— Привет! Ты чего? — спросил я, наконец-то справившись с замком. — Чаю?
— Не… Я потом спать буду плохо, — девушка замотала головой. — Федя… А ты можешь мне помочь?
— Помочь? Могу, — кивнул я. — Что нужно-то?
— Мне надо завтра утром в город выехать, — призналась Авелина. — А я… Я опасаюсь ехать одна. Мне надо документы отправить. А вестовая служба завтра только до десяти утра работает.
— Вообще я завтра хотел машину закинуть Кислому… Помнишь, он мне с переездом помогал? Он сейчас в деревне живёт. Но могу сначала завезти тебя в Вестовую службу, потом вернуть в училище, а уж дальше — к нему. Только обратно, извини, не на моей машине поедем, а… Ну тоже на моей, но машинка будет попроще. Согласна?
— Согласна! Спасибо! — Авелина улыбнулась и даже дёрнулась было в мою сторону, чтобы, видимо, обнять, но передумала. — Ты даже не представляешь, как меня выручил. Мне эти документы стряпчим надо срочно передать…
— Как ты раньше-то с ними работала? — удивился я.
— А раньше мне Мария Михайловна и машину, и охрану выделяла. Но её уже нет в училище: поздно очень. И на звонки она почему-то не отвечает.
— Хм… Обычно она всегда на связи, даже поздним вечером! — удивился я. — Ты не переживай, всё сделаем… Только выедем пораньше. Во сколько там вестовые работу начинают?
— В шесть утра.
— Тогда к шести и поедем. Извини, что так рано. Просто дел куча, надо всё успеть.
— А так даже лучше! — заверила Авелина. — Спасибо ещё раз. Ты как соберёшься, сразу стучи мне. Я заранее встану.
— Договорились, — кивнул я. — Спокойной ночи?
— И тебе! — с секундной задержкой ответила Покровская, улыбнувшись и сделав пальцами какое-то подобие прощального жеста.
В комнате меня уже поджидал Тёма. Он практически опустошил миску и теперь осуждающе смотрел с кровати, вылизывая себе под хвостом. Так что для начала я быстренько покормил кота, затем завёл будильник на трубке — и завалился спать.
А утром проснулся, будто вообще ни на полглаза не вздремнул. Раньше я такого за собой не замечал. Даже четырёх часов сна нормально хватало. Будь я просто Федей, наверно, сейчас вообразил бы невесть что. Однако опыт подсказывал, что это накапливается усталость. Та самая, которой я очень боялся в начале осени.
Постоянная учёба, нервотрёпка, недосыпы, драки с убийцами, частые визиты в лекарню с ранами… Организм, хоть и молодой, потихоньку начинал сдавать. Я постепенно приближался к пределу своих физических возможностей. А усилить организм, как это умели двусердые выше шестого ранга — пока не мог.
Пришлось вновь заваривать очень крепкий чай и, приняв контрастный душ, экстренно приводить себя в порядок. А в пять двадцать утра я уже стучал в дверь Авелины Покровской.
Девушка открыла почти сразу. На ней были плотные обтягивающие в бёдрах брюки, бесформенная толстовка и длинный пуховый кафтан до колена. На груди висел неизменный короб с артефактом.
— Доброе утро! Готова? — спросил я.
— Да! — Авелина скептически осмотрела меня и мои круги под глазами. — А ты вот, кажется, не очень…
— Ещё найду время выспаться! — улыбнулся я. — Сейчас пройдёмся по морозцу, и проснусь окончательно.
А морозец, к слову, оказался весьма и весьма кусачим. Зима надвигалась на Ишим всей своей мощью — со снегопадами, холодами и круглосуточно пасмурным небом. Унылая пора, что уж говорить…
Хорошо ещё, «тигрёнок» завёлся сходу. Рыкнул двигателем и деловито зашуршал. Сразу видно, что делали его для сурового климата.
Выехав с парковки училища, мы покатили по пустым утренним улицам в сторону Вестовой Службы.
— Ты поговорил с мамой, да? — спустя десять минут молчания спросила Покровская.
— Поговорил, — вздохнул я. — К сожалению, она мало что рассказала. Чего-то не знает, а чего-то уже не помнит.
— А что конкретно ты бы хотел узнать? — ещё спустя минуту тишины спросила Авелина.
— Ну для начала… С кем твой род воюет? И с кем, соответственно, мой закусился в девяностые? Я же должен знать, кто наши враги.
— Те, кто был на виду — уже все мертвы… — отозвалась Авелина. — А изначально мой род воевал против Степных. Были у нас такие в подчинении… Правда, от Степных лет сто уже только память осталась. А война по-прежнему идёт…
— Подожди, ты что, не знаешь, кто твои враги? — удивился я.
— Кого-то знаю, кого-то подозреваю… — уклончиво ответила девушка.
— Звучит так, будто отвечать не хочешь, — хмыкнув, заметил я.
— Нет… Это не так, — Авелина улыбнулась, погладив короб. — Просто доказательств нет… К примеру, я знаю, что против нас действовали Прошковы. Однако ни разу этот род не показал напрямую ни своих людей, ни своего участия. А вот если судить по словам мамы, по намёкам со стороны самих Прошковых и со стороны людей, которые ко мне пытались подобраться… В общем, всё указывает на них.
— Ну да, голые слова к делу не пришьёшь… — согласился я, отмечая в памяти фамилию. — А Белёвы?
— Тоже бывший подчинённый род, — кивнула Авелина. — Но им запрещено ко мне приближаться. Царь запретил.
— А Прошко-Лесничие? — я вспомнил заковыристую фамилию, услышанную от Федота Самсонова, чей сын погиб в общежитии Покровска-на-Карамысе.
— Ни разу не были замечены, — призналась Покровская. — Но ты даже не представляешь, какая против моего рода собралась большая свора… Может, и они в ней.
— А за кого тебя замуж хотели отдать? — спросил я.
— За Белёва Алексея, — услышав этот вопрос, Покровская аж вздрогнула.
— Зачем? — а я решил, что информация важнее бережного отношения к страхам.
— Хотят получить землю под Покровском-на-Карамысе… Ну и в его окрестностях… — Авелина горько усмехнулась. — Ты ведь не понимаешь, зачем им это сейчас, да?
— Да, — признался я. — Не понимаю. Особенно сейчас. Там ведь Тьма наступает. И неизвестно, получится отбить земли или нет.
— Наша земля — это земщина, — объяснила Авелина. — Знаешь разницу между опричниной и земщиной?
— Что-то такое помню… — пробормотал я, тщетно выуживая ответ из памяти, но в итоге помогла мне школьная программа из мира Андрея. — Опричнина — царская земля? Земщина — нет?
— Так было изначально. А теперь всё изменилось. Опричниной стало всё, кроме отдельных лоскутов на карте страны. Нам земли подарил царевич Алексей пятьсот лет назад. Ещё до образования княжества, получается. Поэтому они не просто неподвластные, они целиком и полностью наши личные. И твои, к слову, тоже. Ваш род владеет частью прав на них: землю же двум людям дарили. Просто твои предки от своей доли отказались. Но мои не согласились с этим. А значит… Ты всегда можешь предъявить права. Так и знай.
— Ну, в общем и целом, понятно: полезные земли! — кивнул я. — Но зачем свадьба-то? Тем более, силком?
— Я женщина, я могу наследовать. Но если выйду замуж, владельцем земель станет мой муж. А если найти продажного стряпчего, чиновника и священника, к документам о браке не подкопаешься. И тогда брак будет признан. А дальше я уже не нужна… Убьют тихонечко, свалят на несчастный случай, и всё. Ну а земли перейдут к Белёвым.
— Хорошо. Вернее, плохо. В любом случае, это тоже ясно. Однако зачем Белёвым земщина?
— Так туда царь доступа не имеет! — Покровская посмотрела на меня удивлённо, будто не понимала, отчего я не в курсе прописных истин. — И князь не может вмешиваться.
— Но к Покровску-то имел! — справедливо припомнил я.
— Покровск-на-Карамысе наши с тобой предки сами в аренду сдали. Как и окрестности. А остальные земли были наши. Была бы сила, так мы бы могли всех оттуда выкинуть. Но силы уже не было… Тот же Вилкин, кстати! Его род нам ни копейки не платит за разработку нефти. И царю, к слову, тоже не платит. А одно из месторождений находится на нашей земле.
— Слушай… А вот если я дошёл до шестого ранга, получил свой надел, он чем будет? Земщиной или царскими землями? — в голову пришла мысль, но я никак не мог ухватить её, приходилось держаться за тему, которая меня на эту мысль навела.
— Если на землях Руси получил — конечно, царским, — ответила Покровская, задумалась, а потом закончила: — А вот если в Серых землях возьмёшь — тогда земщиной. Там ты можешь даже своё независимое княжество образовать. Только тебе, конечно, никто не позволит. И когда захочешь в Русь войти — не разрешат сохранить земские права… Что⁈
Авелина испугалась недаром: я вдавил тормоз, заставляя машину пойти юзом, благо дороги были пустые. А затем, выправив занос, подкатил к поребрику и остановился, глядя перед собой.
— Что случилось, Федь? — переспросила Покровская.
Я молчал. Мысль наконец-то удалось ухватить, и теперь я пытался её размотать. А там было, что разматывать…
«Ты даже можешь своё независимое княжество образовать», — сказала Покровская.
И вот теперь всё начинало вставать на свои места.
Земли, которые нельзя контролировать. Земли, где нет царя. Земли, способные отколоться от Руси. И в эту канву ложились и «безтёмовцы», и оба убийцы двусердых, и старательно разогреваемое недовольство…
Кто-то нагнетал обстановку. Причём именно там, где поблизости лежали земские земли. И даже имелась последняя в роду женщина, взяв которую в жёны, можно эти земли получить.
Конечно же, Русь сомнёт любого, кто попытается отделиться. Вот только…
А если там, в бывшей земщине, окажутся войска греков или персов? Ведь Ромейская империя и Эран спали и видели, как бы откусить от Руси хоть маленький кусочек. Может, в этом-то и был замысел? Или нет?
— У меня с собой прошение к царю о приёме моих земель… — вмешался в мои размышления тихий голос Авелины. — Если царь подпишет, тогда земли перейдут к тебе… Ну не сразу, конечно, а со временем. Рода-то у тебя нет, и пока не будет, ты с землями ничего сделать не сможешь. Они как бы будут под царём…
Опасный дар… И не только потому, что тогда могут открыть охоту за мной. Но и потому, что царь может решить, что лучше уж помереть одному отдельно взятому Фёдору, чем в его государстве снова появится большой кусок земщины.