– Крайне польщен, – ответил Титус, чувствуя внутри прежде незнакомую разновидность неловкости. – Можете звать меня просто Титус, без всяких там герцогских титулов. И вообще, в душе я противник абсолютной власти. На досуге обязательно подумаю о реформах…
Архивариус насмешливо засопел, скрываясь за развернутой газетой. То ли не верил, что у Титуса будет досуг, то ли прочитал что-то смешное. Новоиспеченный наследник между тем, решив, что формальности завершены, схватил костяную рукоятку кинжала и начал кромсать на части утку, разбрызгивая во все стороны теплый, аппетитно пахнущий жир. Хорошо прожаренная, напичканная имбирем и еще какими-то специями утка показалась Титусу превосходной.
– У вас чудесный лес, сир, – сообщил тем временем Архивариус, неторопливо отрезая себе утиную ножку после того, как слуга передвинул тарелку на другой конец стола. – Сосны, отборные корабельные сосны, дубы, что-то там еще… И ни одного браконьера. А живности… Столько, сколько ее в вашем лесу, водилось на земле только до сотворения человека. Н-да, появление одних всегда создает проблемы другим… Кстати, попробуйте вино. Выдержка сделала его просто превосходным. Как-никак триста лет. Или пятьсот. Точно не помню.
Титус содрогнулся, представив такую бездну времени, и, звякнув зубами, отхлебнул из тяжелого, пахнущего металлом бокала. Ничего подобного в своей жизни он прежде не пил. Голова немедленно стала крайне легкой, словно отделилась от туловища и шариком поплыла по воздуху, а ноги буквально приросли к полу. Рука, не испросив на то разрешения у воспарившего сознания Титуса, подняла бокал еще и еще раз, и так до тех пор, пока последняя капля чудо-напитка не доползла до его губ. И вот эта самая капля совершила с ним удивительное превращение, вернув здравость мысли и суждений. Титус осознал: от него наверняка чего-то хотят. Не привезли же его сюда, в самом деле, чтобы ублажать утонченной кухней и отвечать ему «как изволите, сир» с утра до вечера. Он вежливо подождал пару минут, однако на этот раз Архивариус никак не прореагировал на его мысль. Казалось, старик уже дремал, вытянув к камину ноги в видавших виды домашних тапочках без задников.
– Ваше высоко-ко-книжство! – икнув, обратился к нему Титус.
Старик всхрапнул, а затем приоткрыл один глаз. Глаз сфокусировался на Титусе, и тот понял, что можно говорить.
– Вы же все равно знаете, о чем я думаю, – неуверенно пробормотал наследник Сан-Маринский, с трудом подыскивая слова. – У меня была какая-то другая жизнь. Хотя я мало что помню, но точно совсем другая… Потом я очутился в карете, мне вручили завещание и все такое… Но, наверное, придется это, э-э… отрабатывать? Ничего же в этом мире не бывает просто так?
Архивариус, не открывая второго глаза, улыбнулся. Кажется, он был доволен. Словно не ошибся в адресате завещания.
– И в этом мире, и в любом другом, – согласился он, начав яростно тереть о каменный пол задымившейся тапочкой. – Пойдемте, сир, я вам кое-что покажу.
Он опять схватил Титуса за локоть своими железными пальцами, беспардонно оторвав от недоеденной утки. Едва дал вытереть салфеткой жирные руки и потащил вслед за собой по темным, жутковатым коридорам замка. Они блуждали минут десять, пока не замерли перед двустворчатой некрашеной дверью. Архивариус некоторое время смотрел на дверь с неподдельным благоговением, а затем одним ударом ноги распахнул ее настежь.
– Добро пожаловать в самый полный книжный архив человечества, – торжественно сказал он при этом. – В общем, в мой архив.
Из-за открывшейся двери на Титуса волной схлынуло что-то очень близкое и дорогое еще со времен детства. Как же он любил этот сладкий запах старых, ломких страниц – изодранных, сшитых нитками и проклеенных скотчем! Библиотекарь в его городке был своим человеком – пускал Титуса в хранилище отживших век томов и позволял набирать там сразу по десятку никем не читанных годами книг. Вот и здесь на возвышающихся в три человеческих роста полках нельзя было найти ни одного нового корешка. Ни намека на первоначальный лоск и запах свежей типографской краски.
– Всякий хлам сюда, понятное дело, просто не попадает, – пояснял Архивариус наследнику, ведя его вдоль бесконечных полок. – Только то, что зачитано до дыр несколькими поколениями. Примерно одна книга из десяти тысяч изданных.
Близоруко сощурившись, Титус перебегал глазами с одного корешка на другой. Многие названия были ему хорошо знакомы.
– Почти все имеется в рукописном оригинале, – гордо сообщил тем временем Архивариус, показывая пальцем в сторону гигантского шкафа с кучей ящичков, помеченных разными буквами алфавита. – Более того, с некоторыми авторами поддерживается постоянная переписка. В целях, так сказать, развития их творческого наследия. Вот, полюбопытствуйте, сир. Не далее как вчера пришло письмо от одного из них…
Он сунул в руки Титуса какой-то конверт. Титус машинально взял его, вытащил письмо и почему-то свободно прочел первые строчки, хотя те были написаны на французском, да еще на редкость небрежным почерком.
«Дорогой Архивариус! – сообщало письмо. – Верьте или нет, но прослышал на днях о том, что вы затеваете в герцогстве Сан-Маринском какой-то новый увлекательный сюжетец (как всегда, болтали при дворе). Восхищаюсь вашим неиссякаемым задором и верой в людей. Надеюсь, что удастся наконец отыскать талантливое перо, дабы избежать того ужасного финала, который мы имели несчастье наблюдать в прошлый раз…»
В этом месте Архивариус с искусством фокусника вытянул письмо из рук Титуса и сунул куда-то между книг.
– Моя маленькая слабость, – хмыкнул он в усы. – Люблю побравировать знакомством со знаменитостями. Прелюбопытный, кстати, господин. Настолько сжился со своими героями, что днюет и ночует при французском королевском дворе. Это плохо влияет на его характер – стал совсем легкомысленным. Слухи, сплетни, дешевые страсти… Никак не добьюсь от него, чтобы написал что-нибудь новенькое.
Титус, кажется, понял, кого конкретно имеет в виду Архивариус, открыл рот, но через пару секунд вновь его закрыл. Из них двоих кто-то явно был сумасшедшим. Проблема заключалась в том, что он никак не мог понять, кто именно. Архивариус между тем опять со странным любопытством разглядывал его лицо.
– Удивляетесь? – посочувствовал старик вслух. – Пора, мой друг, перестать удивляться. Уже должен появиться иммунитет. Тем более что самое удивительное у нас впереди. Оно лежит в ящике вон того письменного стола.
Титус подался вперед и осторожно, словно шел по натянутому над пропастью канату, шагнул к столу.
– Хороший рефлекс, – одобрительно пробурчал Архивариус. – Среднестатистический обыватель отступил бы на пару шагов назад. А то и вообще убежал бы без оглядки. Но не будем медлить – смотрите, сир!
Как чародей в сказках, достающий из сундука волшебную палочку, он нагнулся к столу, открыл темную дверцу и с грохотом выдвинул верхний ящик. Титус ожидал увидеть все что угодно, даже каменные плиты Ветхого Завета. Но ничего такого в ящике не было. То, что там лежало, занимало совсем немного места и умещалось на самом дне. Он тщетно пытался хоть что-то разглядеть из-за спины Архивариуса, пока тот торжественно колдовал над ящиком.
– Самый удивительный экспонат моего архива, – наконец победно провозгласил Архивариус оглушительным голосом, а затем протянул Титусу свою широкую ладонь и раскрыл ее. На ладони лежало длинное птичье перо. Серо-коричневатое, испещренное мелкими черными прожилками, похожими на миниатюрные арабские буквы. У основания перо уже чуть-чуть распушилось и от мощного дыхания Архивариуса невесомые пушинки подрагивали, будто в испуге.
– Как в сказках говорят, перо, конечно, не простое, – растягивая слова и хитро жмурясь, сказал Архивариус. – Волшебное перо: все, что им напишешь, сбудется. Ловите!
И тут совершенно внезапно он подбросил перо в воздух перед Титусом. Наследник судорожно протянул вперед руку, и перо спланировало прямо на его ладонь. Хотя оно почти ничего не весило, Титус ощутил что-то вроде мощного удара в грудь и одновременно куда-то в затылок. Ощущение тяжести в ладони было таким неподдельным, что все мышцы тела мгновенно напряглись. Рука наследника, державшая перо, заметно дрожала. Архивариус внимательно смотрел на Титуса поверх очков, изучая произведенный эффект.
– Ну-ну, – подбодрил он застывшего в растерянности Титуса, хотя его взгляд выражал при этом странную жалость. – Это же не змея гремучая. Тем более что перо теперь ваше, сир.
– Мое? – Титус, кажется, даже не удивился. – Почему?
Архивариус неожиданно разозлился.
– А почему вы на свет появились? – сердито ответил он. – Каждому надо что-то сделать в своей жизни. Так людям на роду написано.
– Что написано? – не понял Титус.
– Вот об этом, дружок, догадайся сам. Все остальное за тебя уже сделали, – ласково ответил ему Архивариус и мягко, но все равно бесцеремонно выпихнул наследника из библиотеки. Двери с грохотом захлопнулись перед самым его носом.
Пытаясь сообразить, что все это значит, Титус минут десять простоял на одном месте, тупо глядя на перо, едва освещенное светом подвешенного за поворотом коридора факела. Оно уже не оттягивало руку, не давило на голову и казалось совершенно обычным птичьим пером – одним из тех, что в детстве они затыкали в волосы, играя в индейцев. Зачем ему дали эту штуку? Скорее всего, Архивариус просто сумасшедший. Хотя, спору нет, умеет произвести впечатление и эффектно подать себя…
– Глаза! – раздался тут зловещий шепот за его спиной. Титус дернулся всем телом и едва не заорал от испуга, увидев белую фигуру в колпаке. Это, однако, был всего лишь Мюллер.
– Глаза, сир, надо поберечь. Темно здесь слишком, чтобы всякие там мелочи рассматривать, – заботливо повторил слуга, подходя поближе. – Вам ведь глаза еще ой как пригодятся. У писателей они всегда слабое место. Пока очки не изобрели, жуть что было. Правда, вот Бах слепым писал. Но музыку. Я думаю, музыку проще писать, чем книги. Хотя многие, конечно, считают иначе…