«О, мне об этом можешь не рассказывать».
– Мы были молоды и жаждали новых впечатлений, были голодны до новых знаний и нового, ни с чем не сравнимого опыта. Это было время поиска себя…
– Мы?
Взгляд Файоннбарры потускнел.
– Мы. Я и Элиша. Моя возлюбленная. – Он помолчал. – Я был совсем другим. А еще до ужаса хотел произвести на нее впечатление. Элиша в юности была такой, знаешь ли, классической ведьмой-бунтаркой: подводила густо-черным глаза и носила длинные черные платья.
Морриган усмехнулась – снова звучало очень знакомо.
– Наши свидания – сейчас это дико звучит – проходили на кладбище. Не знаю, насколько это правда, но, как и многие колдуны, мы считали, что Вуаль, разделяющая мир живых и мир мертвых, там особенно тонка. Но обряды, которые мы проводили там, смахивали скорее на забавы с вкраплением толики колдовства. На большее наших умений просто не хватало. Потом Элиша захотела стать полноценной полуночной ведьмой. Она отыскала путь в Пропасть, убедила меня обучаться у лучших колдунов хаоса – она была из богатой семьи, могла себе это позволить.
– Но в конце концов ваши пути разошлись, – догадалась Морриган.
– Куда быстрее, чем мне хотелось бы. Я перерос эту бурную, диковатую юность, а Элиша… она продолжала упиваться силой и грезила о безграничном могуществе. Ее поймали на кладбище, когда она взывала к какому-то из демонов и ради ритуала даже убила бродячего пса. Мы к тому времени уже разошлись. Я разочаровал Элишу, поскольку оказался не готов идти ради нее на край света… если точнее, становиться полноценным колдуном хаоса. Обо всем, что произошло тогда, я узнал из новостей.
Файоннбарра кашлянул, отпил из бутылки, будто оттягивал момент признания.
– Я не знаю точно, что случилось. Не знаю, что заставило ее пойти на такой шаг. Когда трибуны попытались ее арестовать, Элиша вышла из себя и решила, вероятно, применить полученные на практике знания – принести одного из трибунов в жертву Балору. Защитить себя и вместе с тем получить столь желанную силу, которую ни один демон, вскормленный на крови и растерзанной на клочки душе жертвенного животного, дать ей не сможет. Я даже рад, что не знал ее такой.
– Ее убили, верно? – тихо спросила Морриган.
Если действия полуночного колдуна угрожают жизни трибуна или агента Департамента, служители закона вправе устранить угрозу.
Файоннбарра не сумел ответить. Просто кивнул.
– Мне жаль, – искренне сказала Морриган.
– Это было давно. Но… спасибо.
Они помолчали. Морриган кусала губы, Файоннбарра согревал бутылку в ладонях.
– А почему ноктурнизм?
Он слегка улыбнулся.
– Даже оставив магию хаоса, я понял, что хочу быть не простым жителем Ирландии, а колдуном. Как-то раз, стоя на крыльце своего дома, я вглядывался в звездное небо. И подумал, как несправедливо, что магию ночи относят к полуночной – запрещенной, грязной… Извини. Ночь ведь такая красивая… Я слышал легенды о таинственной и прекрасной Госпоже Ночь. Она не богиня, нет, но нечто особенное. В учебниках ее называют «персонификацией ночи», но это слишком сухо. Академично и оторвано от реальности. Когда принимаешь участие в обрядах, то понимаешь, что никакие колдовские заклинания и чары не сравнятся с ритуалами ноктурнистов. Их цель – единение с ночью. С Госпожой Ночь – сверхъестественной частицей мироздания. Что? Почему ты улыбаешься? – Файоннбарра покраснел. – Тараторю, как дурак, несу всякую чушь, да?
– Нет, нет… Ты говоришь так страстно, так… вдохновенно.
Он смущенно рассмеялся.
– В общем, когда я вернулся в дом, решение было принято.
Морриган кивнула, но ее мысли уже утекли в ином направлении – от прошлого Файоннбарры к ее настоящему.
– Скажи мне… – медленно начала она. – Получается, при должном умении ноктурнизм может посоперничать по силе с полуночной магией?
Файоннбарра нахмурился.
– Я бы сказал, они преследуют разные цели.
– Я имею в виду… На что именно способен опытный, умелый ноктурнист? Управлять тенями?
– Да, но это лишь одна из граней.
– А другие?
– Черпать силу в ночи. Не просто управлять тенями, а становиться ими. Это открывает перед колдуном невероятные возможности.
Чем дольше Морриган слушала, тем больше в ней просыпался интерес. Даже… заинтригованность. Она побарабанила пальцами по столу.
– Я хотела бы обучаться ноктурнизму.
Морриган давно не помнила такого, чтобы ее голос звучал столь неуверенно.
Файоннбарра поставил бутылку на стол, не сводя с нее взгляда, хотя вектор его интереса явно изменился.
– Ты, потомственная полуночная ведьма, дочка легендарной Леди Ворон, хочешь изучать рассветную магию?
Морриган приняла оскорбленный вид.
– Я уже изучала ее раньше. Я была охотницей, помнишь?
– Да, но… – Файоннбарра осекся на полуслове, не желая еще больше ее обидеть.
Похоже, львиная доля людей даже не сомневалась, что, будучи охотницей на колдунов-отступников, эту запрещенную магию она и применяла.
– Но зачем?
– Магия ночи может дать мне некоторые преимущества, – уклончиво ответила Морриган. – А я не против тузов в рукаве.
Файоннбарра покачал головой.
– Морриган, к ноктурнизму нельзя относиться легкомысленно. – В его голосе почудилась нотка упрека.
«А вот и возвращение ворчуна и зануды», – с мысленным вздохом подумала она.
– Ноктурнизм – не просто ветвь белой магии, а образ жизни.
– Который диктует не спать по ночам, а заниматься ритуалами? – фыркнула Морриган, и по лицу ноктурниста поняла, что выбрала неверную тактику.
– Ночными практиками, – поправил Файоннбарра. – И причем делать это постоянно.
– Иначе что? Госпожа Ночь проклянет меня? – скептически спросила Морриган.
Ее вопрос позабавил ноктурниста.
– Магия ночи перестанет тебе подчиняться.
– Значит…
Файоннбарра вскинул палец.
– Говоря «тебе», я имел в виду колдуна-ноктурниста. Прости, Морриган, но я не могу тебя обучать.
– Поняла. Ты из того типа колдунов, что отчаянно защищают школу магии, к которой принадлежат.
– Ты считаешь это странным? А я со своими повадками сторожевого пса кажусь тебе смешным и наивным.
«Какая проницательность».
Поразмыслив, Морриган сказала:
– На самом деле, похвально, что ты так предан магии ночи и с таким рвением готов ее защищать.
– Не могу понять, это комплимент или очередная порция ехидства?
– Давай сойдемся на том, что я не умею делать комплименты, – обезоруживающе улыбнулась Морриган. – Но смею тебя заверить: это мой единственный недостаток.
Файоннбарра рассмеялся. Вежливость, такт и явное желание вызвать ее симпатию не позволяли ему возразить. А ведь в качестве недостатков Морриган он с чистой совестью мог назвать хотя бы непостоянство, которым она, бывшая полуночная ведьма, ставшая охотницей и рассветной ведьмой, а затем вновь полуночной, успела прославиться. Или импульсивность, о которой осведомлены все, кто хоть немного знал Морриган.
А если учесть, что Файоннбарра как-то расспрашивал о ней Дэмьена… Страшно представить, что тот мог ему рассказать.
Неожиданно в памяти всплыли слова берсерка, сказанные у монастыря, казалось, целую вечность назад. Морриган пыталась убедить Сиршу, тогда еще незнакомку в маске обезличенной, разорвать веретническую связь Клио с демоном. Дэмьен говорил о том, что завоевать чужое доверие несложно. Морриган только нужно забыть «об образе дерзкой и независимой охотницы за головами и полуночной ведьмы, готовой в любой момент испепелить весь мир».
Пусть они с Файоннбаррой знакомы совсем недолго, Морриган успела понять, что он ценил искренность и прямоту. Чистые помыслы, ясные мотивы.
И если с прямотой у нее полный порядок, то с искренностью – не совсем. Ведь последняя часто подразумевала согласие впустить кого-то чужого в свою душу.
– Все дело в полуночной силе. – Морриган с усмешкой покачала головой. – Впрочем, как и всегда… С самого моего рождения. Знаешь, иногда я думаю: почему наши с Клио судьбы так не похожи? И нет, я не про то, что происходит сейчас, хоть это показательно. Она стала сноходицей, рассветной ведьмой. Я же как проклятый флюгер…
Морриган резко выдохнула и прикрыла глаза. Лишь на мгновение, но его хватило, чтобы взять себя в руки.
– У нас были одинаковые условия. Обе – потомственные полуночные ведьмы. Обе – дочери легендарной Бадб. Так почему наши пути разошлись еще в детстве? Да, полуночный дар Клио всегда был слабей, но только недавно я задумалась: что, если все это время его подавлял неинициированный, спящий рассветный? Дар сноходчества?
– Тебя беспокоит то, что твоя сестра с рождения была рассветной ведьмой, тогда как ты – полуночной? Она была светом, а ты тьмой?
Файоннбарра улыбнулся, словно говоря: «Да брось».
– Во мне есть эта темнота, – настойчиво сказала Морриган. – Не только пресловутая жажда силы, что-то иное, что-то… темное. Желание, может, не властвовать, но главенствовать, побеждать, навязывать другим то, что я считаю правильным. Желание всегда и во всем быть первой. Быть сильнее – если не собственной матери, которой я проигрываю снова и снова, – то хотя бы всех остальных.
– Тьма есть в каждом из нас. Но мы можем бороться с ней, а можем своими действиями питать ее, давать ей силу.
– Что я и делаю, раз за разом обращаясь к полуночной магии. И каждый раз остановиться все сложней. Каждый раз соблазн прибегнуть к ней снова все больше. – Она вздохнула. – Сила – тот еще наркотик.
– Знаю, Морриган. Очень хорошо это знаю.
Взгляд Файоннбарры посерьезнел, будто обратившись вглубь него самого. Она поняла, что время светской беседы прошло. Так и оказалось.
– Выходит, ты хочешь использовать ноктурнизм как средство ослабить тягу к полуночной магии.
В его устах звучало как-то… мелко. Недостойно.
Морриган могла бы завернуть свои слова в красивую яркую фольгу, в пеструю привлекательную обертку, но что-то во взгляде Файоннбарры – том, что был обращен на нее саму, в ее глаза, а не на обнаженную гладкую кожу – побудило сказать правду. Простую, безыскусную и горькую на вкус.