Кан шёл по следам существа больше часа и порядочно устал. Хорошо хоть зерновые, доходящие до пояса, сменились низкорослой травой, не сильно мешающей ходьбе. Правда, постоянные овражки и лощинки, заставляющие то спускаться вниз, то вновь карабкаться наверх, вымотали непривычного к физическим нагрузкам юношу. Когда Кан вконец обессичас и собирался уже просто рухнуть в траву, то увидел сгоревший хутор и… услышал странные всхлипы-причитания. Юноша, перехватив удобнее уже напитавшийся силой посох, осторожно стал подкрадываться к пепелищу, стараясь понять, кто же всхлипывает на руинах. И увидел странное существо, ростом по колено взрослому, напоминающее человека, только гротескно уменьшенное, и будто деформированное. Существо, одетое в невообразимые лохмотья, стояло перед пепелищем спиной к магу, и всхлипывало-причитало неразборчиво, переминаясь на коротеньких ножках. Зато длинные ручки неизвестного свисали практически до земли. Маг подошёл ближе и спросил у плачущего разумного:
– Ты кто?
Существо развернулось, и Кан увидел сморщенное личико с кривыми губами, нос картошкой и огромные глазюки, плеснувшие испугом. Вместо ответа неизвестное создание вскрикнуло, и рвануло наутёк, но запуталось в лохмотьях и рухнуло прямо в обгоревшие брёвна.
– Я не причиню тебе вреда, – стараясь говорить спокойно, сказал Кан неизвестному: – Ты меня понимаешь?
– Вреда? – взвизгнуло существо. – Я тебе сейчас сам такой вред причиню! По кусочкам разорву и раскидаю по всей округе! Тать бессовестный!
– Ты вначале ходить научись, – захохотал маг, видя, как существо, вскочив, опять запуталось в лохмотьях и снова грохнулось на землю…
…Существо сидело напротив Кана и уплетало варёную картошку, которой маг поделился с непонятной особью. В том, что именно этот товарищ высасывал коров, не было никаких сомнений – подмастерье очень хорошо запомнил ауру магического существа, и сейчас с любопытством разглядывал эту незнакомую сущность.
– Тебя как зовут? – спросил маг у голодного недоразумения.
– Афан я! – чавкая, ответил длиннорукий.
– А коров зачем в деревне высасываешь?
– А ты докажи! – насупился гражданин, даже перестав на мгновение жевать. Впрочем, эта пауза длилась недолго, и длиннорукий вновь принялся громко чавкать.
Кан поморщился:
– Мне и доказывать ничего не надо, приведу в село, да отдам крестьянам. У них доказательства требовать будешь.
– А тебе что, молока жалко? – спросил длиннорукий, и вдруг исказил лицо в непонятной гримасе: – Жадина ты!
– Чужое брать нельзя, – веско проговорил подмастерье, и, вспомнив, что сапоги и клинок тоже вроде не его, добавил через минуту: – Без разрешения!
Длиннорукий, расправившись с картошкой, спросил с вызовом:
– А жечь чужие дома без разрешения можно, а? А убивать?
– Так это твой дом был? – начиная догадываться, спросил подмастерье.
– Дом не мой, да я его НАДЗИРАЛ! – назидательно сказал Афан.
– Так ты домовой? – выдохнул Сай.
– Какой я теперь домовой, как дома нету? – насупился длиннорукий. И потребовал: – Дай ещё картошку!
Кан развязал узелок, который ему всунули перед уходом крестьяне, и отдал последний кусок хлеба:
– На, ешь! – и спросил внезапно: – А что здесь случилось?
Афан вновь быстро заработал челюстями и проговорил:
– Слепой, что ли? Не видишь, что случилось? Сгорело всё!
– Не слепой, – пожал плечами маг, – Но меня интересует, как сгорело и почему.
– А почему я должен тебе что-то рассказывать? – чавкал длиннорукий.
– Хотя бы потому, что ты мой ужин ешь.
– Вот ведь жадина! – опять обвинил мага домовой, но менее интенсивно от этого жевать не перестал.
– Слушай, Афан, – разозлился подмастерье, – Я ведь и правда могу тебя в село отвести, и пусть крестьяне с тобой по-своему поговорят.
Домовой нахмурился, и проговорил:
– Разбойники сожгли дом. И хозяев убили, – лицо у длиннорукого искривилось, став похожим на скукоженную картошку, и он запричитал: – И остался я один-одинёшенек!
– Так в селе бы начал жить, – удивился маг.
– В Медунках-то? – спросил домовой.
– В Медунках, – кивнул Кан.
– А там свои надзирающие есть, – нехотя выдавил Афан, собирая с ладони крошки, и смахивая их в рот. – А у меня с ними… разногласия небольшие.
– А молоко зачем воровать? Селян напугал!
– Что мне, с голоду подыхать? – насупился домовой. И добавил язвительно: – Ты посиди с неделю голодный, так не только вымя сосать начнёшь!
– А ты не только вымя сосал? – с интересом спросил Кан, но в ответ получил такой обжигающе-ненавидящий взгляд, что не выдержал, и расхохотался. Уж слишком комично выглядел гневающийся домовой.
Глава 4
– Ты куда-то шёл? – спросил мага домовой. – Так иди, давай. Если жрать больше ничего нету!
– За тобой я шёл, – отсмеявшись, сказал подмастерье. – Крестьяне наняли, чтоб найти того, кто коров у них высасывает.
– А ты докажи, – опять потребовал длиннорукий, но в этот раз более неуверенно.
– Мне доказательства не нужны, – ухмыльнулся Кан, – Ты там так наследил, что я тебя по ментальному следу нашёл.
– Маг, значит, – подытожил Афан, и спросил: – Что, сдашь теперь сироту крестьянам? Пусть убьют, растерзают невинного меня?
– Невинный, это когда не виноват. А ты виновен, – резонно заметил подмастерье.
– В чём? – в запале воскликнул домовой: – В том, что дом мой сожгли, а меня умирать с голоду оставили?
Кан не нашёлся, что на это ответить, и потому пару минут молчал, обдумывая ситуацию. Молчал и Афан.
– Вот что, – решил подмастерье, – Крестьянам я тебя не отдам, но ты должен пообещать, что перестанешь высасывать их коров.
– А жить мне как? – спросил Сая длиннорукий. – Кушать мне что?
– А я откуда знаю? Ищи другой дом. Мирись с домовыми в Медунках. Охотой промышляй.
Домовой тяжело вздохнул, и произнёс:
– Если найдёшь мне дом, клянусь, не буду высасывать коров.
– Да где я тебе дом найду? – удивился подмастерье, – Я первый день в этом мире.
– Тогда убивай. Без молока не выжить мне тут! – патетически воскликнул Афан, и заломил, будто в отчаянии, свои длинные руки.
Кан смотрел на домового и не мог понять – всерьёз длиннорукий призывает убить себя, или просто-напросто придуривается. Потому махнул рукой и произнёс:
– Гур с тобой! Всё-равно мне нужно город какой-нибудь искать. Пойдём вместе. Найдём, думаю, дом тебе подходящий.
Длиннорукий вскочил, и забормотал:
– Только не думай, что одолжение делаешь. Это я тебе, можно сказать, одолжение делаю. Убить ты меня не сможешь, а я, если захочу, любого на куски порву!
Кан рассеяно слушал домового, шагая обратно к селу. А тот тараторил без умолку. Уже перед околицей, в наступающих сумерках, подмастерье остановился, и сказал:
– Ты вот что, в селе помалкивай. А то, не ровен час, прибьют тебя крестьяне.
– А не с кем мне там разговаривать, – насупился домовой, – Вы, людишки, слишком уж глупы, чтобы с вами беседовать.
Кан тяжело вздохнул, и пошёл в село. Увидев его, селяне оживились, и староста прибежал буквально через пару минут, радостно улыбаясь:
– Нашли Неха, ваше магичество? – на стоявшего рядом Афана ни староста, ни другие жители села даже внимания не обращали. При этом пару раз чуть не наступили на домового, но тот ловко, еле уловимыми движениями, уходил с их пути. И у подмастерья аж уши покраснели, когда он понял, почему длиннорукий ему про глупость людскую говорил. Если домовые хотели, то люди их не видели вовсе, и обнаружить тогда надзирающего можно было лишь магическим зрением.
– Ваше магичество? – потряс за руку мага староста, и Кан очнулся, и ответил старосте.
– Неха? Да, пожалуй, что нашёл.
– Убили? – испуганно спросил Кер Лайв.
– Прогнал, – неохотно ответил подмастерье, глядя, какие рожи ему корчит Афан, и как изображает гомерический смех, придерживая длинными ладонями себя за пузико и трясясь, будто от всхлипываний. – Больше сосать у коров не будет.
– А если вернётся? – спросил подоспевший Мерт.
– Не волнуйтесь, не вернётся! – Кану ужасно не хотелось отдавать крестьянам клинок и сапоги. Да и кушать хотелось, потому он принялся самозабвенно врать: – В схватке со мной Нех был сильно ранен…
И тут домовой, отойдя немного от толпы крестьян, устроил целое представление, что-то среднее между пантомимой и обычным кривлянием.
На словах «Нех был сильно ранен» подлец вначале изобразил Кана, размахивающего клинком. Причём из-за длины рук Афан стал похож не на мага, а скорее на орангутанга, стряхивающего с себя блох. А потом домовой начал изображать раненого Неха, упав на землю, схватившись почему-то за причинное место, и вывалив язык наружу.
Селяне, не видевшие в упор длиннорукого пересмешника, не понимали, почему Кан то краснеет, то бледнеет. А подмастерье, всеми силами душивший в себе смех, продолжал:
– И на умирающее магическое существо я наложил заклятие.
Домовой вскочил и стал трясти тазом взад-вперёд, выполняя при этом руками что-то, отдалённо напоминающее магические пасы.
Кан с трудом отвёл глаза от беснующегося негодяя, и закончил:
– И взял с него клятву, что сюда он больше никогда не придёт!
– Так он выживет? – со свистом спросил староста: – А то вдруг он решит отомстить нам?
– Сомневаюсь, что выживет, – покачал головой Кан, наблюдая за домовым. Тот вновь ухватился за причинное место и стал совершать движения, будто запихивал внутрь вывалившиеся кишки, или ещё что похуже.
– А если вдруг? – боязливо спросил Мерт.
– А если вдруг такое и случится, – твёрдо сказал Кан, – То магическая клятва не позволит ему подойти к Медункам ближе, чем на пятьдесят вёрст! Это я вам обещаю!
– Спасибо, ваше магичество, – успокоившись, проговорил староста. – А как вас величать-то? Мы и не спросили совсем. За кого Гуру молитвы возносить?
– Зовут меня Сай Кан.
– Спасибо за всё, господин Кан. Извольте отужинать вместе с нами!