— Да, ваше благородие! — отозвался тот.
— Ну-ка, подойди… — попросил я.
Охранник быстро огляделся, а потом трусцой подбежал ко мне.
— Не могу пост оставлять, ваше благородие! — виновато сообщил он. — Что там?
— Это не Палыча снасти? — уточнил я, указывая на кучу в багажном отделении.
— Да я же не рыбак, ваше благородие… Но так-то да, вроде похожи. У Палыча они завсегда вот такие, потрёпанные. Получается, не снасти у него в коробе-то лежали?
— Получается, нет, — вздохнул я.
— Вот же Палыч! Вот козёл седой! — расстроился охранник. — Подвёл нас, гад такой, под монастырь! Я вернусь на пост, ваше благородие?
— Да, конечно. Спасибо за помощь! — посмотрев ему вслед, я поворошил кучу, но ничего интересного не нашёл.
Когда закрыл багажник, заметил, как дёрнулась резина на запасном колесе. Проверил: спущено. Больше ловить тут было нечего. Вытащив ключи из машины, я заблокировал «степняка» и пошёл к пирсу. Надо было доложить Иванову, что удалось узнать.
— Ваше благородие! — окликнул меня стражник. — Тут такое дело… Чёлн Палыча, он с парусом был и мотором, а не только с мотором. И называется «Анна», а бортовой номер у него 219.
— Спасибо ещё раз! — досадуя на себя, кивнул я.
Вот не сталкивался я никогда с корабельной темой. И Андрей тоже выпустил этот момент из фокуса внимания. А ведь у любого судна должен быть полный идентификационный номер. Можно сказать, обязан быть! А ещё упоминание паруса заставило задуматься. Это, наверно, важно, да?
Порт не спал даже ночью. Пока я шёл, оглядывался по сторонам. Повсюду высились громады складов, сновали работники, шумели краны и погрузчики.
А ещё порт Эмбы имел рукотворную гавань в форме подковы, что сразу выдавало его искусственное, насыпное происхождение.
Вся северная его часть была заполнена самыми разными рыбацкими челнами. И да, скорлупки постарше имели парусное оснащение. Подумав немного, я понял, что это помогает им двигаться бесшумно, в то время как даже электрический мотор издаёт звуки.
Вероятно, на таких вот скорлупках нередко возили контрабанду… Ну или занимались браконьерством. Не зря же Палыч по ночам работал. Часть улова, небось, скрывал, чтобы подати в казну не платить.
В южной части порта Эмба расположились шаланды: плоскодонные баржи для перевозки грузов. Это они, между прочим, когда-то дали название кузовам для насыпных грузов. Мелькали среди пришвартованных посудин и более современные скоростные катера, но вот их как раз было мало.
Иванова, Малую, Покровскую и кота я нашёл у выхода с пирса. Дамы с Тёмой грелись в машине, а Иван Иванович расхаживал неподалёку, разговаривая с кем-то по телефону. Я подождал, когда он закончит, махнул рукой, привлекая внимание, и отдал ярлык «всевластия».
— Оставьте пока себе, Фёдор Андреевич, — Иванов тут же вернул мне пластину. — Как успехи?
— Допросил охранника на въезде, — ответил я, доставая трубку, куда записал всё сказанное. — За полчаса-сорок минут до нас приехал «степняк». Точное время охранник не помнит, но сам он заступил за час до нашего приезда. В журнале отметки нет: это был хорошо знакомый в порту рыбак, а машину он оставил за пределами порта. Рыбак — это местный старик Валентин Палыч. Он…
— Фамилия? — уточнил Иванов.
— Охранник не помнит. Рыбак выгрузил из кузова короб с рыболовными снастями и ушёл в порт. У него чёлн «Анна», бортовой номер 219, с парусным и моторным оснащением. Я попытался открыть «степняка», и тот был не заперт. Вот ключи, кстати!.. — я вытащил их из кармана рукой в перчатке и протянул Иванову. — В бардачке мусор и пара подневников. Один из них явно читали на странице с новостями Церкви, я отложил его отдельно. Всё делал в перчатках и осторожно. Следы не затёр. В кузове — куча рыболовной снасти. Предположительно, в коробе рыбака сидел наш беглец, укрытый частью снастей для маскировки.
— А где Константин Петрович? — спросил Иванов.
— Ушёл искать портового голову. Или хотя бы его заместителя, — ответил я.
— Одну минуту! — Иванов достал трубку, набрал номер и, дождавшись ответа, бросил: — Константин Петрович, разузнайте про чёлн «Анна», бортовой номер 219… И про его владельца… Да, Фёдор вернулся… Отлично, ждём.
Опричник отбил вызов и посмотрел на меня:
— Что-то ещё?
— У рыбака есть жена. Была дочь, но погибла вместе с мужем. Внук остался, сильно болен. Требуется лечение, в Хвалыни, но дорогое. Рыбак работал днём и ночью. Думаю, не брезговал возить запрещёнку. Это всё.
— Отлично! — Иванов кивнул и задумался. — Садись в машину, холодает… Сейчас приедет полиция. Там и двусердые, и обычные. Опросим всех. Обещали подвезти что-нибудь перекусить. В общем, сидим ждём. На местных пограничников я, конечно, скину задачу чёлн ловить. Но с этим, боюсь, всё тяжело…
— А что не так? — уточнил я.
— Это Хвалынь, вот что не так… — пояснил Иванов. — Тут на севере глубина моря редко больше двадцати метров. Скорее, от одного до пяти. Сплошные отмели. Крупные корабли все южнее. А мелких у пограничников мало, и ловить вот такие чёлны тяжело. Вертолёты поднимут, конечно… Главное, что название и номер теперь известны. Попробуем его в море зажать.
Иван Иванович опять взялся за трубку, а я пошёл в машину. На улице и вправду стремительно холодало. Пар изо рта ещё не валил, но до этого недолго оставалось.
— Холодно там? — спросила Покровская, когда я уселся рядом.
— Холодает, — кивнул я. — Как ты и говорила.
— Зимой тут всегда так… — вздохнула девушка.
— Что удалось узнать? — хмуро бросила Мария Михайловна, обернувшись к нам.
Я кратко пересказал, что удалось узнать, а затем спросил прямо:
— Мария Михайловна? У вас всё в порядке?
— Да, у меня всё отлично… — ответила она таким тоном, что сразу стало понятно: Малая очень зла.
— За кем мы вообще гонимся? — спросил я, решив перевести тему. — Видел его кто-нибудь?
— Если бы было известно, кто он, не понадобилась бы я… — вздохнула Малая. — Никаких других следов, кроме энергетических, нет.
Она похлопала по рабочей цере. И мне почему-то показалось, что зла Мария Михайловна на Иванова. А значит, данные, которые на этой цере лежат, обойдутся опричнику очень дорого.
Полиция прибыла минут через пять. Спустя ещё десяток минут возвратился Константин. Коротко отчитавшись Иванову, он тоже забрался в автомобиль. А вслед за ним вернулся и сам опричник, сев за руль.
— Еды нам не привезли, — сообщил Иван Иванович. — Зато выделили жильё в ведомственной гостинице. Там-то нас и покормят.
— У меня желудок к позвоночнику прилипнет, пока мы приедем! — с сердитым пыхтением оповестила его Малая.
— Говорят, девушки в наше время очень следят за фигурой… — невозмутимо парировал опричник. — Да и голодание, по словам учёных, бывает весьма полезно.
— Мне, может, и бывает! А вот Фёдору и Авелине нет! — отрезала Малая. — У них растущие организмы, между прочим.
— Хорошо, тогда мы поедем быстро, — спокойно сообщил Иванов.
Правда, тронуться он не успел, потому что я как раз открыл дверь, запуская внутрь Тёму, от которого несло рыбой и удовольствием. Осетра он сожрать всё-таки сумел, скотина такая…
Выехав за пределы порта, машина Ивана Ивановича покатила по улицам. Нужной гостиницей оказалось четырёхэтажное здание в центре города. Стоило припарковаться, как изнутри выскочил сонный мужчина в плотном пуховике. Дождавшись, когда мы выгрузимся, он с уважением приветствовал нас и, отчаянно пытаясь не зевать, повёл внутрь.
Ведомственная гостиница была точь-в-точь такой, как в мире Андрея. Чего уж там… Мне кажется, даже попади я в мир, где какие-нибудь эльфы и гномы сражаются с тёмным властелином — и там ведомственные гостиницы выглядели бы точно так же.
Внутри было чисто, аккуратно и уныло-однообразно. Одинаковые горшки на окнах, в них — одни и те же не засохшие, но и не живые цветы, а за стойками — одинаково вежливые, но неприветливые сотрудники. И обстановка вся целая, однако совсем не новая — что хорошо заметно.
В общем, всё ровно такое, чтобы даже притязательный путешественник не начал бы скандалить, но и не восхитился бы красотой, удобством или обслуживанием. Просто функциональное здание, без единого пошлого намёка на шик или блеск.
Первым делом нас отвели в столовую, где подали разогретую еду. Суп, мясное, гарнир, салат и хлеб. Хлеба не пожалели, спасибо, так что я за ужином смолотил кусков пять. Мария Михайловна права, кстати! У меня растущий организм и пустой желудок. И надо эту пустоту заполнить, чтобы спокойно уснуть и не ворочаться.
Впрочем, еда мне всё равно понравилась. Наверно, пообедай я сегодня и позавтракай, в местных блюдах нашлось бы много недостатков… Но я был так голоден, что не обращал внимания на недосол, пресность и недогретость.
Запив это пиршество богов двумя стаканами компота, я одним из первых выпрямился и огляделся. Иванов тоже доел, между прочим, но смотрел, не отрываясь, в экран трубки. Пока ехали в машине, она то и дело вибрировала. Так что, судя по тишине, Иван Иванович в итоге отключил уведомления.
— Если вы готовы, могу проводить вас в комнату! — сообщил тот самый мужчина, который встретил нас у входа и оставался в столовой, пока мы ели.
— Верно… Фёдор Андреевич, идите отдохните! — согласился, бросив цепкий взгляд поверх трубки, Иванов. — Завтра надо встать не позже девяти… А значит, спать нам осталось недолго.
— Тогда всем приятного аппетита! — кивнул я, поднимаясь из-за стола.
Быстро запихнув в рот остатки салата, Авелина молча встала рядом со мной.
— Вы тоже готовы? Отлично. Позвольте ваши документы! — наш провожатый достал трубку и навёлся сначала на мой браслет, а потом на браслет Авелины. — Ваши комнаты 301 и 302. Пойдёмте!
На проходной нам вручили казённые ключи с казёнными же номерными плашками. У Андрея, наверно, сейчас бы челюсть свело в приливе ностальгии: до того часто ему приходилось ночевать в подобных местах.
Номер и вовсе оказался классикой жанра, с поправкой на местную реальность. Не слишком большая, слегка скрипучая кровать, рядом — шкаф и тумбочка, на ней — лампа, на потолке — люстра с плафонами-колокольчиками, на окнах — плотные шторы казённого оттенка, в санузле — повидавшая жизнь, но ещё сохранившая оптимизм сантехника.