Впереди били пушки броневичков, распугивая тварей орды. Вот только основной конвой мы пока догнать не успели. И по сторонам от нас отродья Тьмы уже готовились к атаке. С юга кинулись два вольфа. Я отстрелялся по ним — два попадания из четырёх.
И всё равно было странно… Не может быть у меня такой меткости. Сверху закапал мелкий холодный дождик. Тьма не любит воду и жару, но из двух зол выбирает меньшее. И эти мелкие дождики уже успели охладить перегретую степь.
Если до нашествия каждый день стояла жара за сорок по Моховому или, как говорили в прошлой жизни, по Цельсию, то сейчас было двадцать. И это в лучшем случае. Тьма любит прохладу. И прохладу себе создаёт.
Из-за погрызенной туши какой-то твари выбрался теневик. Это огромный паук, стреляющий липкой, как клей, паутиной. Отвратительные существа! Особенно для арахнофобов. Хотя учёные и мудрецы в один голос твердят, что теневики не имеют ничего общего с привычными пауками — но похожи же!..
Голова боится, а руки делают. Три выстрела — два прямо в отверстие рта. Теневик резко подпрыгнул и, упав на спину, засучил в агонии лапами. Прямо как настоящий паук, что бы там ни говорили. Недаром я привык доверять ощущениям…
Жутко зачесалась шея. Видимо, нервное. Я начал крутить головой, пытаясь почесаться об плотный воротник броника. Позади раздался визг тормозов и ругань бойцов второго десятка: они ехали за нами. Застрекотал длинной очередью автомат Тихомира. Парень в считанные секунды спустил весь магазин. Со страху, видимо.
— Короткими бей, дебил! — рявкнул со своего места Сокол.
— Федя, помоги! — приказал десятник.
Я повернулся, зацепив взглядом остатки нашей опорной заставы. На внедорожник сослуживцев, едущий за нами, накинулись ещё два теневика. Выстрел, выстрел — один из пауков падает, суча лапками. Выстрел — второй отскакивает, когда пуля попадает ему в глаз. Но этим, к сожалению, теневика не убить. И даже не ослепить: глаз-то у него пятнадцать штук.
Тихомир трясущимися руками заменил магазин и, переключив режим стрельбы, начал бить в последнего паука короткими. Бойцы второго десятка тоже опомнились: принялись поливать тварюгу сталью и свинцом.
Наш автомобиль проскочил мимо россыпи камней и, набирая скорость, понёсся в объезд крупной воронки. Второй внедорожник поравнялся с камнями… Огромная тварь, похожая на жабу, выскочила из-за них и обрушилась на машину. Откуда взялась? Как спряталась? Почему не напала на нас? Вопросы без ответов — отродья Тьмы имеют свою логику действий.
Из каждой бородавки отвратительного существа лились тонкие струйки кислоты. Щёлкнув переключателем стрельбы, я всадил две короткие очереди в пузо жабы, и та даже задёргалась — но было поздно. Внедорожник сослуживцев опрокинулся под весом громадной твари. Люди полетели на землю, а к ним тут же кинулись вольфы, которых буквально только что отогнал от нас Егор.
— Срань! — выругался Сокол.
Я успел выдать ещё две очереди, пытаясь остановить вольфов — но куда там… Крики людей стихли почти мгновенно. На каждого пришлось по два-три отродья Тьмы. А вольф, к слову, одним ударом челюстей перебивает шею: не спасает даже воротник броника. Вот и моя шея, кстати, снова зачесалась…
— Упокой Господь их души, — прошептал десятник. — Молодые, внимательно! Не дай Бог…
Дал. Ну или попустил. Я не сильно разбирался во всей этой религиозной тематике.
Зверюга была тут давно. Она пропустила конвой, видимо, побоявшись лезть на два ствола пусть и мелкого, но весомого калибра. Она не напала на нас со стороны десятника — или с моей, или со стороны Егора…
Она будто знала слабое место нашего маленького коллектива.
Пользуясь своим умением, скрылась с глаз долой, чтобы появиться будто из воздуха прямо позади внедорожника. И сразу броситься в атаку. Ну и да, между прочим, вот эта зверюга в справочнике имелась…. Жаль, мало кто из срочников-воев дочитывает до последних страниц.
Её прозвали жнецом: две передних лапы кончались огромными костяными косами. И они не уступали стальным по остроте и прочности. А продолговатое тело переходило в две сильных ноги и длинный хвост с ядовитым шипом на конце.
Жнец, тварь такая, мог бежать с крейсерской скоростью километров в шестьдесят в час. Может, и не быстрее крокуса — но нам бы сейчас с головой хватило. А в рывке он и вовсе был рекордсменом: официально зарегистрированный максимум — двести два километра в час.
Увидев его всего в пяти метрах от себя, Тихомир застыл соляным столбом. Руки у нашего трусишки мелко дрожали, а ствол «гулял» так, что… В общем, ни о какой прицельной стрельбе и речи не шло. И попытайся он стрелять короткими очередями — мы бы так и не узнали, что нас убило.
Но, перетрусив, Тихомир переключил на длинную очередь и нашёл в себе силы нажать на спусковой крючок. Его автомат загрохотал, отправляя в белый свет, как в копеечку, остаток магазина.
И тем самым он заставил нас обратить внимание назад.
— Жнец! Приг… — десятник попытался предупредить, спасти, но не смог.
Тёмное отродье двигалось с такой скоростью, что даже договорить Степан Порфирьевич не успел, как одна коса жнеца пробила Тихомира от макушки до паха…
А вторая полоснула по боку Егора, продырявила дно кузова и впилась в землю, резко тормозя внедорожник…
Беспощадная инерция рванула меня вперёд, и только короткий поводок страховки не позволил улететь в кабину, а то и ещё дальше. Сокол, вон, пренебрёг ремнём безопасности — в итоге, с руганью выбил лобовое стекло и вылетел на капот. Да и десятник громко стукнулся локтями о торпедо. А Егор повалился в кузов, зажимая порез, оставленный жнецом.
Моё правое плечо вспыхнуло болью, отдававшей в шею и грудь. Мелькнула мысль, уж не повредил ли я себе часом ещё что-нибудь. А вместе с этой мыслью я навёл автомат на жнеца и выстрелил. Раз, другой, третий…
Мир снова сжался до точки прицела. В глаз, в пасть, в нос — чтобы прогнать пулю через носоглотку чудища и попасть в мозг. Жнец взвыл, вздымая над головой косы передних конечностей. С одной из них соскользнуло тело Тихомира, упав обратно в кузов и забрызгав всё кровью.
Выстрел — в грудь, второй — в грудь. Я пытался попасть в щель под нагрудной пластиной. И, похоже, даже получалось. Жнец дёргался от каждого выстрела.
Надо мной застучал автомат десятника.
— Умри! Умри! — орал Степан Порфирьевич.
Коса смерти, уже летевшая ко мне, резко изменила направление. И рассекла кабину, переднее сиденье…
А заодно и ноги десятника.
— А-а-а-а! — Степан Порфирьевич продолжал стрелять, уже падая за сиденья.
А вторая сабля досталась Соколу, который стрелял, оперевшись на капот. Пробило и каску, и череп. Пару мгновений спустя полудесятник свалился замертво, так и продолжая с ненавистью смотреть на жнеца двумя половинками лица.
А я решил отстегнуть карабин страховки, чтобы, когда отродье Тьмы опять вспомнит обо мне, хотя бы попытаться отскочить. Но пальцы скользили по металлу непослушными колбасками.
Нога жнеца вступила в кузов автомобиля, заставив покорёженную машину жалобно заскрипеть и просесть к земле. Жахнуло где-то вдалеке: это броневик конвоя успел послать снаряд, который ударил исчадие Тьмы в грудь. Назад отбросил, но плотную броню пробить не смог.
Выстрел. Выстрел. Выстрел. Холостой…
Патроны кончились, когда я почти сумел нащупать траекторию попадания. Один глаз жнеца вспучился чёрным фонтанчиком крови и слизи. Отродье Тьмы заревело и опять нацелилось на меня.
А я пытался всё ещё непослушными пальцами сменить магазин. Пустой, гад такой, никак не хотел отцепляться и падать… Казалось, всё вокруг погрузилось в густой кисель. Когда я пристёгивал новый, последний магазин — старый ещё только падал вниз. Мои руки горели огнём, а в плече, груди и шее словно пульсировал раскалённый гвоздь.
Я не успевал. Жнец летел на меня с занесёнными для удара косами, а я всё не мог прорвать кисель и навести на него оружие. Жахнул вдали броневичок, но его снаряд прошёл мимо. А потом застучал автомат.
Мой друг Егор с бледным, как мел, лицом, зажимал одной рукой глубокий порез на боку, откуда хлестала кровь. А второй давил на спусковой крючок, стреляя в жнеца из автомата. И пули били чудовищу в морду, заставляя его дёргаться и тормозить.
Мой прицел, наконец, совместился с глазницей жнеца… Я нажал на спуск. Очередь, очередь, очередь… Пули ложились кучно, разрывая глазницу, но угол был не тот.
Я орал…
Орал Егор…
Стонал десятник…
Резким ударом обеих кос жнец пришпилил меня и Егора к машине. Мне сабля пробила ногу, зацепив кожу и мясо по самому краю. А Егору — руку с оружием, практически её оторвав.
— Сволочь! — прохрипел я, рванувшись к такой близкой, но такой недостижимой голове урода.
Я видел его чёрный злобный глазик — последний глазик. Я хотел убить эту тварь. И кожа на ноге, пришпиленная к машине, с треском порвалась, выпуская меня на волю. Предательски защёлкал холостыми автомат, пока я приближался к голове врага. Жнец даже начал двигаться, чтобы отмахнуться от меня…
Но то ли я был слишком быстр, то ли жнец — замедлился. Штык-нож из хладного железа вошёл ему в глазницу раньше, чем отродье Тьмы успело отпрянуть…
В следующую секунду я уже летел вон из кузова, а рядом с внедорожником бился в конвульсиях страшный, но почти мёртвый жнец…
Из его головы валил дымок окисляющегося металла. А внутри его мерзкое тело жёг смертельный яд.
Ну а в моих руках снова был автомат с обломанным штыком и пустым магазином. Уже традиция, можно сказать…
Рыча, я поднялся на ноги и поковылял к машине, огибая умирающего уродца.
— Егор! Егорка! Егор! — я тряс своего друга за плечи, но уже понимал, что только зря издеваюсь над телом.
Лужа крови в кузове была такой, что в ней купаться, наверно, можно было. Натекло из Егора и Тихомира. Оба были мертвы. А я всё пытался привести в чувство мёртвого друга.
— Тварь!!! — я повернулся к умирающему жнецу и заорал.