— А «кое-кто» сказал ещё что-нибудь? — со вздохом уточнил голова ПУП.
— Сказал, что нам с вами придётся объясняться с множеством людей, Сергей Анатольевич. Причём объясняться — в основном, вам. А вот мне придётся ехать далеко-далеко… Однако не во мне дело, а в том, за кого объясняться придётся, — Иванов покачал головой. — И я, кажется, даже знаю, за кого. Во всяком случае, догадываюсь.
— Вот не люблю, когда «кое-кто» начинает говорить вот так вот, туманно и загадочно!.. — буркнул глава ПУП. — Короче, я сейчас мчу в местное управление. Вы присоединитесь к нам?
— Одно дело закончу и буду, — кивнул Иванов. — Можете на меня рассчитывать, Сергей Анатольевич. Дело важное. Государь следит за всем лично.
— Это да… Если упустим, никого не простит, — вздохнул голова ПУП.
— Вот и давайте постараемся не упустить… — кивнул Иванов, после чего развернулся и зашагал к зданию аэропорта.
Ночь опустилась на Яблоньки тёмным покрывалом. Посёлок на окраине Ишима давно просился в пределы города, собираясь стать Яблоневым углом — да всё никак дело не двигалось. Однако недвижимость здесь уже подскочила в цене, хотя, конечно, ещё не дотягивала до элитной.
Посёлок спал… А в это время вокруг него стягивалось полицейское оцепление, усиленное тремя руками опричной стражи. Воины в тяжёлой броне, в которой можно было и в космосе на прогулки выходить, медленно сближались по всем трём дорогам, ведущим в посёлок.
Двое молодых ребят, решивших на ночь глядя сгонять в Ишим, сильно удивились, когда их машина, не успев затормозить на ледяной корке, врезалась на большой скорости в человека…
И смялась, так и не нанеся ему никаких повреждений.
Опричник после столкновения лишь тихо выругался. А затем втянул шипы, удержавшие его на месте, в броню на ногах, и начал осматривать себя на предмет мелких сколов и царапин. В это время его коллеги аккуратно и вежливо паковали незадачливую молодёжь, заодно объясняя, почему нельзя гонять на льду.
Когда кольцо оцепления полностью сомкнулось вокруг Яблонек, опричная стража во главе с Иваном Ивановичем и его вечно недовольным помощником двинулась вглубь посёлка. Обычно опричников боятся исключительно люди, но в эту ночь даже псы решили не слишком ревностно выполнять обязанности. Ведь сегодня в Яблоньки пришли псы посерьёзнее, а эти своего с гарантией не упустят.
В ночной тишине отряд добрался до нужного дома. Бойцы быстро распределили между собой точки входа, а когда всё было готово, Иван Иванович махнул рукой — и штурм начался. Опричники вломились в дом одновременно, причём даже на втором этаже — и не оставили ни одного целого окна или двери.
Бубен и Иванов зашли следом, осматривая помещение. На кухне обнаружилась чашка из-под чая, пустая бутылка греческого вина и бокал с красной жидкостью на дне.
А под бокалом лежал придавленный им небольшой прямоугольник картона.
— И что это за хрень? — возмутился Бубен, покосившись на стол.
Иванов аккуратно передвинул бокал и, взяв записку, перевернул.
— Это послание для нас, — он усмехнулся. — Неприятно…
— Неприятное послание? — уточнил Бубен.
— Неприятно, что он его оставил, — поджал губы Иванов.
— А что написано-то? — не унимался недовольный.
— Ну сам почитай… — предложил Иванов, протянув картонный прямоугольник.
Бубен взял послание, покрутил его в руках, а потом провёл над ним рукой, поливая тенькой, и на белой поверхности прорезались слова.
— Это на греческом, что ли? — секунду спустя вновь возмутился он. — Я его не это… Не очень.
— И ни́хтаэ́хи афтиа́кэ и имэ́ра ма́тиа, — процитировал Иванов. — Переводится как «ночь имеет уши, а день — глаза».
— Он издевается, что ли, над нами? — нахмурился Бубен.
— Ага, — согласился Иванов. — Именно это он и делает. Издевается.
— В доме чисто! — доложил опричник в тяжёлой броне, заходя на кухню и по пути снимая плечом косяк.
— Да, благодарю… Он ушёл до нашего прихода, — кивнул Иванов. — Значит, так… Нам нужен энергет!
— Думаешь, он не пытался скрыть свой след, когда уходил? — не поверил Бубен. — Даже я могу за собой подчистить…
— Думаю, у нас в городе есть энергет, от которого следы не скроешь… — усмехнулся Иванов.
— И могу я поинтересоваться, кто это? — спросил мужчина в полицейской форме, протискиваясь мимо стоящего в проходе опричника, который смущённо пытался приладить на место косяк и дверь. — У нас в Ишиме отродясь таких не было…
— Да, родилась она южнее, — кивнул Иванов, доставая трубку. — Но сейчас она проректор вашего местного училища Васильки.
— Иваныч! Не надо! Она вздорная, как тигрица в течке! — округлил глаза Бубен. — Я её, чесслово, боюсь!
— Ты? Боишься? — Иванов недоверчиво изогнул бровь.
— Да… Нет! Но опасаюсь! Она как зыркнет, сразу оправдываться хочется! — смутился Бубен.
— Это просто твои детские травмы! — успокоил его Иванов. — Возможно, тебе в яслях кашу не докладывали…
— Да не был я в яслях! Дома меня воспитывали! — возмутился Бубен. — И в гимназию я не ходил!
— Вот и вырос опасным для общества… Тихо!.. — Иванов приложил трубку к уху. — Доброй ночи! Мария Михайловна Малая?.. Простите, что в столь поздний час. Вас беспокоит Иванов Иван Иванович… Да тот самый… Мария Михайловна, у меня к вам дело государственной важности. Нет, ночь — государственным важностям не помеха… Ну если надо, то и его величество попросит, конечно… Но я бы не советовал. У царя режим — с часу до пяти утра его не беспокоят, иначе он очень злится… Да, если вы откажете, я позвоню государю и попрошу его вас уговорить… Не стоит звонить?.. Вот тут я с вами согласен, Мария Михайловна. Да, нам нужна ваша помощь. Важно? Это настолько важно, что вы даже себе представить не можете. Сейчас за этим делом наблюдают головы РУТ, ПУП, опричнина и сам государь… Думаю, мы обсудим этот вопрос с Дмитрием Всеволодовичем… Да, конечно, любое дело должно быть вознаграждено. Да… Хорошо. Спасибо. Готовьтесь к выезду, вас заберёт наш человек минут через двадцать… Мне послышалось, или у вас Староземский рядом?.. Не послышалось? Хорошо. Его тоже берите. Пригодится… Нет, это не просьба, это приказ ему… Да, будем вас ждать.
— Вот оно вам надо, эту сумасшедшую парочку привлекать? — буркнул Бубен. — Староземский-то ещё ничего, а вот Малая…
— Если сравнивать их с тобой, Бубенцов, то они санитары в твоём сумасшедшем доме… — улыбнулся Иванов, в ответ на что недовольный только и мог засопеть.
Вадим проснулся от того, что взвыло чувство опасности. Он был тёртым калачом, давно жил двойной жизнью. Чувство опасности спасало его не один раз. Но этим утром оно предупредило слишком поздно.
Когда Вадим открыл глаза, ему в лицо смотрело чёрное отверстие пистолетного дула. И он был уверен, что внутри патрон не с обычной пулей. Конечно, артефактную защиту не каждой артефактной пулей пробьёшь, но рисковать не хотелось. Поэтому Вадим поднял руки и начал медленно вставать с продавленного диванчика.
— Лишние предосторожности, — проговорил он. — Я безоружен…
— И не причинишь мне зла, — согласился обладатель пистолета, скрывающийся в темноте. — Вот только кто сдал мою лёжку, Скользкий?
— Не стоит искать злой умысел в случайности! — ответил Вадим.
— Мин бэзис мэ ти фотиа*! — зло отозвалась темнота.
— Я действовал по запасному пути, — Вадим спокойно смотрел на дуло пистолета, не выказывая даже тени страха. — Засветил номер. Но выбора у меня не было…
— Звонок нельзя было отследить. У Сокола таких ресурсов нет! — отрезал невидимый собеседник.
— А у разведки? А у опричников? — спросил Вадим. — Заметь, я даже не спрашиваю, что я вёз, из-за чего все так перевозбудились!.. И не надо подозревать меня! Я сделал всё, как уговорились. Только задержался на пару недель.
— Предположим, — согласился из темноты собеседник. — Где оно?
— В сумке… Там двойное дно, внутри мешок из теневого углеволокна номер восемь, — ответил Вадим. — Проверь! Я отвернусь…
Спокойно опустившись на диван, он повернулся к собеседнику спиной. Вадим слышал, как тот выбрасывает его вещи из сумки, чтобы добраться до двойного дна. Некоторыми из этих вещей он дорожил, но не настолько, чтобы в нынешней ситуации возмущаться.
— Всё верно! Это оно… — голос собеседника даже дрогнул.
— У вас получится выполнить обещание? — спросил Вадим.
— Поворачивайся обратно! — потребовал собеседник.
Стараясь не делать резких движений, Вадим развернулся к собеседнику. Тот вышел в круг света, который обеспечивал тусклый ночник. Тёмная кучерявая борода, волнистые волосы, серые глаза… Примерно так Вадим и представлял себе этого грека, хотя раньше ни разу в лицо не видел.
— Если уйду я, уйдёшь и ты, Скользкий, — грек спрятал мешок себе под одежду. — И тогда мы выполним своё обещание… Если нет — значит, нет.
— Всё плохо? — уточнил Вадим.
— Сегодня вся сеть была накрыта, и связи с другими городами нет, — ответил грек. — Собирайся, нам надо уезжать немедленно.
— Дай мне полминуты, — кивнул Вадим, принявшись закидывать вещи обратно в сумку.
Выстрел был похож на тихий хлопок. Плетение заглушило звук. Тело Скользкого медленно опустилось на пол, а грек усмехнулся, пробормотав себе под нос:
— Гиа триаконта аргхурия**! — он убрал пистолет и двинулся на выход. — Таких, как ты, у нас и своих хватает…
* Не играй с огнём
** За тридцать серебреников
Глава 5
Из книги «Тайны особого рода», которую почему-то нельзя найти в библиотеках
…Умение управлять тенькой иногда дарит своим носителям способности, которые недоступны больше никому. К слову, известна особенность Шуйсковых, побочной ветви рода Шуйских. Эта ветвь давно прервалась, потому их родовая способность и стала достоянием общественности.
Шуйсковы умели видеть смерть. Не старуху с косой, как её любят изображать в народе, а печать смерти на человеке. Как говорили свидетели, Шуйсковы называли это явление «встать на смертную тропу».