я художника.
– Дерьмо!.. – прошептал он.
Маккалеб долго сидел, погрузившись в свои мысли. Совпадение – такая зловещая информация всего через несколько минут после ленча с Гарри Босхом – тревожило. Еще несколько минут Маккалеб изучал свои записи, но знал, что в них нет необходимых ему сведений из первоисточника. Наконец снова открыл телефон и набрал справочный номер 213. Через минуту он уже звонил в отдел кадров полицейского управления Лос-Анджелеса. После девяти гудков ответил женский голос.
– Я звоню по поручению управления шерифа округа Лос-Анджелес. Мне надо связаться с одним служащим полиции Лос-Анджелеса. К сожалению, я не знаю, где он работает. Знаю только фамилию.
Он надеялся, что женщина не спросит, что означает «от имени». Наступило долгое молчание, затем послышался стук по клавиатуре.
– Фамилия?
– М-м… Босх.
Он произнес по буквам, потом посмотрел на свои записи, готовый продиктовать имя.
– А имя… не важно, там всего один такой. Йе-рони-мус. Так? Боюсь, я плохо произнесла.
– Иеронимус. Да, так.
– Детектив третьего класса, работает в голливудском отделении. Вам нужен номер?
Маккалеб не ответил.
– Сэр, вам нужен…
– Нет, номер у меня есть. Большое спасибо.
Маккалеб закрыл телефон, посмотрел на часы и снова открыл телефон. Набрал прямой номер Джей Уинстон, и она сразу ответила. Он спросил, получила ли она что-то из лаборатории по исследованию пластмассовой совы.
– Нет еще. Подожду до завтра, а потом начну торопить.
– У тебя есть время, чтобы сделать несколько звонков и оказать мне услугу?
– Каких звонков?
Маккалеб рассказал об иконографическом исследовании, проведенном Брасс Доран, не упоминая Иеронимуса Босха. Сказал, что хочет поговорить со специалистом по живописи северного Ренессанса, но считает, что договоренность будет достигнута быстрее и встретят его лучше, если запрос будет исходить от официального лица.
– Сделаю, – ответила Уинстон. – С чего начать?
– Наверное, лучше с Художественного центра Гетти[13]. Я сейчас в Ван-Нуйсе. Если кто-нибудь примет меня, могу быть в Санта-Монике через полчаса.
– Постараюсь. Ты говорил с Гарри Босхом?
– Угу.
– Нового ничего?
– В общем-то нет.
– Я так и думала. Жди. Перезвоню.
Маккалеб свалил остатки ленча в урну и направился к зданию суда, где оставил «чероки» припаркованным в переулке возле службы надзора за условно-досрочно освобожденными. И по дороге думал о том, что умолчанием солгал Уинстон.
Следовало рассказать ей о двух Босхах. Он пытался разобраться, что заставило его промолчать. И не находил ответа.
Телефон зачирикал, когда он добрался до машины. Уинстон.
– Тебе назначено в Гетти на два. Спроси Ли Аласдэйра Скотта. Это первый помощник куратора по живописи.
Маккалеб достал свои бумаги и, попросив Уинстон повторить по буквам, записал имя, пристроившись на капоте машины.
– Очень быстро, Джей. Спасибо.
– Стараемся угодить. Я говорила прямо со Скоттом, и он сказал, что, если не сможет сам помочь тебе, то кого-нибудь найдет.
– Ты упоминала сову?
– Нет, тебе и карты в руки.
– Правильно.
Маккалеб понимал, что сейчас самое время рассказать ей об Иеронимусе Босхе. Но снова упустил возможность.
– Позвоню позже, хорошо?
Он закрыл телефон, посмотрел через крышу «чероки» на здание службы надзора и увидел висящий над входом большой белый транспарант с синими буквами.
С ВОЗВРАЩЕНИЕМ, ТЕЛЬМА!
Садясь в машину, Маккалеб гадал, возвращается ли эта самая Тельма как заключенная или же как служащая. С такими мыслями и уехал в направлении бульвара Виктории. Надо будет выехать на шоссе 405, а потом свернуть на юг.
11
С шоссе на перевале Сепульведа в горах Санта-Моники перед Маккалебом открылся вид на Центр Гетти. Само здание музея производило впечатление не меньше, чем любое из хранящихся в нем великих произведений искусства. Этакий средневековый замок на вершине холма. По склону медленно полз трамвайчик, доставляющий очередную группу почитателей к алтарю истории и искусства.
К тому времени как он припарковался у подножия холма и сел на идущий вверх трамвай, Маккалеб опаздывал на встречу с Ли Аласдэйром Скоттом уже на пятнадцать минут. Спросив дорогу у одного из охранников, он поспешил через вымощенную белым камнем площадку к служебному входу. Отметился у администратора, сел на скамейку и стал ждать, когда Скотт придет за ним.
Скотту было немногим за пятьдесят, и говорил он с акцентом, который Маккалеб определил как австралийский либо новозеландский. Скотт был дружелюбен и счастлив угодить управлению шерифа округа Лос-Анджелес.
– Мы уже имели возможность предоставлять детективам помощь и экспертную оценку. Обычно в вопросах установления подлинности произведения искусства или поиска исторических сведений об отдельных предметах, – сказал Скотт, когда они шли по длинному коридору в его кабинет. – Детектив Уинстон указала, что ваш случай будет другим. Нужна какая-то общая информация по северному Ренессансу?
Они прошли мимо поста службы безопасности. Из окна маленького кабинета открывался вид на перевал Сепульведа и застроенные холмы Бель-Эйра. Кабинет выглядел очень тесным из-за книжных полок вдоль двух стен и загроможденного рабочего стола. Места хватало только для двух стульев. Скотт указал Маккалебу на один, сам занял другой.
– Вообще-то после того, как детектив Уинстон говорила с вами, кое-что изменилось, – сказал Маккалеб. – Теперь я могу сказать точнее, что мне нужно. Удалось свести вопросы к одному художнику того периода. Если вы сможете рассказать мне о нем и показать какие-то его работы…
– И как его зовут?
Маккалеб достал исписанные листки. Скотт легко прочитал имя вслух: оно явно было хорошо ему знакомо. У него это звучало как «Иер-рон-и-мус».
– По-моему, именно так, как вы произнесли.
– Иеронимус, иногда еще говорят Иероним. Рифмуется с «аноним». Его творчество хорошо известно. Вы с ним не знакомы?
– Нет. Я никогда особенно не интересовался искусством. У вас есть картины Босха?
– В коллекции Гетти его работ нет, но в реставрационной мастерской сейчас работают с одним подражанием. Большинство его подтвержденных работ находится в Европе, в основном в Прадо. Другие рассредоточены по разным собраниям. Однако говорить вам следовало бы не со мной.
Маккалеб вопросительно поднял брови.
– Поскольку вы свели свой вопрос конкретно к Босху, лучше поговорите с другим человеком. Это ассистент куратора. А еще она как раз сейчас работает над систематическим каталогом Босха – довольно долгосрочный проект. Вероятно, любимое дело.
– Она здесь?
Скотт потянулся к телефону и нажал кнопку громкой связи. Потом заглянул в список добавочных номеров, приколотый к столу рядом с телефоном, и нажал три кнопки. После трех гудков ответил женский голос:
– Лола Уолтер. Чем могу помочь?
– Лола, это мистер Скотт. Пенелопа не занята?
– Сегодня утром она работает над «Адом».
– А, ясно. Мы к ней подойдем.
Скотт снова нажал кнопку громкой связи, закончив разговор, и направился к двери.
– Вам повезло.
– «Ад»? – спросил Маккалеб.
– Это та подражательная картина. Будьте добры пройти со мной.
Они прошли к лифту и спустились на один этаж. По дороге Скотт объяснил, что в музее одна из лучших реставрационных мастерских в мире. Поэтому произведения искусства из других музеев и частных коллекций часто привозят в Центр Гетти для восстановления и реставрации. В данное время идет реставрация принадлежащей частному коллекционеру картины, предположительно созданной учеником Босха или художником из его мастерской. Картина называлась «Ад».
Реставрационная мастерская оказалась огромным залом, разделенным на две секции. В одной работали над реставрацией рам. Другая секция занималась реставрацией картин и была разбита на несколько рабочих отсеков, тянущихся вдоль стеклянной стены.
Маккалеба провели во второй отсек, где работали мужчина и женщина. Мужчина сидел перед картиной, закрепленной на большом мольберте. На нем был передник поверх белой рубашки с галстуком, а на глазах – очки, больше похожие на увеличительные стекла ювелира. Он наклонился к картине и крохотной кисточкой наносил на поверхность что-то вроде серебряной краски. Женщина стояла у него за спиной.
Ни один из них не оглянулся на вошедших. Скотт поднял руки, пока сидящий мужчина наносил последние мазки.
Маккалеб посмотрел на картину. Примерно четыре на шесть футов. На фоне мрачного ночного пейзажа изображалась горящая деревня; жителей мучили и казнили разнообразные потусторонние существа. Верхнюю часть картины, в основном изображающую ночное небо, испещряли мелкие пятна повреждений и облупившейся краски.
Взгляд Маккалеба привлек участок картины пониже, где изображался обнаженный мужчина с завязанными глазами, которого заталкивала на эшафот группа птицеподобных существ с копьями.
Художник закончил работу и положил кисть на стеклянную поверхность рабочего стола слева от себя. Потом снова наклонился к картине, рассматривая результат. Скотт кашлянул. Обернулась только женщина.
– Пенелопа Фицджералд. А это детектив Маккалеб. Он участвует в расследовании и хочет расспросить об Иеронимусе Босхе. Я сказал ему, что вы самый подходящий сотрудник для такого разговора.
В ее взгляде отразились удивление и озабоченность – нормальная реакция на внезапное появление полиции. Сидящий мужчина даже не обернулся. Вот эта реакция нормальной не была. Вместо этого он снова взял кисть и вернулся к работе.
Маккалеб протянул женщине руку.
– На самом деле формально я не детектив. Управление шерифа попросило меня помочь в расследовании.
Они пожали друг другу руки.
– Не понимаю, – сказала женщина. – Украли картину Босха?
– Нет, ничего подобного. Это Босх? – Маккалеб указал на картину.