Некоторых людей, попавших во Тьму, она обращает в тёмных. Это тоже люди, но уже не люди. Они выполняют роль полководцев и меченых для Тьмы. Вот, пожалуй, и всё, что можно про этот феномен разузнать. И это удивительно! Потому что тут из-за этой Тьмы всё пошло через задницу, а ей в школе уделяется меньше времени, чем распрям Рюриковичей!
Впрочем, с Тьмой я ещё могу познакомиться. Говорят, что служба тут почти для всех обязательна.
— Всё! Последняя! — пулемёт ещё всаживает очередь за очередью в наступающую орду, а расчёт уже сообщил, что патроны скоро закончатся.
Это была плохая новость. Потому что новые снаряды взять неоткуда. А значит, пулемёт вот-вот превратится в обычный кусок железа, который больше незачем защищать. Как до этого случилось с артиллерийским орудием, когда закончились снаряды. Пока ещё бьют миномёты, пока ещё стреляют пулемёты, но скоро шквал из стали и свинца станет слабее.
Мин хватит ещё на пару дней. Так сказал интендант в столовой, где у нас теперь и место для сна, и место для еды, и последнее прибежище. Форт, имеющий форму звёзды с шестью лучами, три луча уже потерял. И тот луч, который защищает мой десяток, тоже скоро потеряет.
Совсем рядом хлопнула молния, заставив двух человек схватиться за уши и застонать, упав на настил. Меня тоже слегка контузило и сбило с ног. Но я был дальше — мне повезло.
Тёмные били, не переставая. Купол над заставой постоянно дрожал, как готовый лопнуть пузырь. Но мы держались. Всё ещё держались. Хоть часть тёмного колдовства и прорывалась через щит.
Шёл третий день нескончаемого боя. Рядом со мной в край стены вонзились серые когти очередной твари. Я подтянул к себе автомат и замер, дожидаясь шанса на удачный выстрел. Рядом сейчас нет никого, кто мог бы мне помочь.
Вот что-то заскребло за стеной, послышалось пыхтение — и над краем стены показалась огромная мохнатая башка, с круглыми как у филина глазами. В голове тут же всплыло справочное описание этого уродца. Таких называли паскудью. Очень неприятные существа. Передвигаются тихо, почти бесшумно, ловкие, с крепчайшими когтями, которыми могут бетон крошить. А вот броня у них слабая. Выстрел в голову, промеж глаз — почти гарантированная смерть.
Я надавил на спусковой крючок, и автомат плюнул короткую очередь. Пули легли кучно — все между круглых глаз. Уродец дёрнулся, и голова над стеной пропала. А следом, через пару секунд, со скрежетом сорвались вниз когти.
— Дерьмо… — прошипел я, заставляя себя кое-как подняться с настила для стрелков. — Миша, ты как?
— А-а-а… — тот лишь стонал.
Я протянул руку и потряс сослуживца. Миша вскинулся и, посмотрев на меня шальным взглядом, замотал головой.
— Ты как, Миша? — снова спросил я.
— Не… Не слышу, Федь! — отозвался тот. — Ваще не слышу…
— А-а-а! Мать! — прямо за Мишей появилась очередная лапа. — Пригнись!
Миша не слышал, но пригнулся, когда я вскинул автомат, наводясь ему за спину. Вслед за лапой из-за стены вылезла и отвратительная харя. Длинные челюсти, острые зубы и синий язык, как у жирафа. Вульф. Очередной солдат орды Тьмы. Один из самых слабых и многочисленных. Можно бить в голову, можно в сердце.
Та-та-та! Автомат плюнул очередь, и голова скрылась за парапетом.
Отчаянно застрочил пулемёт на своей позиции, посылая длинную очередь в пролом на стене, куда пёрли враги. Жахнула мина, и в воздух взлетели ошмётки тварей вперемешку с землёй.
— Эй! Ты меня слышишь⁉ — я добрался до второго контуженного.
И, каюсь, немного позавидовал его броне и оружию.
Ратник Ишимского княжества в штурмовом костюме. Он еле ворочался: молния ударила в стену уж очень близко к нему. Но помирать вроде не собирался. Я потряс его за плечо, и ратник пару раз прикрыл и открыл глаза, а затем успокаивающе кивнул: мол, всё хорошо.
— Федя-а-а! — отчаянный крик Миши заставил развернуться на сто восемьдесят градусов.
Прямо на меня летела хищная морда на длинной шее. Про таких тварей я, кстати, вообще ничего не знал. Если они раньше и встречались в пограничье, то в классификатор ещё не попали.
Морда раскрыла полную зубов пасть, а я надавил на спусковой крючок.
Та! Та! Тк!..
Автомат выпустил две пули, заставив морду чуть замедлиться, а вот с третьей пулей вышел конфуз: патроны кончились. И самое неприятное — не убил. Морда по-прежнему надвигалась, и всё, что мне оставалось — пустить в ход штык.
Я ударил из неудобной позы, по неудобной траектории — но прямо в пасть, в верхнее нёбо. Правое плечо полыхнуло болью, а железо штыка жалобно тренькнуло, обламываясь. Я отпрянул, выставив автомат вперёд. Правое плечо снова вспыхнуло болью. Но напавшее на меня существо уже потеряло ко мне интерес.
Пуская пастью дым, оно мотало головой и выло. Хладное железо штыка сделало своё дело. И теперь буквально испарялось внутри этой башки, отравляя кровь чудовища смертельным для него ядом.
Резко затрещал автомат ратника. Пули били в башку, в длинную шею. Правда, не убивали. Похоже, этому выродку Тьмы было плевать на такие раны. А вот мой штык — другое дело. Он убивал монстра медленно, но верно.
— Отходим!!! — ратник заорал мне прямо в ухо, схватив за правое плечо.
Плечо откликнулось болью, и я зашипел, скосив глаза. На форме расплывалось кровавое пятно. Да и круглая дырка в ткани намекала, что один из зубов уродца меня-таки зацепил. А значит, нужно колоть антидот, обезболивающее и обеззараживающее.
Вот только времени не было. В ухе трещал наушник, передавая команду «отход». То же самое орал ратник. Вои покидали позиции, оставляя на площадке бесполезный теперь пулемёт без патронов.
— Давай!!! Вставай! — ратник буквально заставил Мишу подняться.
А я, кривясь от боли, встал сам. Встал — и тут же пришлось снова падать, наплевав и на боль, и на новые ушибы… Просто я успел краем глаза заметить, как преодолел защитный купол какой-то огненный болид, летевший прямо к нам. Я даже успел прокричать Мише и ратнику, чьего имени не знал:
— Атака кудесника!.. Атака!..
Они не услышали.
Они сами орали, чтобы докричаться друг до друга.
Да и вокруг стоял постоянный грохот. А мой голос неудачно выдал петуха…
И, лёжа на настиле стены, укрытый парапетом, я выжил. Снаряд ударил совсем близко, расплёскивая смертельный огонь во все стороны. Я — выжил. А вот Миша и ратник — нет.
И мне оставалось надеяться, что в те недолгие шесть секунд, пока они прогорали до костей, им было не слишком больно. А на седьмой секунде рядом упал автомат Миши, четыре ноги и груда пепла с костями.
Я перевернулся на спину, сбивая вспыхнувшие на ней язычки пламени. А потом вцепился в Мишин автомат и пополз прочь.
— От-щ-щ-щ-им! Сед-щ-щ-щй щ-щ-щ-щток! — шипел поломанный наушник.
С настила для стрелков я буквально скатился. Сил идти почти не осталось. Кровь текла по руке тёплым ручейком и капала с пальцев, сжимавших оставшийся без штыка автомат. Второй автомат я держал левой, стараясь уберечь такой полезный штык из хладного железа. Ломкие они, заразы!..
Пока пересекал открытое пространство внутреннего двора, огибая туши убитых монстров и людей — сверху строчил пулемёт, выпуская остатки ленты. Я боялся, что не дойду. Но меня подхватили чьи-то руки и потащили к воротам в центральную часть крепости.
За спиной с грохотом взрывались мины, мешая трупы и землю в отвратительную кашу. Так надо! Солдаты Тьмы едят и лечатся. Но есть вперемешку с землёй они не станут.
— Седов, едрить тебя! Живой? — Степан Порфирьевич выскочил из ворот, помогая затащить меня внутрь.
— Миша мёртв, гын дес! — экономя дыхание, отозвался я.
И даже попытался выпрямиться.
Седов — моя фамилия в этом мире. А странное обращение к десятнику — дань боевой обстановке. В моей прошлой жизни шутили, что чем короче речь в боевых условиях, тем эффективнее работает армия. В принципе, оно и здесь так же. Поэтому и не пытались в бою выговаривать «господин десятник», а сокращали до «гын дес».
— Да как⁈ — взвыл Степан Порфирьевич. — Вы же рядом были!
— Кудесник… Огнём… — пояснил я. — Мишу и ратника…
— Что с плечом? — десятник увидел рану, и трупы его резко перестали волновать.
— Зубом проткнула какая-то дрянь… Неизвестная… Нужно…
— Тащите его в лекарню! — коротко приказал он кому-то.
И меня потащили. Сил шевелить ногами-то уже не осталось. Я, конечно, пытался — хотя бы из чистого упрямства и гордости. Но это так, если честно, больше для виду.
— Федя! Федя, ты как? — подбежал Егор и занял место по правую руку, заменив бойца из другого десятка. — В лекарню?
Это он у второго моего «носильщика» спрашивал. Тот, видимо, ответил кивком, потому что слов я не услышал.
— Пошли, брат! Пошли! — подбодрил меня Егор. — Дыра в плече — это фигня. Главное, что голова цела! Будет, куда есть!
— Ага! — я невольно улыбнулся дурацкой шутке.
— Вот! Я всегда знал, что ты любишь поесть! — тут же нашёлся Егор, раскрывая дверь лекарни и помогая втащить туда мою тушку.
Внутри меня усадили на стул. Подскочил санитар, осмотрел и ощупал плечо, пока я морщился и пытался сдержать слёзы боли.
— Давайте его на кушетку! И форму режьте! — приказал санитар. — Надо плечо обработать.
Форму Егор срезал армейским ножом. И зло выругался, когда моё плечо, наконец, оголилось. Я скосил глаза и понял: есть веские причины. На коже вокруг дырки проступала тёмная сеточка вен. Очень нехорошего вида.
— Это ничего, брат… — ободрил меня Егор. — Ща вколют тебе что-нибудь убойное, и пойдёшь на поправку!
— Что тут? — подошёл лекарь, глянул на плечо. — Вены проступили — плохо. Ванька, антидот тащи! И обеззараживающее! И… Противовоспалительное! Витамин! Обезбол! Сшиватель! И стимулятор!
— А стимулятор-то зачем? — удивился Егор.
— Господин сотник сказал всех раненых обратно на ноги ставить, — пожал плечами лекарь. — А больше ничего не знаю.
— Федь, ты держись! Сейчас тебе хорошо сделают! — бросил мне Егор, прижимая руку к уху с динамиком.