Тьма. Том 3 — страница 22 из 53

Начинать придётся как частное лицо, с отдельными договорами. И действовать аккуратно, чтобы интересы не пересеклись с серьёзными конторами, которые оказывают серьёзным людям серьёзные услуги. Я ведь не один такой умный: и другие наверняка захотят на этой теме заработать.

Зато именно сейчас я, наконец, нащупал нишу, куда можно втиснуться. И, плюс к этому, ещё три года мне будут платить содержание в училище.

Звучит неплохо. Может, и смогу начать откладывать на чёрное сердце для Софии.


С водителем я обменялся контактами, чтобы связаться, если возьмусь за решение чужих проблем. А пока мне предстояло многое проверить и уточнить. И часть нужной информации нельзя было найти в сети.

Требовалось разобраться, что это за движение «Без Тьмы», как широко оно распространено и кто за ним стоит. А ещё найти толкового и неболтливого стряпчего, который бы меня проконсультировал.

В любом случае, общий план у меня в голове был сформирован. И я даже трезво отдавал себе отчёт: вопрос не только в деньгах.

Просто я сам был двусердым. Как племянник водителя, который меня вёз. И как остальные «меченые», кто не принадлежал к знатным родам Руси.

И если сейчас я пройду мимо, делая вид, что ничего не случилось… И даже если «Без Тьмы» вдруг заметят и оперативно прикроют… Всё равно оно вернётся. Обновлённое, усиленное, вдохновлённое предшественниками и готовое к борьбе.

Такое нужно было остановить. Такое нельзя игнорировать. Мне глубоко претила мысль, что куча вчерашних подростков, обиженных на весь белый свет, поднимает самооценку за счёт и без того загнанных законами двусердых. Было в этом что-то настолько глубоко неправильное, что невозможно было не скрипеть зубами…

В общем, я твёрдо решил заняться этим вопросом. И нужно было очень постараться, чтобы теперь меня отговорить.

Интерлюдия I

Ишимское училище имени Василенко занимало бывшие хоромы рода Коровиных. Четыре здания, соединённых крытыми переходами, несколько одноэтажных строений, старый и очень большой парк с плодовыми деревьями… Куда там училищу из Покровска-на-Карамысе под управлением М. М. Малой?

В самом большом здании, где проходила учёба и сидело руководство, было пять этажей. Красивые резные колонны, наличники на окнах, высокие зелёные крыши — и всё это ради того, чтобы каждый год выпускать из своих стен пятнадцать подготовленных двусердых.

Правда, это были очень знатные двусердые, чьи родители могли хорошо заплатить за учёбу детишек. И эти деньги позволяли ишимским «Василькам» содержать немаленьких размеров участок и здания в идеальном порядке.

Правда, сегодня этот идеальный порядок был нарушен. Сегодня здесь, в большом и старом парке вокруг училища, царили хаос и паника.

— Добрый день, Константин Петрович, — поздоровался заместитель головы Тайного Приказа по Ишиму. — Вы уж простите, что пришлось вас дёргать. Понимаю, вы всего несколько дней как приехали, но сами видите…

— Вижу… Труп девушки. Лет девятнадцать, двусердая, семь ударов ножом. Не обычным, скорее всего, артефактным, — сухо кивнул невыспавшийся Костя. — Здравствуйте, Емельян Михайлович. А я вообще тут зачем?

— Да вот подумали, не по вашей ли части дело… — ответил заместитель головы. — Сейчас-то сыскари уже мне растолковали, что к чему… Но Изюмов Иван Рафаилович всё равно сказал, чтобы вас позвали.

Дело немного прояснилось. Изюмов являлся одним из советников ишимского князя Дашкова.

А ещё он был не тем человеком, которому стоило отказывать. Даже Костя не стал бы этого зазря делать.

Тем более, именно Иван Рафаилович приглядывал за особым отделом. Что тут, в Ишиме, что в Покровске, что ещё в десятке крупных городов. И если уж он сказал, что нужен Константин — значит, надо идти.

Без вариантов.

— А сам Изюмов где? — поинтересовался Костя.

— Местного проректора пытает, — ответил Емельян Михайлович. — Девочка-то непростая была.

— Даже знать не хочу! — отмахнулся Константин. — Не говорите… Может, ещё не повесят на меня это дело. Я же больше по тёмным, а тут обычное убийство…

— А как вы определили, что обычное? — удивился Емельян Михайлович. — Мои, вон, до сих пор сомневаются. Артефактный нож или кинжал… Да и девочка, опять же, непростая…

— Артефактный нож, скорее… — Костя подошёл ближе к телу, проигнорировав недовольство одного из сыскарей, осматривавших труп. — Хотя оружие двустороннее… Но очень тонкое лезвие. И ещё все раны с одной стороны имеют рваный край.

Лицо девушки скрывала белая простыня. Костя приподнял её и посмотрел. На юном личике, словно на стоп-кадре, отпечатались боль и страх. Видимо, именно их испытывала несчастная в момент гибели.

— И? Рваные, и что? — не дождавшись продолжения, Емельян Михайлович решил уточнить, остановившись рядом и одним своим видом заставив сыскарей смотреть куда угодно, но не на Костю. — Что это значит?

— Эм… Вы, Емельян Михайлович, про сибирскую зуботычину слышали? — уточнил тот, опустив взгляд ниже и внимательно оглядывая уже не раны, а саму жертву.

Запакована она была, прямо скажем, по самой молодёжной моде. В последнее время среди богатых девушек и юношей распространилась забава, пришедшая из Ромейской империи. Собираться в каком-нибудь облагороженном кабаке, танцевать там под музыку, много пить и весело гулять.

Вот в таком виде туда и ходили: платье, обнажавшее плечи и верх груди, туфли на высоком каблуке, ноги, неприкрытые ниже колен. Ещё был глубокий вырез по правому боку на всю длину платья, стянутый сеткой шнуровки. Константин ханжой не был, но даже он такие «дыры» в одежде считал чрезмерными.

В воздухе над девушкой витал запах алкоголя и дорогих духов. Заграничных. На Руси тоже любили облагородить себя запахом трав или цветов. Но такой резкий аромат, как у жертвы — это изобретение франков. Стало популярным в пору, когда у них там решили, что мытьё — грешно. Оно, может, для франков и грешно, но носы-то не казённые… Вот и душились так, что аж глаза резало. И запахи были соответствующие, бьющие по органам чувств.

— Далёк я от этих вопросов, Константин Петрович! — признался заместитель головы Тайного Приказа. — Я все больше по вражьим разведчикам и отечественным дуракам, а эти все ножи для обрядов…

— А он не для обрядов, он для работы, пыток и убийств, — деловито пояснил Костя. — Удобный, обоюдоострый, а по одной из граней идёт пильная нарезка. Подобный нож оставляет очень необычные и узнаваемые отметины. Именно такие, как у покойницы…

— Значит, вы, Константин Петрович, хотите сказать, что девушку убили не ради какого-то обряда? — уточнил подошедший Иван Рафаилович, остановившись рядом.

— Нет, вообще нет… — Костя ещё раз осмотрел раны. — Дело не в обрядах. Здравствуйте, Иван Рафаилович! По вашему запросу прибыл.

— Да брось… Прибыл… Тоже мне, справный воин… — буркнул Изюмов. — Ну так что с убитой? Что сказать можешь?

Костя пробежался взглядом по каблукам туфлей, по зацепкам на чулках… Затем присел и тщательно осмотрел ногти на руках покойной.

И только потом позволил себе отвечать.

— Ну, преступник сильно не любил убитую… — проговорил он. — Если использовал зуботычину, значит, хотел сделать очень и очень больно. И раны наносил так, чтобы мучилась, а не сразу умерла. Сначала ударил в бедро. Видите, там след от крови, которая стекала по ноге? Затем в плечо: там тоже крови много. И оба раза убийца пользовался пильной частью, чтобы не дать ране закрыть края.

— Из-за этого столько крови? — уточнил Изюмов.

— Да, — Костя указал на туфли, а потом на край парковой дорожки. — А где-то там она, уже истекая кровью, на дорожку выбралась.

— Нашли место, господин Арков? — нахмурился Изюмов, посмотрев на Емельяна Михайловича.

— Да! За скамейкой выбежала, руками хваталась за спинку. Отпечатки есть, — подтвердил тот.

— Здесь он ударил ещё несколько раз, — продолжил Костя. — В пах, в живот и по правой груди дважды: оба раза вскользь. В третий раз уколол уже серьёзно. И тоже в правую грудь.

— Извращенец какой-то… — буркнул Арков.

— Как сказать… — кивнул Костя. — Как сказать…

— Чем ему правая сиська-то Катина не приглянулась? — удивился Изюмов, ничуть не беспокоясь о нравственности своих слов.

— Да не в ней дело, — пояснил Константин. — А в том, что под ней. А под ней, по народным преданьям, у двусердых второе сердце прячется.

— Так ниже и левее же! — нахмурил брови Изюмов.

— Ну это нам с вами, Иван Рафаилович, известно. А обычным нет. Вот и бил он туда, где думал найти второе сердце, — Костя указал на раны. — Сначала удары для большей кровопотери и болезненности. А вот потом…

— Всё равно извращенец… — не согласился Изюмов. — То в пах бил, то по груди… Таких лечить бесполезно. Таких самих надо убивать.

— Вот он и хотел, чтобы так решили, — кивнул Константин. — Но по паху он ткнул больше для вида. Даже до пильной части ножа не достал. И два удара по груди тоже для виду. Он с самого начала хотел ударить в чёрное сердце. Видимо, очень старался попасть. Но девушка ему сопротивлялась: под ногтями кровь.

Изюмов посмотрел на Аркова, а тот кивнул:

— Уже отправили на исследование.

— И что вы, Константин, на это всё скажете? — уточнил Изюмов.

— Ну а что тут сказать… Я давеча видел какого-то придурка, который словесно издевался над двусердым на улице. И как понял, не первый случай уже в Ишиме… — ответил Костя. — Вот и этот, боюсь, такой же.

— Ну, знаете ли, есть разница: издеваться или убить! — возмутился Арков.

— Не скажите, Емельян Михайлович, не скажите… — Костя покачал головой. — Не так уж эта разница и велика. Даже между любовью и ненавистью — один шаг. А уж между издевательством и убийством — и вовсе полшажочка. Просто один придурок пока решился исключительно на издевательства, а другой — пошёл дальше и убивает… Всё после тех же издевательств.

— Так, не уходим от темы… С молодёжным течением «Без Тьмы» есть, кому разбираться. И вообще, при чём тут оно, Константин? — уточнил Изюмов.