— Вот к чему был разговор про удачу…
— Верно, Фёдор Андреевич! — согласился Иванов. — Удача или неудача, это неважно… Важно то, что именно вы способны вызвать каскад событий, которые изменит историю вокруг вас. И чем больше масштаб вашей личности, тем больший масштаб приобретут изменения.
— Но я ведь ничего не делаю для этого… Не думаете, что моё влияние на происходящее сильно преувеличено?
— А, возможно, вы и не влияете, — не стал спорить Иванов. — Возможно, вы просто неосознанно двигается за оком урагана, Фёдор Андреевич… Вероятно, все эти события случились бы и без вашего участия. Но мы, будучи в этом урагане событий, не можем оценить, что именно вы делаете. Для нас, для двусердых и обычных, именно вы являетесь той осью, вокруг которой всё закручивается.
С этими словами Иван Иванович припарковал машину рядом с каким-то административным зданием. А затем, чуть приглушив двигатель, вылез из-за руля:
— Понимаю, вам нужно время, чтобы осмыслить мои слова… Поэтому оставлю вас минут на пятнадцать. У меня есть дело в этом доме, а вы посидите пока, переварите услышанное…
— Спасибо…
— Вот и отлично! Скоро вернусь!
А ведь мне действительно было о чём подумать. Когда Иванов вернётся, настанет время для вопросов. И что-то мне подсказывало, что время это будет ограничено. Значит, надо выбрать именно те вопросы, которые, в свете полученной информации, важнее всего…
Впрочем, первый вопрос навязывался сам собой. Не получив на него ответа, ну или хотя бы не вставив его в планы на жизнь, я больше ни о чём думать не мог. Тем паче, у меня было всего десять минут, чтобы подумать и всё решить. Иванов вернулся раньше, чем обещал, однако я уже был готов.
— О чём задумались, Фёдор Андреевич? — поинтересовался он, вновь выводя машину на улицу.
— Почему вы думаете, что я долго не проживу? — спросил я.
— О! Это был очевидный вопрос, да? Всё очень просто. «Неудержимых» прозвали неудержимыми, потому что их кризис невозможно удержать.
— Ага… — вспомнил я, как «с разбегу» влетаю в кризис каждый раз.
— Да, и то, как вы, судя по отчётам, входите в кризис — лишнее тому доказательство…
— И даже после седьмого ранга я не смогу сдерживаться? — расстроился я.
— Сдерживаться-то вы, Фёдор Андреевич, сможете. Но не так успешно, как я или другие двусердые. Считается, что после седьмого ранга можно сдерживать кризис, сколько потребуется. Однако, на самом деле, чаще всего не больше тридцати лет. Впрочем, большинству хватает этого срока, чтобы счастливо умереть от старости. На самом деле, многие ещё на пятом ранге начинают специально замедлять развитие, понимая, что время ценнее могущества. А после седьмого ранга некоторые и по сорок лет умудряются между кризисами держаться… Однако это не ваша история! В лучшем случае, вы сможете оттянуть кризис на пару-тройку лет…
— Получается, либо я буду старательно забивать на развитие, и тогда проживу подольше… Либо…
— Либо проживёте ярко, но быстро, — подтвердил Иванов. — Выбор за вами, Фёдор Андреевич. Но позволят ли вам подольше прожить ваши внутренние личности?
— Мои внутренние личности — это я, Фёдор Андреевич Седов… — ответил я, даже не задумываясь. — Всё остальное — шелуха. Их даже полноценными личностями нельзя считать.
— Надеюсь… — покосившись на меня, сказал Иванов. — Так или иначе, рост ваших способностей продолжится, Фёдор Андреевич. И если ваши внутренние личности недостаточно самостоятельны, на очередном кризисе они всё-таки сдадут позиции Тьме.
— Какая-то безрадостная картина!.. — пробормотал я себе под нос, но опричник, естественно, услышал.
— Во всём надо искать хорошее, Фёдор Андреевич. Понимаю, тяжело расстаться с мыслью, что впереди сотня лет, а может, и все полторы сотни… Но лучше знать заранее, что вас ждёт, верно? Если осознать, что впереди не сто, а пятьдесят лет, можно и за полвека всё успеть. Вы же и так стараетесь это сделать, верно?
Не совсем, но я решил об этом не говорить. Первый вопрос и без того занял слишком много времени.
Надо было переходить ко второму:
— Город, который я видел во время кризиса — что это за место?
— Этот город видели все «неудержимые»… — пояснил Иванов. — И некоторые, кто мог собой управлять, спрашивали об этом у Тьмы. Она всегда отвечала на этот вопрос одно и то же: «Тут всё началось. Тут мы родились».
— Мы? — уточнил я.
— Мы, — кивнул Иванов. — Тьма тоже иногда говорит о себе во множественном числе.
— Сёстры! — припомнил я оговорку каменной женщины. — Она говорила о сёстрах.
— Или о братьях, — улыбнулся Иванов. — На Руси была единственная во всём мире «неудержимая». И государство смогло полностью отследить её путь. Так вот, она видела не каменных женщин, а каменных мужчин.
— Она ищет слабые места, — покачал я головой. — А легче всего действовать через противоположный пол.
— Слабые места? — деловито переспросил Иванов.
— Тьма пытается найти подход к двусердому, понять, на что можно надавить… Поэтому, наверно, и принимает разные обличья… Иван Иванович, а кто-нибудь проводил исследования, откуда вообще пришла Тьма?
— О! Вот это уже становится увлекательно!.. — усмехнулся Иванов. — Искать-то искали, Фёдор Андреевич. Да только не «неудержимые». Обычные учёные и мудрецы. Обычные двусердые. Они искали. И даже кое-что находили. А к чему был вопрос?
— К тому, что Тьму ведь нельзя одолеть обычным оружием, — проговорил я, вспомнив первые дни нашествия на границе. — На каждое изобретение людей она отвечает изменением. На каждое новшество — своим. Человечество проигрывает, Иван Иванович. И уже проиграло бы, если бы не двусердые. А чтобы победить — нужно понять, что такое Тьма.
— Возможно… Но не думаю, что вам дадут доступ к таким документам. Впрочем… Знаете, Фёдор Андреевич! — Иванов даже скорость сбросил. — Никто всерьёз этот вопрос не изучал, хотя многие и пытались, признаюсь честно… Есть предположения, теории, выдумки… Однако нет твёрдых знаний. Если сможете что-то понять — это тянет на подвиг. А если решите поделиться сведениями, награда будет поистине царской… Только, пожалуйста, не идите по пути дальнего родича вашей однокашницы Василисы! Иначе это будет очень неприятно для всех…
— Вы про Булатова?
— Про него, черта языкастого, про него… — подтвердил Иванов. — Он узнал многое, спорить не буду… И как он использовал эти знания? Просто вбросил их в общество: поднял панику, умножил страхи… И отошёл в сторону. Вы знаете, чего он требовал от всех богатуров? Пройти ещё один кризис и попытаться победить Тьму.
— Нет… Значит, вот какие у него были выводы? — удивился я.
— Именно так! При этом он не решился пройти даже свой последний кризис. Сказал, что на этом всё закончится, а ему хотелось бы ещё пожить…. — Иванов рассмеялся. — Легко требовать от других, чего не можешь сделать сам, да?
— А какого самого высокого ранга достигали «неудержимые»? — вместо ответа спросил я.
— Восьмой. То есть витязь, — коротко ответил Иванов.
— Я смогу ознакомиться с документами о таких, как я?
— Всё зависит от государя. Если разрешит — сможете, Фёдор Андреевич. Нет — значит, нет… Рюриковичи знают очень многое, но редко делятся закрытыми знаниями. Попытайтесь… И, главное, помните: если сегодня вам отказали, это не означает, что завтра снова откажут. Государь и его род следят за каждым двусердым. И если увидят, что вы можете принести пользу с помощью какой-либо из тайн, которые они хранят — эти тайны вам откроются.
— Как я понимаю, вы рассказываете мне про «неудержимых» с их разрешения, да?
— Всё верно, Фёдор Андреевич, — согласился Иванов. — Когда-то я и сам далеко не сразу получил разрешение ознакомиться с вопросом… А вот теперь получил разрешение поделиться сведениями с вами…
— Но они не полны? — кивнул я.
— Рассказал всё, что вспомнил, а забываю я редко… — Иванов припарковался рядом с очередным зданием, на этот раз отделением Тёмного Приказа. — И всё же отчёты я читал очень давно.
— Это понятно… — кивнул я.
Трубка в кармане Иванова зазвонила. Достав её, он посмотрел на экран, нахмурился и ответил:
— Слушаю вас… Где обнаружили?.. Почему об это сообщаете вы?.. Ясно… Благодарю… Немедленно выезжаю! — Иванов отбил вызов и посмотрел на меня. — След нашего беглеца нашёлся.
— Юг? Запад? — сразу подобравшись, уточнил я.
— Нет… Хвалынь! Он ушёл на север: успел добраться до Волги, а дальше отправился посуху, — Иванов отъехал от бордюра и развернулся. — Вот только сообщило мне об этом тайное крыло ПУПа! Не местная полиция, которая обо всём знает, между прочим, а ПУП! Чтоб их всех!..
— Своячничество? Незаконные одолжения? Вор на воре? — усмехнулся я. — Да, Иван Иванович? Ведь люди — как вы говорите, единоличники…
Опричник скосил на меня взгляд, но промолчал, будто ставя галочку в голове.
— Я верно понимаю, что нашли лодку? — я уже не мог держаться от вопросов, во мне проснулся профессиональный интерес Андрея. — Давно?
— Да… В шесть утра! — легонько хлопнул по рулю рукой опричник.
— А скоро уже десять… Мы отстаём на четыре часа. Полиция замалчивала находку. Просто великолепно!
— Согласен, — кивнул Иванов. — Но мы его догоним. К слову, хозяина лодки отравили. Его труп, насколько я успел понять, тоже найден.
— Как я и думал… Не ради себя, а ради внука… — вздохнул я. — Что будет с его семьёй?
— Да ничего… По закону, они ни при чём! — хмыкнул Иванов.
— Вы могли решить иначе, — я не спрашивал, а утверждал, потому что был в этом уверен.
— У меня нет задачи добивать людей, которые пошли на преступление из нужды… — хмуро ответил Иванов. — Я вас услышал вчера, Фёдор Андреевич… И сегодня ваш тяжёлый вздох по этому поводу оценил. Поэтому не буду настаивать на аресте семьи предателей. Но, скажу честно, для них погибший рыбак будет героем. Тем, кто спас семью ценой предательства. А значит, когда-нибудь его внук рискует повторить этот «подвиг».
— Или решит никогда так не поступать… — возразил я, глядя на мелькающие мимо дома.