Пока Мария Михайловна говорила, я открыл папочку и бегло пролистал документы. Вырезки из газет, копии распоряжений, выписка из Боярской Книги с перечислением всех родов…
Надо сказать, ректор Васильков имел немалый вес в Русском царстве. Во всяком случае, про меня и мой род он нарыл куда больше, чем в моей ситуации можно было рассчитывать.
— … А вот потом, в девяностые, твой род погрызся ещё с тремя боярскими родами. И в ходе столкновения пострадали многие обычные. А из взрослых двусердых выжил только брат твоего деда. Царь пришёл в ярость. Последнего двусердого в твоём роду казнили через неделю. Следом, по указу царя, Седовы лишились титула, а всё их имущество сказнили.
Слова «конфисковали» в этом мире не было. Точнее, оно было, но лишь прямой калькой из латыни. Я когда это понял, ещё долго не мог отделаться от мыслей о том, что обычные люди могут что-то спереть или стырить, а государство — сказнит. Дурацкое, в общем, слово-то, неправильное…
— Дашков с царём из-за вас крупно поссорились… Однако подробностей даже Рюриковичи не знают, — продолжила Малая. — Видимо, сиятельному князю ваш род был зачем-то очень нужен, раз он не побоялся с царём разругаться. Ну и… Сдаётся мне, что и ты князю можешь пригодиться, как наследник Седовых.
— Ну… Думаю, это не самое страшное, что могло бы случиться! — подняв бровь, заметил я.
— Зря так думаешь… — нахмурилась Малая. — Игры между царём и сиятельным князем — это игры опасные. И в них много участников, которые не прочь смахнуть с доски чужие фигуры. А ты пока что именно фигура, Федя, и ещё долго, к сожалению, ею будешь…
Пробежавшись взглядом по бумагам, я несколько секунд помолчал. А потом всё-таки ответил:
— Судя по увиденному, я изначально был обречён стать фигурой в этой игре. Стал двусердым — всё, фигура. Так что… Не вижу причин сильно переживать. Хотя, конечно, поберечься надо…
— На этот и следующий год тебя прикрывает Верстов, — Малая поморщилась, как от головной боли: видимо, не очень хотела часто дёргать ректора. — Но как только ты выпустишься… Вот тогда на тебя насядут уже всерьёз. Знаю, ты это слышал про Тёмный Приказ, но теперь, как видишь, ставки поднимаются… Конечно, ты мог бы уйти под крыло сильного рода, но Дашков запретил родам делать тебе предложения. Я пробила по знакомым и могу точно сказать: никто тебе службу не предложит. А это всё дурно пахнет, Федя…
— Два года у меня ещё есть, — я пожал плечами. — Придумаю что-нибудь.
— И что? — вздохнула Малая.
— Можно скрыться после учёбы… Серые земли, другие княжества…
— Никуда ты, Федь, не скроешься в других княжествах! — хлопнула ладошкой по столу Мария Михайловна. — Ты в Боярской Книге, а значит, всегда на виду. Куда бы ни приехал… Серые земли? Да, там можно, конечно… Но там и помереть можно на раз-два. Считай, самоубиваться поедешь…
— Можно же и не одному ехать! — возразил я.
— Дружинники денег стоят. Ты уже обзавёлся миллионами рублей? — скрестила руки на груди Малая.
— У меня есть два года! — напомнил я.
— Кстати, о деньгах… — Малая снова поворошила бумаги на столе. — Приглашение от Волковых на субботний ужин. Обязательно сходи. Со Становыми, по словам Кости, ты уже говорил…
— Лучше не напоминайте! — непроизвольно дёрнув щекой, попросил я.
— Ладно, не буду… — оценив выражение моего лица, согласилась Мария Михайловна. — Но ты учти: с Волковыми должно быть получше. Хотя бы потому, что они додумались через меня приглашение прислать. Уже вижу проблески разума в поведении!..
— А что с судом-то? — вспомнил я основную причину вызова.
— А на этот счёт можешь не волноваться, — успокоила меня Малая. — Приглашение на торжество от Дашкова и есть причина срочного заседания. Нельзя же приглашать на торжество аристократа, который проходит по делу о нарушении царского указа… А значит, тебя решили избавить от обвинений ещё до твоего ответа на приглашение. Я уже вызвала Пьера, он будет скоро. Всё обсудим, а потом вместе поедем на суд. Надеюсь, тут не как в Покровске будет… И ещё!..
— Да? — уточнил я, снова отрываясь от папочки с информацией о моём роде.
— Федя, у тебя кафтан хороший есть? — продолжила Малая.
— Нет… Но я куплю! — пообещал я.
— Какое «куплю», совсем дурной, что ли? — удивилась госпожа проректор. — На торжество Дашковых в купленных кафтанах не ходят. Только на заказ шьют… Знаешь что? Вызову-ка я на неделе сюда портного!
— А зачем так срочно? — удивился я.
— А затем, что скоро у портных работы будет ого-го сколько! — объяснила Мария Михайловна. — Ближе к декабрю они всегда завалены заказами.
— Чую запах больших денег, которые мне придётся отдать… — вздохнул я.
— Ты ученик Васильков! — напомнила мне Малая. — Значит, кафтан пойдёт за счёт училища. Всё равно придётся каждому из вас на выпуск заказывать. А твой…
Мария Михайловна прищурилась, оценив размах моих плеч и бицепсы на руках. А потом махнула рукой:
— Попросим портного, чтобы оставил запас на случай, если тебя ещё раздует!
Опустив взгляд, я осмотрел себя и обиженно заметил:
— Да не такой уж я и здоровый…
— Пока нет, но кормят у нас, как ты знаешь, неплохо… — с усмешкой кивнула Мария Михайловна. — Ну и да, к слову… Иди-ка ты сейчас в столовую, перекуси там. Иначе как Пьер приедет, уже не до того будет.
К суду готовились в отдельном кабинете, где мы с Пьером засели за детали дела. Впрочем, на этот раз стряпчий выглядел донельзя довольным и расслабленным. Видимо, новости про моё приглашение и предстоящее торжество ему озвучили с порога.
В суд мы с ним и Малой отправились на служебной машине Васильков. И снова вокруг было полно осведомителей, которые попытались накинуться на нас, едва мы приехали. Вспышки камер, сыплющиеся с разных сторон вопросы — и дорожка из плечистых охранников Судебного Приказа.
Увы, избежать этого было нельзя. Подробности дела как-то просочились в местные СНО, то есть средства народного осведомления. И, понятное дело, за мной открылась охота из желающих узнать подробности. Всё-таки убийства молодых двусердых были громким делом.
Ну а в здании суда мне опять пришлось посидеть в отдельной комнате. Правда, на сей раз совсем недолго. После чего я, наконец, отправился на процесс.
И суд действительно проходил совсем не так, как в Покровске-на-Карамысе. И следователь от Полицейского Приказа, и обвинитель по делу не усердствовали от слова «совсем». Вяло зачитали детали расследования, а потом выдали заключение, что с высокой степенью вероятности это была самооборона с моей стороны — а значит, нечего здесь уважаемым людям время терять.
Судья тоже не стал настаивать на глубоких разбирательствах, взамен предоставив слово Пьеру. А наш стряпчий тоже не захотел углубляться в дебри законодательства. Лишь сообщил, что я защищал себя и двух своих однокашниц — и вообще, просто «мимо проходил» и «случайно вышло». Иначе бы «нет, ни за что», ведь «Фёдор Андреевич — очень законопослушный и порядочный». А ещё отличник и просто красавец, ага!
Для приличия судья всё-таки коротко опросил меня, понимающе покивал… И, позёвывая, ушёл совещаться со своими помощниками. А вернувшись всего через пятнадцать секунд, огласил оправдательный приговор.
Пока мы с Малой и Пьером шли к выходу, к нам подбежал охранник суда. Он предложил покинуть здание через запасной выход: газетные осведомители напирали, и сдерживать их без рукоприкладства было сложно даже княжеским ратникам. Естественно, мы вняли предупреждению, изменив маршрут.
И уже через двадцать минут катили обратно в училище на машине, которую предоставил Судебный Приказ.
— Высадите меня где-нибудь! — попросил Пьер. — Не хочу появляться рядом с училищем.
— Что такое? — удивилась Малая.
— Осведомители и там наверняка будут, — улыбнулся стряпчий. — А зачем мне, пожилому человеку, лишнее внимание? Оно мне в моём возрасте ни к чему!
Так мы и сделали. А затем еле проехали через толпу акул пера, осаждавшую забор Васильков. И я уже думал, что теперь-то, наконец, вернусь в комнату и продолжу учиться… Но не тут-то было!
В этот день меня ждали ещё два суровых испытания.
Первым оказалась завибрировавшая в кармане трубка.
— Да, мам? — устало поздоровался я.
— Суд⁈ Суд⁈ — взвыла мама, сходу начав с ультравысоких нот. — Федя, какой суд⁈
— Мама, ты же со мной не общаешься! — попенял ей я.
— А я и не общаюсь, я ругаюсь! — грозно, как ей казалось, провозгласила родительница. — Как твоя мать, имею полное право!
— Что тебя на этот раз встревожило? — спокойно поинтересовался я.
— Что меня встревожило⁈ Да тебя на всех волнах показывают! А у тебя, между прочим, есть брат и сёстры! Ты о них подумал⁈ — возмущалась мать. — А если эти осведомители нагрянут к нам домой⁈ Ужас-то какой!..
— Мама, не волнуйся: в наш угол приедут только конченые психи, — успокоил я её. — А они среди осведомителей быстро заканчиваются: работа всё-таки небезопасная.
— А чем плох наш угол? — оскорбилась мама.
— Он, как бы тебе сказать… В общем, не самое приятное место в городе! — напомнил я об очевидном.
Да, моя мама отлично умеет игнорировать реальность! И наш старенький домик, и сам Усадебный угол — в её глазах, лучшее место на свете. А поскольку нигде больше купить домик на данный момент не получится…
В общем, картинка в маминой голове чуть-чуть отличается от объективной реальности, данной нам в ощущениях.
— У нас отличный дом! — добавив металла в голос, уверила меня мама. — И Усадебный — очень приличный угол!
— Значит, тем более, тебе нечего опасаться! — сразу же нашёлся я. — А как послать…. В смысле, что сказать осведомителям, ты и сама придумаешь! Умная ведь женщина!
— Федя!.. — ещё больше возмутилась родительница.
— Мам, у меня был сложный день… И суд этот ещё… — поспешно выдал я в трубку, тут же отбив вызов. — Фух! Слава Богу!
И не сказать, что я сильно верующий. Но шанс быстро сбросить вызов рассерженной родительницы — это и впрямь нечто сродни чуду, за которое я благодарен небесам.