для него, и для меня. Поэтому он вновь заговорил первым:

– Я плохой человек. Но я твой человек.

Я вздохнула, тяжело…

– Твоё счастье, что я полюбила тебя до того, как обратилась в Титан. Знаешь, это как в старославянской сказке, которую Лада однажды рассказывала Душане. Суть сказания: зря царевич преждевременно сжёг одеяния волшебной лягушки – из-за этого действия ему пришлось много побегать.

– Но царевич в той сказке смог добежать до своей цели…

– Он смог. Сумей и ты.

Глава 20

Мы вернулись домой.

На обратном пути часто заходили на бетонные кладбища городов Павшего Мира, обращали внимание на обстановку, наблюдали… Массовость Блуждающих удручала повсеместно. В некоторых случаях Блуждающие вели себя будто на грани осознанности, но пристально следить за их поведением и тем более изучать его не было никакой тяги.

Из этого путешествия я привезла домой немного сувениров – найденный в забытой квартире светящийся от солнечной энергии брелок в форме жёлудя, новая фоторамка с украшением в виде виноградной лозы, шершаво-ребристые морские ракушки и гладкое морское стекло, – разместила всё на дубовой каминной полке, вроде как, добавила уютных деталей нашему очагу, но моего настроения это не улучшило. Состояние: хочется кричать и молчать одновременно. Как будто внутри меня каждую минуту взрывается граната, но открыть рот нельзя, чтобы не разорвало – взрывные волны подавляются только в запертом состоянии, и не приведи рок в броне обнаружиться бреши…

Это лето в чешских лесах выдалось крайне дождливым: почти каждый день с небес падала музыкальная от столкновения с горами вода. Раз в неделю минимум шумел многочасовой ливень и играли в пятнашки пять грибных дождей. Шагали рука об руку два к ряду промокших насквозь месяца. Все Металлы без исключения желали солнечной погоды, но не я: мне в полной мере хватало редких солнечных часов. Ежедневная и еженощная пасмурность отлично приглушала излишние внешние звуки, что предоставляло мне больше пространства для погружения в свой внутренний мир. Передо мной стояла непростая задача: разобраться в первую очередь с собой. Хотя бы ради проявления своего дара. Вернувшись в чешские леса, я всецело сосредоточилась на этой цели. Чтобы познать себя и чтобы отвлечься от… Других.

Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сразу установить, что кое-что меня уже на данном этапе отличает от прочих Металлов: перемена цвета радужек глаз. Тристан говорил, что пока он открывался передо мной в своих деяниях и мыслях, мои глаза будто сияли чёрным оттенком металла… У меня уже давно закралось подозрение, которое после этого замечания лишь окрепло: очень может статься, что цвет моих глаз зависит от моего настроения. И это может быть связано с моим “основным” даром или с одним из моих “основных” даров – о втором варианте, наиболее приближённом к правде, я задумаюсь ещё не скоро. Ближайшее время буду думать, что первое может и не быть связано со вторым – может оказаться лишь дополнительной опцией, которая уже на данном этапе меня не особенно радует. Я привыкла мастерски скрывать свои эмоциональные состояния – один из моих сильнейших навыков, – и тот факт, что мои глаза могут выдавать меня столь элементарным образом, в обход моего сдержанного языка и моей хладнокровной мимики, меня совершенно не воодушевляет. Пока что я не высказала вслух своего умозаключения относительно причинно-следственной связи в поведении моих глаз, но если так продолжится, думаю, со временем не одна я пойму эту незамысловатую схему: злюсь – чёрные глаза; радуюсь – серебристые; новая эмоция – новый оттенок радужек. Проще пареной репы. И это ужасно. Быть открытой книгой – не моё. Впрочем, любой дар даруется неспроста. Открою свой “основной” дар, узнаю, каким образом с ним могут быть связаны цвета моих глаз.

Вообще, дары – не то, что может удивить Металла. Чем-чем, а дарами мы не обделены. Способность видеть в кромешной тьме, преодолевать расстояния со скоростью ветра, за считанные секунды регенерировать свои физические повреждения любой степени тяжести, находиться в застывшем состоянии молодости, с лёгкостью переносить экстремальные температуры и в принципе любые экстремальные условия, пользоваться звериной ловкостью, если желать – слышать на расстоянии десятков метров бой постороннего сердца, задерживать дыхание и, вероятно, даже впадать в анабиоз, пользоваться возможностями своего мозга на сто десять процентов и даже полностью восстанавливать утраченные части тела, а также жить с отсутствием потребности в питании и сне, и самое потрясающее – трансмутация, то есть возможность обращения любых предметов в метал своей масти… Всё это общие металлические дары, доступные всем Металлам с первых же секунд их металлической жизни, об обладании которыми мы уже даже не задумываемся – принимаем за должное, будто мы такими могущественными родились, а не случайно стали…

Тристан крайне многогранен. Возможно, благодаря этой своей особенности он приобретает любые новые навыки ловчее, нежели остальные Металлы: то, что все усваивают за пару-тройку повторений, например, новый язык или технику рукоделия, он схватывает на лету, с первой же секунды первой пробы. Добромир, Купава и Лада – эмпаты разной степени, так что они тоньше прочих “чувствуют” этот мир: краски и звуки особенно. Данко – король изобретений, на что повлияла его предрасположенность к сосредоточенному, кропотливому труду, способному длиться десятки часов и даже суток напролёт… Пока мы отсутствовали, он сконструировал на широком горном ручье оригинальную водяную мельницу, способную включать режим музыкального ударно-струнного инструмента – человеку можно с ума сойти от гениальности этой конструкции…

Я же разительно проницательнее прочих. Собеседнику не нужно даже рта открывать, чтобы я поняла о нём больше, чем это прилично. Но всё это “косвенно”. Косвенные дары непостоянны: порой, Тристан может быть рассеян; Добромир, Купава и Лада могут быть отвлечены от окружающего мира внутренними переживаниями; Данко может быть не в настроении; я могу быть невнимательной или, как Данко, включать разное настроение, а значит… Все могут обмануться или даже обмануть. Даже я. Удручает, но… Быть идеалом, всегда знать насквозь всех и всё, быстро бы наскучило. Скучная бесконечная жизнь, не украшенная неожиданными сюрпризами – что может быть депрессивнее?..

***

Сила Металла зависит от его масти, а также от возраста и от дара. Но это ещё не всё. Также известно, что значительная разница пролегает между благородными и неблагородными Металлами. Благородные металлы устойчивы к окислению и коррозии, неблагородные – подвержены и окислению, и коррозии. Благородные Металлы практически не взаимодействуют с кислотами, неблагородные – активно реагируют с кислотами. У благородных металлов высокая электропроводимость, у неблагородных – средняя или низкая. Продолжать этот перечень различий можно долго, но суть одна: благородные Металлы по природе своей сильнее неблагородных. В наших рядах есть как благородные Металлы – Титаны (я и Тристан), Золото (Яр), Платина (Добронрав), Палладий (Конан), Рутений (Беорегард), Родий (Теона), Иридий (Спиро), Осмий (Данко) и только Серебра для полной комплектации не хватает, – так есть и не неблагородные – Вольфрам (Добромир), Медь (Купава), Цезий (Лада), Лантан (Кармелита), Молибден (Клэр), Тантал (Джекки). Если бы я была Тристаном, я бы сказала, что наша потенциальная армия сильна, но я не Тристан, а потому скажу, что наша потенциальная сборная по хоккею прекрасна. Особенно если брать в учёт уже известные нам открывшиеся дары… Впрочем, едва ли Кармелита согласится выйти на лёд голой.

Меня немного беспокоит тот факт, что дар Тристана до сих пор не проявился. В конце концов, он самый старший из всех Металлов… Факт “задержки” его дара может предупреждать о двух вариантах: не все Металлы могут быть одарены – могут встречаться исключения, – или каким-то дарам необходимо больше времени для проявления.

Тристан рассказал мне о Полеле, сестре Платины, погибшей во время падения камчатского Замка. Именно с ней он впервые почувствовал нечто вроде проявления своего дара – быстрое обучение языку при телесном контакте… Я не ревнива – такой уж холодной на голову и чувства уродилась. Особенно я не способна ревновать к прошлому. Да и я понимаю, что он её не любил. Теону – да, Полелю – почти… Просто всё совпало: моё настроение от его рассказов, и его рассказы, пополняющиеся новыми деталями… В общем, я не стала вникать в эту историю и отстранилась. Но кое-что пометила на полях своей внимательности: скорее всего, дары работают от силы мысли, а значит, велика вероятность, что для открытия дара необходимо владеть осознанием того, что ты Можешь-Это. Я задала себе вопрос, что для меня “Это”. Стоило мне уйти в размышления по этой теме, как в этот же момент внутри меня впервые щёлкнуло нужным рубильником: я могу всё.

В отличие от остальных… Я могу всё. А это может пугать. И это обязательно напугает. Всех. И особенно близких мне людей.

Наблюдая за тем, как Лада левитирует в солнечных лучах над пропастью на фоне бирюзовой глади озера, я впервые всерьёз задумалась о словах Титана про опасность, которая может происходить от других Металлов. Не от тех, кого мы знаем, а от тех, кого мы можем не знать… Мы не одни такие в мире: как минимум есть свидетельства о двух десятках Металлов, сумевших сбежать с Камчатки незамеченными, а также примерно о паре десятков, впоследствии сумевших покинуть территорию Дилениума… И ещё присутствует вероятность существования не только русских Металлов… Сколько всего? И где все они? Пусть планета большая, но мир тесен. А когда ты зацикленный неразлучник, мир становится ещё и узок – как будто смотришь через тубус без дна на человека без изъянов. Но узость не по мне, тубус всего лишь твёрдый картон, а Тристан вообще не человек.

Глава 21

В стекло забилась птица. Приблизившись к окну на металлической скорости, я распахнула окно и впустила посланницу внутрь… Прежде чем я сняла со спины пернатой свиток и пересадила уставшего почтальона на наружную кормушку справа от окна, я уже знала, что письмо от Беорегарда – ответ на мою объёмную записку, отправленную восемь дней назад.

“Привет, дикая наша девочка! Надеюсь, ты в своих лесах не одичала окончательно…

Не переживай о нас: у нас всё в порядке, насколько это возможно… Поиски Теи не прекратятся до тех пор, пока мы не найдём её.

О проявлении дара не думай – только чувствуй. Я говорю исходя из собственного опыта: проявление у всех разное. Прежде чем я понял, что моим даром является блокировка чужих даров, я им пользовался, не зная того – дар Теоны открыл мне глаза.

У меня есть основанная на весомых фактах теория о том, что дары могут проявляться тем дольше, чем они сильнее…

У твоих названных брата и сестры дары проявились в начале этого лета. Спиро способен предсказывать точные погодные условия приблизительно на десять дней вперёд – радиус его дара всё ещё колеблется, что особенно чувствуется в исчислении квадратных километров. У Клэр иммунитет к любому виду ядов. Подобным навыком могут похвастаться все Металлы – нам не страшны укусы ос или змей, – но у Клэр всё серьёзнее: она невосприимчива к ядам, опасным для Металлов, и яд Блуждающих в любой дозе не наносит ей никакого ущерба, и даже лёгкого опьянения от него она не испытывает.

Ты спрашивала о “дилениумских” шпионах… Дар Платины – отзеркаливание информации. Лучший дар для шпиона, но со своими нюансами: носитель этого дара способен передавать информацию, пребывая в состоянии сна, однако адресата он должен знать в лицо, и адресат во время передачи информации также должен находиться в состоянии сна. В противном случае, его попытка связаться останется незамеченной. Неудобные “но”, сама понимаешь: Металлы не нуждаются во сне, да и Платина в лицо знает не многих из нас… Поэтому мне приходится периодически заставлять себя погружаться в сон – таким образом я пару раз в месяц-два получаю информацию о делах Дилениума и, если вижу в этом необходимость, передаю свою информацию или инструкции… Во время последней нашей сновидящей встречи Платина сообщил о том, что дар Золота проявился в конце весны. У него биолюминесценция – способность излучать свет. Исходя из слов Платины, сила свечения Золота настолько велика, что способна ослеплять… Удобный дар для ближнего боя и совсем неудобный дар для шпионажа. Платина утверждает, что проявление дара Золота случилось на территории Кантона-B, благодаря чему его удалось скрыть от глаз Кар-Хара… Важно: Дилениум всё ещё не знает о том, что Металлы наделены индивидуальными дарами. Любое их неведение – наше преимущество.

Дары Конана и Джекки, как и у тебя, всё ещё не проявились. Ждём.

Надеюсь, у тебя всё хорошо, дикий наш ребёнок. В последнем письме мне показалось, будто ты о чём-то переживаешь, и это не связано с проявлением твоего дара? Ты ведь знаешь: со мной ты можешь говорить откровенно, обо всём. Не думаю, что тебя возможно обидеть, но если дело в Тристане: только скажи, и я надеру ему уши, помну бока, перетру рёбра – на твоё усмотрение.

Приходи в Рудник. Тебя здесь любят. И всегда ждут.

Твой единственный и безмерно любящий дядя,

Беорегард Рутений Диес”.

Беорегард неосознанно отделяет меня от Тристана. Глаза сами собой повторно перечитывают строчку: “Приходи в Рудник. Тебя здесь любят. И всегда ждут”. Не: “ПриходиТЕ в Рудник. Вас здесь любят. И всегда ждут”. Он любит Тристана. Но либо он понял из моего последнего письма больше, чем мне того хотелось бы, либо он недоволен тем, что знает о нас, а именно о моей невольной зацикленности-неразлучности…

Я отстранила письмо от глаз и направила взгляд в окно, за которым уже догорал летний день: вечерние лучи солнца запутались на соседнем склоне в августовской листве начинающих покрываться осенней позолотой клёнов… Дары Спиро и Клэр проявились. Так скоро… Но они не самые впечатляющие из тех, что нам известны. Дары Вольфрама, Цезия, Лантана, Платины не только намного интереснее, но и сильнее…

Меня отвлёк уличный шум, и взгляд сам собой перекочевал на его источник: на лавке у обрыва, с котом не поладили щенки… Пока мы с Тристаном были на море, Добромир приютил крупную бродячую собаку, похожую на породу немецкой овчарки. Добрая сучка, очевидно, повелась с волком, потому что очень скоро принесла приплод из двенадцати крепких щенков, по цвету наполовину овчарок, наполовину волчат… И вот эти крепкие щенки уже резвятся, догоняя полурыжего-полудымчатого кота, одного из редчайших и красивейших диких потомков Дыма Добронрава и Марсохода Теоны. У всего есть продолжение…

Осень не за горами, а я всё ещё не определилась… Меня сбивает с толку объект моей зависимости. Так дело не пойдёт, осознание не придёт, спокойствие не наступит. На кону уверенность. Мне жизненно необходимо понять. Иначе я или сойду с ума, или сорвусь с цепи – оба варианта разрушительны… Однако, как известно, порой разрушение – неизбежный и даже самый важный пункт для возможности будущего процветания. Я хочу процветать и хочу процветания для всего своего пространства. А значит, процветанию быть. Когда наступит его время. Простите все, кому сначала будет больно…

***

Я вышла из дома с письмом Беорегарда во внутреннем кармане рубашки, желая показать его Тристану, который весь день пробыл на улице, трудясь над каким-то столбом, который, согласно его обещанию, в скором времени должен будет меня удивить. Над похожими столбами у своих домов колдовали Добромир и Данко, оставляя Купаву и Ладу в неведении перед сюрпризом. Моих старших подруг веселит поведение их избранников, я же вместо того, чтобы улыбаться до ушей, ушла в библиотеку, в которой провела бо́льшую часть дня, а вернувшись домой под вечер, вновь занялась книгами…

Стоило мне приблизиться к Тристану, чтобы сообщить ему о письме из Рудника, как он, многозначительно улыбнувшись мне и даже весело подмигнув, что машинально вызвало у меня ответную тёплую ухмылку, в уже вбитый в каменную породу столб воткнул два миниатюрных предмета в виде тонких пластинок, и в следующий момент…

Услышав уловимый только металлическому слуху электрический треск, я резко развернулась лицом к дому и увидела нечто действительно подобное волшебству: гирлянды из лампочек, которыми с начала лета была обвешана вся наша веранда, засияли тёплым светом!

– Вау… – машинально выдохнула свою первую эмоцию я.

Я действительно была впечатлена. И вдруг поняла, что все прожитые в чешских лесах месяцы даже не подозревала, насколько мне всё это время не хватало электроэнергии, пока не увидела её вот так вот неожиданно…

Я приблизилась к лавке у обрыва и прошла мимо нее, чтобы посмотреть на освещённый дом с лучшего ракурса. Остановившись и положив руки в передние карманы штанов, с ухмылкой посмотрела на своего Титана и всё-таки поинтересовалась:

– Это ведь благодаря технологии силового поля Парадизара? – стоило мне вслух произнести слово “Парадизар” и взглядом выхватить столб, запитавший наш дом чудотворной электроэнергией, как моя улыбка сразу же начала таять… Технология моего кошмара. Эта технология продержала меня в плену почти год, эта технология заставила меня пережить кровавые побоища и невосполнимые потери, из-за этой технологии мои сны обогровлены кошмарами… Но благодаря этой же технологии я познакомилась с Джекки Киттридж. И теперь эта технология будет питать уютным светом мой дом?..

– Теперь у нас будет не только электроэнергия – мы сможем защитить свои дома от случайных прослушиваний. Ты ведь знаешь, как чуток металлический слух.

– Хочешь сказать, что мы накроем наш дом силовым куполом? – по моей коже разбежались непроизвольные мурашки, и я заметила, что едва сдержалась, чтобы не встряхнуть плечами.

– Нет, это будет не купол… Считай, отбойный звуковой барьер, пущенный по всей внешней границе построения. Мы в доме сможем слышать происходящее снаружи, но те, кто снаружи, не смогут слышать того, что происходит внутри дома… До начала осени перенесу всю установку с улицы в подвал – так будет надёжнее. Однако Данко пообещал в ближайшее время придумать нечто более портативное.

– У нас… – у меня перехватило дыхание. – Теперь появится связь с Рудником?

– Рации. Да. Я ведь обещал тебе. Думаю, мы с Данко сможем настроить их в течение нескольких часов… Необходимо только выйти на спутник Беорегарда. Не обещаю идеальную связь, скорее всего, будут значительные помехи, но это лучше, чем ничего. К зиме запустим и электроотопление. Эта штука, – он ткнул пальцем за мою спину, – неубиваемая. На века хватит. Плюс скоро у нас появится перестраховочная гидроэлектростанция Данко.

– Мне нравилось отопление камином.

– Значит, будет камином, – он приблизился на шаг, взял мой густой локон и слегка потёр его в своих пальцах. – Будет так, как ты захочешь.

Я только хмыкнула, почти поддавшись его обаятельным чарам, почти насладившись его ароматом, но он вдруг продолжил говорить:

– Будешь ли ты со мной до скончания веков, моя Титанида?

Я растерялась… Переход был неожиданным, резким…

Прежде чем я успела сосредоточиться, он сделал нечто совершенно непредсказуемое… Зачем-то вдруг встал передо мной на колени… Вернее, на одно колено… Меня это окончательно выбило из колеи… Я не знала, что делать: встать тоже на колени – на колено! – или сейчас же отойти подальше, а может и сбежать, чтобы дать ему возможность протрезветь…

Пока на меня накатывала первая волна паники, он вдруг достал из кармана своей рубашки какую-то маленькую квадратную шкатулку из полированного тёмного дерева и раскрыл её передо мной… На чёрном бархате блестело гладкое титановое кольцо. Я действительно не поняла ситуацию. Паника резко – как водой на угли – погасла, и на лице у меня явно проступил немой вопрос: “Ну и что это такое?”. Я всерьёз не… Не поняла. Пока он не сказал:

– Я люблю тебя больше всего на свете, и я знаю, что не могу без тебя жить. Куда бы я ни пошёл и чем бы ни занялся, я везде и во всём вижу тебя. Прими мою руку и моё сердце, Титанида. Я только твой, а ты… Будь только моей.

Я произнесла свой ответ на выдохе, отчётливо и однозначно:

– Нет.

ЧАСТЬ 3