Госпожу проректора я ещё ни разу в столовой не видел, хоть и подозревал, что питается она не только знаниями и слезами учеников. Видимо, мы с ней просто не пересекались.
В любом случае, мне же было легче: не придётся сегодня общаться с выводком юных змеёнышей.
Тьма 2 — Глава 14
Из дневника мальчика Феди, написанного на неизвестном языке
История «здесь» не просто похожа на историю «там»: они полностью идентичны вплоть до появления Тьмы. Полностью. Во всяком случае, если судить по тем сведениям, которые мне удалось разыскать в сети. София, зараза, согнала с местного компьютера, поэтому приходится писать дневник вместо дальнейшего изучения вопроса. Скорее бы нам купили трубки!
Это натолкнуло меня на мысль, что речь идёт о параллельных мирах. Ведь, согласно моим расчётам, по местному летоисчислению день появления Андрея в голове Феди почти совпадает с днём смерти Андрея в его мире. Его сознание переместило не в прошлое: его просто перекинуло из одного мира в другой. Волшебный блин-то был, походу! Жаль, остальные спецэффекты подкачали.
Ну ладно, лаг в пару недель присутствует… Правда, мне кажется, это потому, что в том мире летоисчисление как-то иначе корректировали. Или потому что Федя точно не знает, когда именно в его голове поселился Андрей. А так-то да, практически совпадает.
— Сосредоточься: сейчас я буду говорить важные вещи! — предупредила Малая, стоило нам устроиться в новом для меня зале.
А я что? Я честно постарался и сделал очень сосредоточенное лицо: челюсть выдвинута, губы выпячены, а брови нахмурены. Мария Михайловна целых две-три секунды разглядывала получившуюся картину, а затем покачала головой:
— Ты иногда бываешь такой взрослый, что я как-то забываю, сколько тебе на самом деле!..
И это она ещё не знала, как на самом деле ошибается… Дважды… Во-первых, я и вправду был гораздо взрослее, хотя бы по факту памяти о второй жизни. Да, жизненный опыт у Андрея был специфически-урезанный, но был ведь. И, во-вторых, именно эта память подсказывала, в чём дело: первые сорок лет детства мужчины — самые сложные.
В мире Андрея к мужской несерьёзности относились легче. Было там понимание, что мужчина остаётся мальчишкой, даже столкнувшись с тяжёлыми испытаниями. Да, тот же Андрей с возрастом стал дурачиться меньше, но вовсе не потому, что не хотелось, а потому что уже отдурачился везде, где мог. А повторяться было неинтересно.
Ну а в этом мире мужчина считался опорой, надёжей и головой. А потому обязан был оставаться серьёзным и суровым. А если точнее, хотя бы делать вид, раскрывая истинное лицо только перед близкими друзьями. Дурачиться даже перед собственной женой было непринято.
Вот и получалось, что Мария Михайловна была кругом неправа. Во-первых, я и был старше своих «почти девятнадцати». А во-вторых, таким я и собирался оставаться даже после сорока. Ломать себя через колено и скрывать, какой я на самом деле — плохой выбор. Но, конечно, Марии Михайловне я всего этого не сказал, ограничившись заверением:
— Я весь внимание!
— Ну да… Ладно, слушай, — не стала спорить проректор. — Как ты уже вчера понял, одним из ключевых слагаемых успеха является воля и вера кудесника в то, что он делает. Волей и верой ты меняешь выпускаемую теньку. И таким же образом можешь её снова изменить: из формы первоосновы в любую другую форму.
— А можно вопрос? — спросил я, пользуясь тем, что Малая решила перевести дух.
— Задавай, — кивнула проректор.
— Зачем сначала создавать первооснову? — уточнил я. — Нельзя ли изменить теньку сразу в нужную форму?
— Если брать чисто теоретические рассуждения, то, конечно, можно… — улыбнулась Мария Михайловна. — А на практике ещё ни у кого не получилось.
— Ага, — кивнул я.
— Более того, этого не рассказывают на уроках истории в гимназии, но был период, когда двусердые могли использовать только свою первооснову. И только те плетения, которые к ней подходили. И чем необычнее была первооснова, тем меньше имелось для неё плетений.
С этими словами Мария Михайловна щёлкнула на учительском столе каким-то переключателем, и свет в комнате погас, а на стене появилось изображение сложной конструкции.
— К примеру, твоей первооснове подходит вот этот щит. Он, кстати, считается универсальной защитой, хотя по факту не отражает входящие воздействия теньки, а только их замедляет.
— Замедляет? — уточнил я.
— Да… Давай чуть-чуть теории! — Мария Михайловна задумалась лишь на секунду, а потом начала подробно и доступно объяснять: — Представь, что тебя атакуют каким-нибудь плетением, которое представляет из себя огненный шар. Его, конечно, можно остановить, уплотнив перед собой воздух, но есть риск, что жар от шара нанесёт тебе, даже сквозь плотный воздух, дополнительный урон. Сопутствующий, так сказать. Поэтому огненный шар лучше всего останавливать ледяным щитом. Ведь лёд отбивает и основной, и дополнительный урон от шара.
— Это какой? Поджог? — уточнил я.
— Это тоже сопутствующий… — отмахнулась Малая. — Основной урон снаряд совершает при столкновении. Он, можно сказать, прожигает в цели дыру. Ну и да, если шар остановить, он выбросит или, как ещё говорят, расплескает всю вложенную энергию. Что и вызовет возгорание цели. Ну или может вызвать: тут как повезёт. Или не повезёт.
— А чем плох какой-нибудь водный щит? — уточнил я.
— Тем, что при столкновении с шаром от щита в сторону цели устремится горячий пар, — пояснила Мария Михайловна. — Который, как и просто раскалённый воздух, может нанести дополнительный урон. А ледяной щит решает все эти проблемы. И раньше так и сражались! Тот, у кого первоосновой был лёд, имел преимущество перед тем, у кого огонь. А все остальные старались защититься, кто как мог.
— И кто как мог? — уточнил я.
— Водники, например, старались сделать не простой щит, а водоворот, чтобы втянуть сопутствующие проявления чужих стихий. Воздушники старались не останавливать, а перенаправлять удар, летящий в них, куда-нибудь в сторону. Обладатели земных первооснов могли сделать щит потолще, ну или вообще изменить траекторию летящего снаряда. Ну а щит временщиков, таких, как ты, уже тогда считался универсальным, — вернулась к теме Мария Михайловна. — Его красиво называли щитом замедления времени. Суть плетения в том, чтобы замедлить все процессы в зоне его действия почти до неподвижности. Это не уничтожало чужие плетения, но они становились неопасными: замирали и не двигались. Понял?
— Понял, — кивнул я. — И я могу такой щит сделать?
— О том и речь, что не можешь! — улыбнулась Мария Михайловна. — Этот щит требует около сотни активных жгутиков, которых у тебя нет. Он вообще один из самых сложных… Хотя, не спорю, даже от ядерного удара может защитить, если накрыть им место падения бомбы.
— Ну да, логично… Пока там ядра расщепляться будут, можно сбежать от места взрыва, — кивнул я.
— Верно, — подтвердила Мария Михайловна. — Ну и, как ты сам понимаешь, подобное положение вещей никогда не будет устраивать тех, кому повезло меньше других. Как так? Одним сразу и огненные шары, и огненные щиты, а другим ничего? Поэтому с того дня, как появились первые двусердые, они искали способ получить доступ к другим видам если не первооснов, то хотя бы основных стихий. И нашли! К слову, довольно быстро.
— Быстро? — уточнил я.
— Лет за двести, — кивнула Мария Михайловна. — Собственно, подсказка лежала на поверхности. Любая первооснова создаётся волей и верой. И если волей и верой не выходит подчинить вторую первооснову, то почему бы нужным образом не изменить свою? Верно? И как ты думаешь, что для этого нужно?
— Эм… — глубокомысленно ответил я спустя десять секунд молчания.
— Хорошо… Как выглядят для тебя хлопья твоей первоосновы?
— Как спиральки, которые вертятся по часовой стрелке, — ответил я.
— Да? Могла и бы догадаться, — улыбнулась проректор. — А я их вижу по-другому: просто как полупрозрачные капли, которые постоянно меняются. Шарообразные, по большей части. Но бывают и в форме яйца… Или как там по-гречески эта форма-то называлась?
— Я не помню… Но как так получается? — удивился я.
— Перейди на теневое зрение и посмотри, — посоветовала Малая.
И спустя секунду выпустила из себя несколько капель теньки. Они были шарообразные и слегка размытые.
— Это моя первооснова. Я её вижу, как тонкую нить, которая постоянно извивается, — пояснила она. — Ты, как просто чуть размытые шарики.
— Ага, — подтвердил я.
— А теперь выпусти свою первооснову, — предложила Мария Михайловна. — После этого ты втянешь в себя по одной капле своей и моей, чтобы запомнить разницу в ощущениях от каждого вида стихии. А чтобы самому вызывать мою первооснову, тебе придётся как бы распространять на свою ощущения от моей. Понимаешь?
Вот это я понимал, да. Немного смущало, что всё опять базируется на ощущениях… Но я уже понял, что без воли и веры здесь не обойтись. Местное могучее колдовство было не только математикой и физикой, но ещё и ненаучной дисциплиной «всякохреникой», куда включалась всякая ненаучная хрень.
Например, вот эта — ощущения… И всё же моя любовь к научному подходу ещё не дошла до стадии отрицания реальности. Поэтому я не стал спорить и спустя пару минут попыток всё-таки заполнил воздух вокруг себя вращающими спиральками.
Чем оказалась «на вкус» моя первооснова? Сложно сказать. Пожалуй, даже если очень постараться, я бы не смог точно передать весь комплекс ощущений от поглощения одной её капли. Тут было и что-то тягуче-солёное, и мясисто-густое, и что-то незаметно-яркое… Раньше я поглощал теньку, даже не задумываясь о её «вкусе». А вот сейчас…
Но вот что удивительно: я сразу же запомнил ощущение! Будто где-то в моей памяти был, как сказали бы в мире Андрея, специальный слот для хранения именно этой информации. И стоило её получить, как она легла в нужное место и стала доступной для меня в любой удобный момент.