— А это материалы, касающиеся произошедшего, — холодно добавила к моим словам она. — Записи с камер наблюдения, показания свидетелей, лекарское заключение… Как видите, всё подготовлено, и вы могли просто забрать документы, как я вам и предлагала в самом начале.
— Я хотел бы задать Фе… Его благородию Седову несколько вопросов, — гаденько ухмыльнулся Михеев, забирая всё ему выданное и складывая в портфель.
Я поймал внимательный взгляд проректора и понял, что упустил что-то важное. А потом вспомнил и чуть по лбу себя не хлопнул:
— Для начала составьте, пожалуйста, опись собранных документов, — сообщил я Михееву. — И предоставьте дубликат списка.
Моя просьба следователю не понравилась, но он её беспрекословно выполнил.
— Так я могу задать вам, ваше благородие, вопросы касательно этого дела? — поинтересовался Михеев, когда я, наконец, получил и проверил свою копию описи.
— А вы уверены, что в предоставленных документах нет ответов на ваши вопросы? — удивился я.
— Я почти увере… — возмутился следователь.
— Боюсь, вы не можете такого утверждать! — возразила Мария Михайловна. — Сначала ознакомьтесь с предоставленными материалами, а затем уже задавайте вопросы.
— Мне потребуется время, чтобы всё просмотреть!.. — раздражённо заметил следователь.
— Это ваша работа, — улыбнулась Мария Михайловна. — Езжайте в своё отделение, ознакамливайтесь.
— Но я бы хотел… — следователь уже кипел и готов был взорваться, но каким-то чудом пока держал себя в руках.
— Хотели бы ознакомиться на месте? — удивилась Мария Михайловна. — Нет уж, увольте: у меня полно работы. Я вообще-то проректор училища.
— Но может… — начал следователь, явно сбитый с толку тем, как вдруг сменила поведение Малая, но снова был перебит:
— Помещения училища не предназначены для работы полиции, — отрезала госпожа проректор. — Если на этом всё, то попрошу вас покинуть наше учебное заведение, Павел Павлович.
Чтобы спровадить следователя восвояси, понадобилось ещё пять минут. И только когда Марии Михайловне доложили, что гость уехал, она, наконец, свободно выдохнула:
— Думала, убью его… — призналась Малая.
— Мерзкий человек, — согласился я.
— Федя, под тебя, похоже, будут копать, раз такого прислали!.. — тяжело вздохнула проректор.
— И что, у них может получиться? — поинтересовался я.
— Только если надавят на судью. Но не переживай: ты всё равно можешь подать на повторное рассмотрение дела, — Мария Михайловна устало прикрыла глаза и помассировала веки. — Но тогда уже тебя будут держать в заключении. И это плохо… Ладно, иди, завтракай. А потом на занятия. Буду ждать тебя в павильоне.
В столовую я шёл в преотвратнейшем настроении. Такое бывает, когда столкнёшься с чем-нибудь гадким и никак не можешь забыть, раз за разом прокручивая в голове произошедшее. И в таком настроении я пребывал ещё несколько часов, пока дела и заботы не затянули и не стёрли из памяти отвратительный эпизод.
Я надеялся на то, что следователь больше не захочет приезжать в «Васильки», а встретимся мы с ним исключительно на суде. Но только время могло показать, суждено ли моим надеждам сбыться.
Том 2Интерлюдия I
— А, Павел, проходи, — Семён Татьевич Бродов оторвался от изучения доклада, присланного из отдела экономических преступлений, и указал подчинённому на кресло.
Другой на его месте просто отложил бы бумаги на край стола, но Семён Татьевич так не мог. Он аккуратно поместил лист на положенное место в стопке других страниц… Затем, поглядывая на Павла, выровнял стопку ножом для бумажной корреспонденции, который хранился в кабинете с тех благословенных времён, когда часть контактов совершалась при помощи писем… И только после этого аккуратно скрепил узлом завязки на папке и положил её в стол.
«Пунктуальность. Аккуратность. Педантичность. Сокращенно ПАПа», — подумал Семён, мысленно усмехнувшись прозвищу, которое заслужил у подчинённых.
ПАПа своих не бросает. ПАПа вытащит из любой задницы. Но тот же ПАПа спросит потом так, что новые зубы придётся выращивать. Это знали все сотрудники Головного Отделения Полицейского Приказа по городу Покровск-на-Карамысе. А всякие смежные отделы, которые напрямую Семёну не подчинялись, догадывались об этом. И побаивались полицейского голову.
— Ну и что же ты невесел? Что же голову повесил? — поинтересовался Семён, разглядывая Павла, который сидел перед ним в кресле и отчётливо скрипел зубами.
— Убить хочу этого мальчишку! — признался тот, скривив лицо. — Сука мелкая!.. Ещё вчера был прыщ-прыщом, а теперь называйте его «ваше благородие»!.. И Малая эта…
— Так, Михеев, охолони! — сдвинув брови, попросил Семён. — Давай по порядку, что там у тебя случилось. Что с допросом? Что парень сказал?
— Ничего он не сказал! — буркнул Павел. — Сначала припомнил соборное уложение, царский указ и думский закон, потом потребовал, чтоб к нему подобающе обращались… Затем, чтоб я по форме сказал, для чего пришёл… А потом всучил уже подготовленные показания, справки и всякое такое!..
— И тебя это настолько задело? — удивился Семён. — Что-то ты, Павел, заигрался совсем.
— Да я не… — начал было оправдываться подчинённый, но полицейский голова прервал его жестом:
— Хватит! Пришёл, небось, и хамить начал сразу… И чего ты хотел? Чтобы он тебя испугался? Этот парень ещё в прошлом месяце на заставе первого ряда торчал. Ему даже тенька не нужна, чтобы тебя в бараний рог скрутить. А ты ему хамить решил с порога…
— Я тоже вообще-то служил! — буркнул Михеев.
— Ты когда служил ещё, хо-хо! — не удержался Семён и хохотнул. — А с тех пор много лет прошло, и что-то я за тобой привычки к физкультуре не замечал. Или всё же тренируешься втихаря, а?
— Нет…
— Вот потому и скрутил бы! — шевельнув бровями, отрезал Семён, а затем стукнул кулаком по столу. — И он, конечно, потом оказался бы на каторге… А может, и нет. Потому что новый государь у нас куда добросердечнее к меченым относится. И узнай он, что какой-то парень, без трёх недель меченый, тебя, младшего следователя, одними кулаками отметелил, то именно тебя, мой драгоценный, он мог бы отправить на каторгу!
Михеев уже открыл было рот, чтобы высказать всё, что думает о подобном отношении, а также о царе-батюшке и остальных меченых… Вот только Семён прервал его полёт мысли ещё на взлёте. Деликатным, но многозначительным покашливанием.
— И за словами следи! — закончив прочищать горло, добавил ПАПа. — Закон есть закон, но царь выше любых законов. Захочет — исполнит. Не захочет? Ну что ж, имеет право.
Правда, сам Семён так не считал. И Павел так не считал. Да и многие другие люди тоже. И, тем не менее, большинство народа на Руси склонялось к мысли о том, что так оно как-то правильней… Во всяком случае, привычней и понятней. И всегда есть возможность до самого царя-батюшки дойти и в ножки поклониться, требуя справедливости.
Семён уже давно забыл, что такое справедливость. Он считал, что закон должен быть един для всех. И вот он, закон, и будет справедливостью. Но высказывать подобные мысли решался только в местах, специально отведённых для подобных разговоров. А на службе был верным слугой царю и Отечеству.
— Вопросы, как я понимаю, задать Седову не удалось? — с пару секунд покряхтев над этими своими мыслями, уточнил он.
— Этот молокосос сказал, чтобы я сначала с показаниями ознакомился. А Малая и вовсе выставила меня из училища, — хмуро бросил Михеев.
— Понятно дело… — кивнул Семён. — Ну что ж, парень был в своём праве, и Малая была в своём праве… Всё по закону, Павел. Можешь не жаловаться.
— Но обставили-то как, суки… — буркнул Михеев.
— Ну обставили, так с кем не бывает? — со спокойным лицом удивился Семён. — Такое случается, Паша. Всегда выигрывает только тот, кому поддаются. А кто сам всё делает — тому иногда и проигрывать приходится. Так что не злись… Лишнее это.
— Они меня просто унизили, — процедил Михеев, у которого никак не выходило взять себя в руки.
— Чем? Тем что потребовали называть меченого, как по закону положено? — взметнув седеющие брови, удивился Семён.
— Они же просто издевались надо мной! — сверкнул глазами младший следователь.
— Ну так и ты туда ехал для того же: чтоб поиздеваться над ними, — пожал плечами Семён. — Может, вёл бы себя повежливей, и с тобой были бы вежливы. Или, думаешь, я не знаю, как ты себя ведёшь, когда силу за собой чуешь? У меня на тебя восемьдесят две жалобы лежат, между прочим. И по каждой я проверил: ни в одной не врут.
Михеев побледнел и уставился на начальство. Младшему следователю и в голову не могло прийти, что его маленькое увлечение, связанное с моральным унижением меченых, выплывет на свет, а тут…
— Что, удивлён? — усмехнулся Семён, а потом впился взглядом в подчинённого. — Да мне плевать, как ты себя ведёшь, пока ты успешно справляешься со своими задачами! Понял меня? И если тебе твоё хамство даёт полезные результаты, то хоть голым на допросы ходи! Но вот жаловаться мне, как по твоему самомнению потоптались… Вот этого, Павлуша, не надо!
— Ясно… Понял… Простите! — вытянувшись на стуле, нашёлся Михеев.
— А раз понял, то иди… — буркнул Семён.
— А что с делом? — уже привстав со стула, всё-таки напомнил Михеев. — А парня?..
— А парня посадим, — успокаивающе махнул рукой Семён. — Но другим способом. Это вы, молодые, всё на одного жеребца ставите. А я старый и опытный, у меня всегда есть запасные задумки, как добиться, чего нужно. Иди уже…
Отвечать Павел ничего не стал. Молча встал, отвесил начальнику короткий поклон и ушёл. Но не успел Семён потянуться к ящику стола, где лежал недочитанный доклад, как звонко тренькнул аппарат связи, и голос поверенной сообщил:
— Семён Татьевич, к вам Моргалов.
ПАПа согнулся над столом, надавил нужную кнопку и ответил:
— Проси.
Через несколько секунд дверь открылась, и на пороге появился гость.