При этом ничего не капает, ничто не отваливается, а лампочки — все до единой рабочие. Бельё чистое, на подоконнике — мёртвые таракан и муха. Видимо, попали под травлю одновременно, несчастные… Стёкла чистые, за окном недовольный Тёма — замёрз уже поди.
С натугой раскрыв ставни, я впустил кота. Кормить не стал. Если бы я сожрал осетра, которого смолотил Тёма, ещё долго бы есть не хотел. Вот и он пусть не хочет, а утром побольше корма навалю. Надо только придумать, куда — миски-то с собой нет.
Я покосился на столик у стены, где стоял графин и два стакана на тарелке. Вот натурально же всё казённое! Зато тарелка подойдёт, чтобы кота накормить. Быстро приняв душ, я с сожалением подумал о зубной щётке и пасте… Но вот уж чего здесь не было, того не было.
К сожалению, обнаружилась и ещё одна досадная неприятность. Вся моя одежда выглядела помятой и пыльной — ну ещё бы, по барханам в ней ползал… Однако исправить это было никак нельзя. Так что я не стал переживать понапрасну: нырнул в кровать, уже оккупированную котом, и быстро уснул.
И моему крепкому сну в эту ночь, уверен, позавидовали бы даже сказочные богатыри.
Интерлюдия II
— Вот чёрт! — выругался старик, перекидывая руль. — Обложили, как охотники волка!
Пузатый чёлн, резавший волну галсами против южного ветра, скрипнул оснасткой, снова меняя курс. Прячась в тени берега, он незаметно полз между отмелей побережья на юг, но мелькавшие то там, то здесь катера очень нервировали старика-капитана.
— Не по вашу душу, ваш благородие, сегодня такие танцы-то? — чуть успокоившись, спросил он.
Из маленькой каюты выбрался курчавый мужчина с нечёсаной бородой. Он огляделся, но толком ничего в ночной темени не увидел. Не было у него настолько большого опыта на воде.
— Может, и по мою… — настороженно глянув на старика, ответил он.
— Да вы не переживайте, ваше благородие! — успокоил его тот. — Сказал — доставлю, так доставлю! Я тут все мели, как свои пять пальцев, знаю!
В последнем кучерявый сильно сомневался. После такого утверждения обязательно надо было сесть на мель, чтобы радостно заявить: мол, видите, это первая. Однако вопреки его ожиданиям, чёлн продолжал упорно ползти на юг.
— Вот черти! — не удержался старик, когда впереди снова замелькал свет.
Он опять крутанул рулём, а потом, кинувшись к мачте, спустил косой парус.
— Что случилось? — тревожно спросил курчавый.
— Вдоль берега ползут, сволочи! — пожаловался старик. — Да никогда же их сюда не заносило! Что-то вы, ваше благородие, такое натворили, что ловят вас, как на моей памяти ещё не было…
Кучерявый молча кивнул, понимая, что старик прав. Слишком догадливым был рыбак, согласившийся его перевезти. И это напрягало больше всего. Однако пока старик делал своё дело, волноваться было не о чем.
А вот спустя ещё пять минут кучерявый напрягся.
— Мы останавливаемся? — спросил он.
— Останавливаемся, ваше благородие, — скинув в воду якорь, ответил рыбак. — Дальше-то сами видите: вон они, ждут нас…
— Есть другой путь? — нервно уточнил курчавый.
— Всегда есть, ваше благородие, — ответил старик. — Но тут надо бы с вами посоветоваться…
— Советуйтесь, — кивнув, дозволил пассажир.
— Вот смотрите, какое у нас дело… — старик сел рядом со штурвалом и обхватил пальцами подбородок. — Дальше если, значит, на юг-то идти, будет совсем туго. Там хоть и Тьма, да глубины хорошие под берегом: большие корабли могут к берегу прижиматься. А значит, даже если тут проскочим, дальше нас погранцы возьмут. А если не возьмут, то пройти не дадут. Придётся возвращаться, и тогда-то мы точно попадёмся.
— И что ты предлагаешь? — спросил кучерявый.
— Можно попробовать на запад уйти, — вздохнул капитан.
— Есть на это шансы, старик? Или ты просто ищешь выход там, где его нет? — хмыкнув, спросил кучерявый.
— Сейчас у нас выход ещё есть, — не согласился капитан. — А вот когда двинемся дальше, его не станет. Сумеем от погранцов уйти — отлично. Нет… Вы как, ваше благородие, сильно власти Руси-то зацепили? Если сильно, так скоро вертушки пустят. И вот от них даже под берегом не укроешься.
Кучерявый, резко подавшись вперёд, уставился старику в лицо. И смотрел так внимательно, словно хотел прожечь рыбака насквозь чёрными глазами.
— И ты спокойно об этом говоришь? Ты же русский… — наконец, озвучил он свои сомнения, понимая, что старик давно понял, на кого работает. — Неужели готов предать свой народ?
— Я на свой народ всю жизнь работал… — даже не шелохнувшись, капитан в ответ спокойно глядел в лицо пассажира. — Всю свою жизнь, ваше благородие, рыбу ловил и людей кормил. И чем мне тот народ ответил? Благодарностью и спокойной старостью, верно? Иль нет?
— Это у тебя надо спросить… — дёрнув щекой, заметил грек.
— Лучше у моей дочери и мужа её спросить… Вот только, знаете, не ответят они ничего. Мертвы уже. Погибли, когда погранцы не успели вовремя гнездо Тьмы зачистить. А после них мне только внук остался, да и тот нездоров…
— Про внука твоего я знаю! — отрезал кучерявый.
— И что мне терять-то, ваше благородие? — с горькой усмешкой спросил старик. — Только внука потерять и осталось… Жизнь моя почти уже вышла, да и жена немолода… Нам бы парня вылечить и до самостоятельности дотянуть. А заради этого… Заради этого мне и обчество не обчество, и народ — не народ. Так-то…
— Ты же понимаешь, что выживешь только на юге? — курчавый снова внимательно посмотрел капитану в глаза.
— Да, — спокойно ответил тот. — Вы, главное, ваше благородие, деньги передайте жене.
Кучерявый вздохнул и сел на борт, глядя в темноту и размышляя. Старика убивать не хотелось. Не из человеколюбия — этим кучерявый давно уже не страдал… Скорее, по совести не хотелось. По той самой, о которой в церкви нет-нет, да и рассказывают.
Кучерявый видел в своей жизни много предателей. Вся его работа была построена на том, что найти их, пристроить к делу, использовать — и выкинуть. Но этого обозлённого на весь свет старика он даже предателем не считал. Просто человек в очень тяжёлом положении. Человек, который поставил на кон остаток жизни, лишь бы спасти свою кровиночку.
Таких везде можно было найти. И в Ромейской империи, и на Руси, и в Саксонии, и в Италии, и в Иберии. Даже в экзотических Джунго и Бхарат таких хватало. Их использовали, их нанимали, с их помощью совершали самые громкие преступления… Но вину за эти преступления кучерявый всегда мысленно возлагал на ту страну, которая довела человека.
Так ему было проще работать.
— А если бы не внук? Что бы ты сделал? — спросил кучерявый, активируя ментальное плетение.
— Да сдал бы я вас, ваше благородие, — пожал плечами капитан. — Вы грек… Чего от вас хорошего ждать? Вы уж простите за прямоту.
— Наоборот, ценю, — отозвался кучерявый, который благодаря плетению теперь точно знал, что собеседник не врёт. — И что ты предлагаешь? На запад?
— Если хотите моё мнение, скажу так: поймают нас везде, куда ни сунься! — разъяснил свою позицию старик. — Раз настолько крепко взялись, то перекроют всё, и килька не проскочит. Однако… И на западе есть база флота, и тут у нас база флота. А вот на севере базы нет. Если сейчас раскроем паруса и рванём на север, тогда успеем забиться в плавни. Там нас тоже найдут, но хотя бы не сразу. Успеете уйти в Хвалынь.
— До Империи точно не выйдет? — уточнил кучерявый.
— Как и сказал, если поднимут вертушки, далеко не уйдём. Всяко найдут и поймают. Попробовать можно, конечно…
— Ты сэ ниа́зи йа аэ́ра пу дэн бэ́ни ста паниа́су?..* — кучерявый покачал головой. — Плыть надо туда, где нас не ждут. Хорошо… Поворачивай на север!
— Сей момент, ваше благородие! — старик, кажется, даже обрадовался этому решению.
Развернувшись вокруг отмели, чёлн поднял парус и полетел по морю, подгоняемый южным ветром, который с каждой минутой только крепчал. Холодные потоки воздуха, прилетевшие из пустыни, обрушивались на морскую гладь, и вверх поднимался пар, надёжно скрывавший маленький кораблик. Однако это не мешало опытному капитану обходить мели: казалось, тот их без всякого эхолота видит.
В предутренней темноте чёлн вошёл в один из протоков Волги. На севере уже мелькали огни фонарей.
Ради поимки кучерявого были подняты по тревоге такие силы, которые, казалось, могли за ночь обыскать всю дельту реки до последнего уголка.
К счастью, это только казалось.
Когда лодка замерла в камышах, кучерявый вытащил кнопочный телефон и, включив аппарат, сделал звонок:
— Да, это я… Нужно принять под Хвалынью… Жду…
Какое-то время вокруг стояла тишина, а потом на телефон пришло сообщение. Едва глянув на него, ромейский шпион знаками показал рыбаку вести лодку дальше. Чёлн проплыл вперёд ещё на несколько километров, а затем снова свернул в один из протоков.
Там, на берегу, возвышалась двухэтажная усадьба, к которой прилегал лодочный ангар, стоявший на воде. В него-то старый капитан и завёл свою посудину.
Стоило ему бросить якорь, как, открыв сумку, кучерявый достал пузырёк и протянул своему спасителю.
— Пей! — приказал он.
— Что это? — хрипло спросил старик. — Всё, да?
— Да, — кивнул кучерявый. — Я прослежу, чтобы твоей жене передали деньги. И чтобы внука вылечили. Обещаю. А теперь пей.
— Спасибо, ваше благородие… — старик трясущейся рукой открыл крышку, тяжело вздохнул, решаясь…
А потом залпом выпил белесую жидкость.
Он ещё какое-то время стоял: успел увидеть, как к ангару спешит из усадьбы целая делегация. А потом без сил опустился на палубу: ноги вдруг отказали.
А затем и вовсе лёг, не сумев почувствовать рук.
А потом улыбнулся и закрыл глаза.
Он ушёл, как человек, который сделал всё, что мог, для близких. Даже ценой предательства своего народа.
А кучерявый, прежде чем выйти из ангара, посмотрел на мёртвое тело и прошептал:
— Си́мэраи́мастэ, а врио дэни́мастэ…**