Обучение длилось три года. И почти не пересекалось с обучением в пандидактионах. То есть, приходилось выбирать: либо получай с семнадцати лет классическое греческое образование, либо жди восемнадцати — и становись натренированным двусердым. Само собой, простой люд предпочитал пандидактион. А вот дворяне могли себе позволить и более интересные схемы.
Итак, в 7:50 утра, как воплощение самой пунктуальности, я вошёл в двери административного корпуса «Василька». И, уточнив направление, отправился наносить визит проректору сего почтённого заведения, Малой М. М.
Её кабинет располагался на первом этаже, в правом крыле административного здания. В шаге от нужной двери я замер, не решаясь сделать последний шаг в тёмное будущее.
И это спасло мне, далее на выбор: лоб, нос, пальцы на руках и чувство собственного достоинства. Потому что дверь распахнулась, со всей дури долбанув по стене ручкой — судя по дырочке в полу, когда-то тут стоял ограничитель, но, кажется, не выдержал издевательств — и выпустила наружу милейшее существо.
Росту в этом существе было в лучшем случае метр семьдесят. Но тут стоило бы учесть каблук элегантных чёрных туфель!.. И каблук, надо сказать, немаленький.
Выше шли стройные ноги, спрятанные в шоколадную юбку типа «карандаш» чуть ниже колен. Ещё дальше — начинались вполне себе отличные крепкие бёдра, тонкая талия и грудь третьего размера.
Завершало композицию насупленное лицо с раскосыми глазами. И узнаваемыми чертами аборигенного населения Восточносибирской части Русского царства.
Виноват! Где-то под грудью ещё болтался нагрудный знак. И он оповещал всех, кто не застрял взглядом выше или ниже, что перед ними стоит не абы кто, а целый проректор училища.
То есть Малая Мария Михайловна.
И если Федя во мне говорил, что дама для меня явно старовата — всё-таки лет уже под сорок — то Андрей тихо пускал слюну.
Ну а пока мой взгляд скользил по проректору — уши успели уловить конец какого-то разговора. И, видимо, не очень приятного. Потому как женщина завершила его, решительно выпалив:
— Вот заезжай и забирай! Или справляйтесь сами! Всё!..
Ткнув пальчиком в отбой вызова, Малая М. М. наконец-то заметила новое действующее лицо.
И уставилась на него, то есть на меня, с нехорошим прищуром:
— А позвольте-ка узнать, молодой человек, кто вы такой, и что тут забыли?
Поскольку Андрей был в отключке и ничего подсказать не мог, я вспомнил то единственное, что не вылетело из моей головы при виде Марии Михайловны.
Намертво вбитый устав, то есть:
— Разрешите представиться! Седов Фёдор Андреевич. Для зачисления в училище прибыл! — отрапортовал я, выставив перед собой папку с документами, как щит.
— Кто будет зачислен в училище, а кто нет, здесь решаю я! — отрезала Мария Михайловна, глядя на меня с ещё большим подозрением. — А вы, молодой человек, просто прибыли на собеседование.
— Так точно! На собеседование! — отчеканил я.
И понял, что выбранная тактика топит меня не хуже вступительных экзаменов. Прищур раскосых глаз проректора стал совсем нехорошим, а губы сжались в тонкую полоску.
— Послушайте, Седов! А ну-ка прекращайте эти воинские замашки! — потребовала Малая М. М.
А для убедительности ткнула ухоженным пальчиком с маникюром цвета «кофе с молоком» мне в папку на уровне груди:
— Что это вы тут развели царскую армию? Нормально общаться не умеете? Вчера ещё с саксами воевали, в окопах кашу ели?
— Так… Вчера не воевал. Три дня назад воевал. Не с саксами… — опешил я, глядя в её безжалостный азиатский прищур и осознавая, что пощады не будет.
— Прекращайте!
— Так точно… — растерялся я, уже видя, что Малая вот-вот выставит меня вон, и что я сам приблизил этот миг ещё на шаг. — Виноват…
Прищур проректора опасно дёрнулся, а бровь поползла вверх.
— Исправлюсь… Ой… Дерьмо!..
В этот момент бровь Марии Михайловны вернулась на место, глаза перестали напоминать чёрные чёрточки, а губы искривились в приветливой улыбке:
— С последним утверждением вы, молодой человек, определённо стали ближе к академическим кругам нашего царства! — довольным голосом заметила она.
— Прошу прощения, Мария Михайловна! Само вырвалось! — краснея, извинился я.
— Ну раз уж из вас ещё способна вырваться нормальная, хоть и вульгарная человеческая речь… Давайте вашу папку, Седов! — Мария Михайловна требовательно выставила руку вперёд, ладонью вверх.
Я осторожно отвёл от рубашки свою единственную защиту против этой гарпии… И так же осторожно водрузил её на маленькую, но цепкую ладошку. А проректор, ловко перехватив папку пальчиками, указала ею на распахнутую дверь и тоном, неуловимо напоминающим нашего сотника, гаркнула:
— В кабинет!
И я двинулся в логово этой смертельно опасной твари.
— На стул! — за моей спиной грохнула дверь. — И сидеть!
Стул в кабинете был единственный. Он стоял прямо перед столом проректора. Обычный стул, но очень неудобный: как будто специально созданный для тихих малозаметных пыток. С металлической спинкой и маленьким круглым сиденьем. Я прямо как наяву представил, что поперечные прутья на спинке вот-вот вопьются мне в позвоночник… И осторожно примостился на самый краешек сиденья.
А проректор, обойдя стол, по пути скинула сумочку и висящей на сгибе локтя пиджак. И с довольным видом утонула в необъятном и несомненно удобном кресле, закинув ногу на ногу и листая папочку с моими данными.
Я туда заглядывал. В папочку, то есть. В самом начале шли мои оценки из гимназии. А также графа «личные победы в конкурсах и олимпиадах», напротив которой было всего одно слово: «ОТСУТСТВУЮТ». А далее — короткая справка о том, что «служил, не привлекался, не отличился» и немножко медицинских данных.
По мере чтения взгляд проректора становился всё грустнее, а лицо принимало скучающее выражение.
Но вот потом, когда она открыла последнюю страничку… Тут наконец-то на личике Марии Михайловны засияла однозначная заинтересованность:
— Боевое Рождение? — она посмотрела на меня так, будто разглядывает что-то, хоть и малоприятное, но, как оказалось, полезное. — Выжил при нападении Жнеца? Вот ты?
В этот момент я снова ощутил себя маленьким Федей, который впервые сморозил чушь у доски. А над ним возвышается его первая учительница, и её прямо-таки переполняет праведное возмущение.
— Ну это был маленький жнец… — зачем-то попытался оправдаться я, бережно храня остатки достоинства. — Уставший уже…
— Ага, приунывший! — кивнула Мария Михайловна.
А затем отложила мою папочку на стол и на миг застыла, внимательно меня разглядывая.
После чего тяжело вздохнула, элегантно взмахнула ножкой, меняя позу, и выудила из сумочки… Неплохой такой противоударный мобильный терминал «Урал-СЦ-2029−7А», который обычно использовали подразделения спецназначения для защищённого канала связи.
И что я мог сказать по этому поводу? Чтобы купить такую машинку, надо было служить на границе с Тьмой не три года, а все двенадцать!.. Стоимость этой маленькой коробочки приближалась к стоимости моего родного дома в пригороде Ишима. И так его бахать на стол может только человек, который не понимает ценности этого замечательного устройства.
Оно ведь противоударное не для того, чтобы его бить!
— Седов Фёдор Андреевич… Федя… — пока терминал загружал основную систему управления, Малая М. М. задумчиво рассматривала меня, а я, в свою очередь, рассматривал обшарпанный паркет под ногами.
И судя по тому, как сильно он был обшарпан в районе моего стула для наказаний — студенты сюда попадали часто.
— Как же занесло тебя к нам, Федя? — пробормотала себе под нос Мария Михайловна, со скоростью пулемёта щёлкая пальчиками по клавиатуре.
А затем её смертоносно-красивое лицо застыло непроницаемой маской… И только указательный пальчик правой руки периодически бил по клавише прокрутки, дальше перелистывая страницы документа. Эмоции Марии Михайловны выдавали лишь брови, которые с каждой секундой едва заметно поднимались — всё выше и выше…
— Любопытно! — проговорила она спустя почти минуту гробового молчания.
После чего придвинула папочку и, открыв её на моих оценках, начала водить взглядом с бумаги на монитор, и обратно.
— Нет, Федя, на нашем первом курсе тебе делать нечего! — наконец, решительно заявила она, а моё сердце ухнуло куда-то в пятки.
Нет, не то чтобы я боялся. И даже почти не расстроился, но…
Как представил, что мне придётся опять топать в Приказ, получать новое направление, ещё раз тратить деньги на гостиницу… Ну и, в целом, болтаться, как известная субстанция в проруби… В общем, градус настроения резко пополз вниз.
Но обиднее всего было, конечно, когда тебя вот так посылают… Тем не менее, спустя двадцать секунд, за которые Малая М. М. с кровожадным — не сомневаюсь в этом — удовлетворением отследила все эмоции на моём лице, последовало продолжение:
— Когда эти чиновники из Тёмного приказа присылают сюда людей, они как-то не задумываются о том, что у нашего училища есть принципы… Есть правила… Мы никогда не принимаем на курс больше пятнадцати человек! Никогда! А у нас на первом курсе уже шестнадцать учащихся… Куда ещё-то?
Догадываясь, что от меня ждут какой-то реакции, я покивал головой. Мол, понимаю, разделяю негодование, соболезную…
— Нет, Федя!.. Так, у нас что сейчас? Тридцатое? Ага… Так, а на втором курсе два дебила вылетели… И теперь там тринадцать человек: плохое число… Решено!..
На этих словах кулачок Марии Михайловны стукнул по столу:
— Будешь четырнадцатым!
«Ах ты ж Гендальф в юбке! — мысленно возмутился я. — Взломщиком не буду! Не надейся, пигалица!».
И на секунду оттого что здесь, в этом мире, не было книги про хоббита, стало грустно. Всё-таки в мире Андрея умели писать интересные вещи, и я не отказался бы сам их прочитать, а не ловить крохотные отрывки в воспоминаниях.
— Первый курс сдашь экстерном! — тем временем заявила Малая, снова взглянув в мои оценки и уже не так уверенно добавив: — Возможно… Так, курс юриспруденции для двусердых — нужен зачёт. Физическая и стрелковая подготовка — это ты точно сдашь. Курс истории… Будем считать, что я в тебя почти верю! И курс работы с «тенькой» — это ты точно сдашь.