— Чего?
Старсан осуждающе покачал головой.
— Неделю назад мы определили дорогу, по которой поедем. Об этом могли знать только волисты. В селе мы стояли недолго, поздней ночью. Вряд ли кто-нибудь из сельских мог что-то пронюхать. Да и зачем?
— И как вы собираетесь найти предателя? — Гай помрачнел, понимая, что огорчил отца.
— Полагаю, Ксэнтус с этим легко справится.
Ксэнтус… Мэйт не сразу сообразил, что речь идет о нем. Его так часто называли мирклем и так редко вымышленным именем, что он никак не мог к нему привыкнуть. «Хорошо, что сейчас старсан смотрел в другую сторону, — подумал Габриэль. — Иначе бы точно понял, что ему врали».
— Командуй построение, — приказал Его Святейшество.
Под хриплую команду Гая волисты устало начали строиться в шеренгу, громыхая оружием и шлепая по лужам. Солнце начало припекать, подсушивая грязь и пятна крови на белых доспехах, на плащах цвета золота.
— Проверишь каждого, — сказал старсан.
— Я? — не верил Габриэль.
— Ну а кто из нас миркль? — без насмешки произнес Сэт. — Кого искать, думаю, ты понял.
— А разве это не противоречит вашим… правилам? — заметил мэйт, глядя на шеренгу уставших волистов. — Да и, на мой взгляд, вы прекрасно справляетесь без меня.
— Я люблю людей с чувством юмора, но сейчас не самое подходящее время для шуток, — сказал Сэт и неспешно направился к волистам.
Он остановился перед строем рядом с Гаем. И посмотрел на него с укором.
— А где Манни? — серьезно спросил Сэт.
Гай кивнул и побежал к предпоследней повозке, где ехал Манни, толстяк, повар и большой весельчак. У Манни был и золотой плащ, и белый доспех, но он редко их носил, предпочитая простую и просторную одежду. Габриэль ни разу не видел, чтобы Манни молился или вставал в строй, услышав команду, и не понимал, почему строгий Сэт терпит эдакого раздолбая, лентяя и безбожника. Пока сам не попробовал грибную похлебку, сваренную поваром Волистрата.
Крытая повозка покачнулась, отпуская тяжелого пассажира. Манни вылез, шлепая босыми ногами по грязи. На нем была лишь серо-желтая рубаха до колен; на груди поблескивал литус. В правой руке повар держал меч, продолжая на ходу стирать с клинка кровь. Он выбрал место посуше и, растолкав волистов, встал в строй, не обращая внимания на их ворчание, не задавая вопросов, равнодушный к происходящему.
Гай подбежал к старсану. Отец провел взглядом вдоль строя, потом ткнул указательным пальцем в плечо собственного сына.
— Ты тоже, — серьезно сказал Сэт, кивая на строй.
Гай опешил, услышав отцовский приказ, губы младшего сына старсана дрогнули. Он хотел что-то сказать, но промолчал и, ссутулившись, пополнил шеренгу. Габриэль удивился жестокости Сэта и с теплотой вспомнил собственного отца. Мэнж Аладар никогда не поступил бы так со своим сыном. Впрочем, осуждать Сэта тоже не следовало. Он хотел сохранить свое родство с двумя волистами в тайне. Выделять Гая нельзя, иначе не избежать лишних вопросов и подозрений. К тому же старсан, похоже, любил своих сыновей. Вон как напрягся, когда Алан, истекая кровью, грохнулся в лужу.
Волисты настороженно переглядывались в ожидании сообщения Его Святейшества, когда старсан встал перед строем, нацепив маску угрюмости.
— Среди нас есть предатель, — сразу заявил Сэт. — Не знаю, чем уж мы прогневали Лита. Но, как ни печально, это правда.
Волисты зашептались, начали с подозрением коситься друг на друга, пытаясь определить предателя. Лишь Гай и Манни ни на кого не косились, ни с кем не шептались.
Старсан поднял ладонь, и тревожный шепот стих.
— Все вы знаете, что мы везем миркля. И все вы знаете, на что они способны. Видит бог, в любой другой ситуации я бы разобрался сам. Но время… Это подлое нападение… Я не вижу другого выхода для проверки, да простит меня Лит.
Волисты опять зашептались. Но теперь косились не друг на дружку, а исключительно на мэйта — на настоящего миркля, способного определить предателя.
— Начинай, — сказал Сэт со вздохом и начертил указательным пальцем воображаемый круг над сердцем.
Волисты последовали примеру Его Святейшества, стараясь оградить себя от действия колдовства. Габриэль усмехнулся про себя, видя, как недовольные волисты дружно чертят в воздухе круги, шепчут молитвы и проклинают мирклей. Боги Элементоса, неужто волисты не понимают сути проверки? Мэйт был удивлен. Ему ведь всего лишь нужно их понюхать, отделяя один страх от другого. А они напряглись так, словно над ними колдовать станут. Неудивительно, что Волистрат катится в бездну.
Мэйт поглядел на строй волистов. Вдоль дороги пополз горький запах страха. Сциник Ксэнтус не раз устраивал такие проверки, заставляя двух юных мэйтов определять среди строя слуг воришку. Только тогда воришки были ненастоящими, под ногами не хлюпала грязь, а руки не тяготило грузило.
Габриэль, загремев цепями, подошел к Гаю. Тот задрал нос — мол, проверяй, сколько вздумается, мне скрывать нечего. И это действительно было так. Мэйт не ощутил никакого страха — только переполняющую Гая злобу. Младший сын старсана, мрачный и гордый, с обидой поглядел на отца, когда мэйт сделал шаг в сторону.
Следом за Гаем стоял Бриар, крепкий и молодой волист — тот самый, который едва не отрезал разбойнику нос. Бриар казался грозным и изо всех сил пытался выглядеть смелым, зарыв свой страх глубоко, но чутье мага обмануть не мог. Впрочем, этому волисту тоже нечего было опасаться. Вряд ли запах его страха был как-то связан с предательством. Скорее Бриар боялся, что маг наведет на него порчу или сглазит.
Прошедший дождь прибил дорожную пыль, сделал воздух чистым и легким, позволяя мэйту улавливать любые оттенки запахов. Поэтому на следующих трех волистов он потратил не больше двух мьюн. Айк, Истэр и волист, чьего имени Габриэль не знал, тоже нервничали. Но, как и Бриар, боялись самого мага, а не того, что он должен обнаружить. Предателями они не были. Либо умело прятали страх, как Его Святейшество, во что мэйт не верил. Старсан Сэт наверняка потратил полжизни на то, чтобы научиться обманывать чародейское чутье. И даже он, как выяснилось, несовершенен. Молодым Айку, Истэру и третьему волисту только предстояло этому научиться.
— Нет, — тихо произнес мэйт, проверив еще одного волиста.
После чего встал напротив розовощекого Манни, вдыхая запахи остывающего пота, холодной ветчины и лука. Манни было под пятьдесят, и он, судя по всему, повидал немало магов. И, похоже, искусно владел не только ложкой, но и мечом, без проблем меняя кухню на поле боя. В Манни не было ни капли страха. Чистый, как лист бумаги, подумал мэйт, переходя к следующему волисту.
Волиста звали Бак, ему было за сорок. И он, сверы его побери, плавал в густом и горячем облаке страха! Сердце Габриэля забилось чаще. Но он решил не делать поспешных выводов, не желая нажить очередного врага, да еще и среди волистов. Сэт не доверял никому и вряд ли принял бы на веру подозрения чародея. А что, если Бак никого не предавал, а всего лишь до истерики боялся мирклей? Или был страшным трусом от рождения? Это тоже надо учесть.
Габриэль смерил Бака взглядом. Волист выглядел подозрительно чистым по сравнению со своими собратьями. Впрочем, возможно, ему просто повезло, рассудил Габриэль, разглядывая волиста. Лицо Бака изуродовано: левая часть обезображена не то огнем, не то еще чем. Глубокие шрамы ветвились по щеке, лоб прятался под свисающими на него темными волосами; из впадины, окруженный шрамами, взирал темный, едва заметный огонек глаза.
Мэйт увидел, как по виску Бака покатилась капелька пота. Габриэль медленно повернул голову в сторону Сэта, все-таки решив поделиться подозрением. И тут же ощутил толчок в грудь. Из-за цепей удержать равновесие было сложно…
— Схватить его! — приказал Сэт. — Живым!
Мэйт, лежа на спине, приподнялся, насколько смог, и увидел, как Бак удирает в лес, сбивая с развесистых ветвей дождевые капли. После чего укорил себя за безрассудство и поблагодарил богов за то, что его всего лишь толкнули, а не проткнули мечом. Ошибка могла стоить жизни. Когда появилось подозрение, нужно было хотя бы отойти на безопасное расстояние, упрекнул себя Габриэль, а не указывать на предателя, у которого на боку висел меч.
Желтое на зеленом — между деревьями замелькали золотистые плащи. Почти все волисты бросились в погоню за предателем. На дороге остались Сэт, его младший сын и Манни. Повар в сердцах плюнул, махнул рукой и побрел к своей повозке — очевидно, доедать ветчину.
— Держи миркля, — сказал старсан Гаю. — Не своди с него глаз.
Гай, видимо, слишком буквально понял отцовский приказ. Он поставил сапог на живот Габриэлю, обнажил меч и занес его над лежащим мэйтом. Сэт тоже обнажил клинок, приблизился к сыну на расстояние двух шагов, внимательно вглядываясь в лес.
— Трудно в это поверить, — сказал младший сын волиста. — Чтобы Бак… Зачем ему нас предавать?
— О, не будь столь наивен, у каждого из нас найдется причина, несмотря на священную клятву, — спокойно сказал Сэт, будто его предавали каждый светлый день. Будто он сам не раз предавал.
Плащ Гая заколыхался, кончик меча дрогнул. Сын волиста, сын Его Святейшества, был поражен спокойствием отца. А Габриэль, продолжая лежать на мокрой и холодной дороге, сразу понял, в чем дело. И клетка на колесах, где томились бездари, которые позже скорее всего должны будут сгореть в священном костре, и нежелание Сэта ловить Погорельца, и наигранная волистом набожность — все это можно было счесть за предательство. За предательство бездарей, почитающих Лита и Волистрат.
— Золото? — немного подумав, предположил Гай.
— Не только, — сказал Сэт, не сводя взгляда с леса. — Может, Первоцвет пообещал избавить его бабу от бесплодия или излечить от болезни. Может, миркли пленили его отца и пригрозили тому смертью, если волист не станет им помогать. Может, я когда-то просто косо поглядел на него. Причина всегда найдется. Хотя у Бака их было на две больше, чем у нас. Ты хоть вспомни его безобразное рыло.