— Андрей, ты успокойся… — тот амбал, который удерживал руку городового, попытался его угомонить.
— Да что тут происходит⁈ — неприятным голосом вознегодовала тощая дама.
— Не пущу! — решительно потрясая ружьём, внёс свою толику хаоса старичок.
А Бубен решительно двинулся дальше, наступая на блокирующего его вооружённого. Сухой треск автоматной очереди прозвучал настолько неожиданно, что все вокруг мгновенно замолкли. Даже сам стрелок опустил оружие, шокированно глядя на свой автомат.
Причём с таким выражением лица, будто тот его внезапно предал.
— Я… Я не хотел! — бледнея лицом, проговорил он. — Оно само!..
А Бубен жизнерадостно улыбнулся. Не говорить же, что это его плетение помогло чужому пальцу, лежавшему на спусковом крючке…
— Ну во-о-от! — протянул он, переводя взгляд с одного вооружённого на другого. — Нападение на двусердого!..
— Он не попал! — попытался возмутиться один из амбалов.
— Вообще-то… Попал! Прямо в яблочко! — Бубен посмотрел на снег, где лежали отбитые его щитом пули, и улыбнулся ещё жизнерадостнее.
— Я должен всех задержать для разбирательства! — воскликнул городовой Андрей, резко отстраняясь от амбала, удерживающего его руку, и всё-таки доставая пистолет. — А ну-ка все опустите оружие!
Пистолет чудесным образом выскочил из его руки… И, пролетев по широкой дуге, упал в снег.
А Бубен не удержался от ещё одной шалости. Вытянул руку и, ущипнув «своего» амбала за щеку, потрепал её.
— Дебилы! — с умилением констатировал он.
— Да, ваше благородие… — в этот раз побоялся спорить тот.
— Вот! Вот! А я же говорил! — встрял в разговор Кислый, высунувшись из машины. — Все становятся добрее, если им улыбаться!
— Завали, а? — попросил его Бубен, направляясь ко входу в дом.
— Не пущу! — уже чуть менее решительно заявил старичок, но ружьём потряс.
— Да ради Бога, дедушка! Вы бы, кстати, Дашкову позвонили, если уж есть его номер… — вспомнив услышанный фрагмент разговора, предложил Бубен. — Дунь, а ты давай вещи собирай. Только быстро.
— А куда? — тут же вспомнив, что на троюродного деда вообще-то обижена, насупилась девушка.
— Туда… Потом сюда… А потом ещё куда-нибудь… — отмахнулся Бубен.
— Ты же не хотел со мной общаться! — сказала, словно выплюнула, его внучка, недовольно уперев руки в бёдра.
— А я передумал, — решил порадовать её Бубен.
— Они никуда не поедет! Это исключено! — выпятила острый подбородок тощая дама. — Евдокия едет с нами!
— Вообще-то так и есть! — закивал городовой Андрей. — И где мой пистолет? Это ведь служебное оружие!
— Где-то там, в снегу… — неопределённо помахав рукой, вспомнил Бубен.
— Вы хоть понимаете, с кем связались⁈ — прошипел, сверля его взглядом, один из мужчин в дорогих костюмах.
— А вы? — спросил, глянув на него из-под бровей, Бубен.
Посмотрев на эту перепалку, Дуня метнулась в дом. Следом за ней поспешили старичок и старушка, оставив неприятных гостей разбираться между собой.
При этом дверь они за собой захлопнули с таким стуком, что Бубен даже прочистил ухо пальцем и с уважением хмыкнул.
— Вы пожалеете! — тем временем зашипела худая женщина, изобразив на лице агрессивный прищур.
— Не-а! — Бубен покачал головой. — Я нет…
— Я не могу позволить вам уехать с этой девушкой! Она преступница! — городовой Андрей, нашедший свой пистолет, вернулся к дому и грудью встал перед закрытой дверью. — Она поедет с нами!
— Ёлкин! — сказал ему Бубен, чувствуя, как ярость внутри поднимается всё выше и выше, уже добираясь от спинного до головного мозга.
— Что?
— Если сейчас не уйдёшь с прохода, будешь завидовать Парамону Ёлкину… — разъяснил Бубен.
— Почему? — растерянно спросил Андрей.
— Потому что до каторги не доедешь! — сказал Бубен, доставая ярлык и показывая его городовому. — Прямо здесь помрёшь, служивый…
Ещё лет десять назад он бы не удержался. Размазал бы всех этих бесчестных людей по снегу. Тонким кровавым слоем с вкраплениями из раскрошенных костей.
А вот сегодня… Сегодня он всё ещё держался.
И был очень горд собой.
— Простите, ваше благородие… — сразу же стушевался городовой, отводя взгляд от собаки и метлы.
— А мне показать? — удивился тот амбал, который раньше его сдерживал.
Нарочито медленно убрав ярлык в карман, Бубен повернулся к нему. И уставился на амбала с таким радостным предвкушением, что тот сразу ощутил себя не в своей тарелке.
И даже, нервно сглатывая, отступил на пару шагов.
В этот момент из дома выскочила Дуня, в руке у которой болталась собранная сумка с личными вещами. И, видя, что добыча уходит, суровая тощая дама не выдержала. Она шагнула к Бубну и яростно зашипела:
— Евдокия едет с нами!
— Не-а, со мной, — покачал головой опричник.
— Елизавета Васильевна! — городовой попытался уберечь тощую даму от фатальной ошибки. — Не спорьте с ним, не надо!..
— Не спорить? С ним? — женщина по-прежнему шипела, как рассерженная змея. — С этим боровом⁈ Думаешь, где-то там, в бою, заполучил себе чёрное сердце, и тебе всё можно⁈
А Бубен в этот момент закрыл глаза и представил семейное кладбище Бубенцовых под Рязанью… Он буквально воочию видел, как заколыхались древние могилы, готовясь выпустить на волю его мёртвых предков. И всё ради карательного похода за нанесённые оскорбления.
— Думаешь, твой шрамик тебе поможет⁈ — продолжала нарываться Елизавета Васильевна. — Думаешь, стал двусердым, и тебя уважать будут⁈ Да ты такое же благородие, как свора подзаборных бродяг!..
В этот момент Бубен задумчиво посмотрел на фонарный столб, стоявший неподалёку. А Дуня застыла на выходе из дома, переводя взгляд с «тощей» на троюродного деда и обратно.
— Мужлан! Хам! Бродяга! — надрывалась дама, а Бубен считал.
И когда он закончил считать, то выпустил одно-единственное плетение.
Земля под ногами Елизаветы Васильевны резко вспучилась, и женщину легко, словно пушинку, подкинуло в сторону фонарного столба. Собственно, траекторию дамы Бубен и просчитывал в уме. Раньше бы он просто со всей силы вдарил… И летела бы эта тощая дамочка далеко и долго.
Но в этот раз Бубен снова сдержался. И даже в последний момент, когда дама зависла в высшей точке полёта, визжа от страха, он не потерял человеколюбия. И подкорректировал движение порывом ветра.
В итоге, «тощая», не переставая визжать, повисла на столбе.
— Опустите меня! Помогите! Опустите! А-а-а-а!.. — выла несчастная, болтаясь в воздухе на ремне юбки, зацепившемся за завитушку столба.
Правда, спасать её кинулись только мужчины в дорогих костюмах. Однако, не имея ни лестницы, ни чёрного сердца, только смешно подпрыгивали внизу. Совсем как древние охотники перед языческим идолом.
— Ну ты даёшь… — совсем не по-девичьи присвистнув, оценила Дуня.
— Ну а чего она меня оскорбляла? — буркнул Бубен. — Слушай, я… Ну… В общем….
— Куда хоть едем-то? — подхватила нить разговора девушка.
— Пока в Хвалынь! — радостно ответил Бубен. — А дальше посмотрим. В Ишиме-то всё равно тебя уже нашли.
— Нашли… — вздохнула Дуня, покосившись на визжащую на столбе даму.
— Давай тогда… Кидай шмотки в машину и поехали! — поторопил троюродный дед. — Самолёт улетит через три часа, а нам ещё по пробкам пробираться.
Под молчаливыми взглядами городовых и амбалов, Бубен с Дуней загрузились в «тигрёнка», ещё раз оглянулись на танцы деловых мужчин вокруг столба с худой дамой… И наконец-то уехали прочь.
В пустой комнате был только грубо сколоченный стол и стулья. У стола застыл кучерявый, рассматривая карту.
А на стульях за столом сидели двое мужчин, один из которых рассказывал:
— Хвост ты за собой привёл, нобилиссим…
— Что за хвост? Какие службы, Василий? — уточнил кучерявый.
— Пока сложно понять. Наши источники в городе молчат, будто воды в рот набрали, — признался его собеседник и усмехнулся. — Точнее, они начинают молчать, когда до них добирается этот самый хвост…
— Опричники! — поморщился второй мужчина, темноволосый и хмурый.
— Это плохо, — заметил кучерявый. — Ты уверен, Михаил?
— У меня на этих собак нюх, — ответил темноволосый. — Нужно уходить, и как можно скорее.
— Уйдём, — кивнул кучерявый. — Не суетись… Только надо бы сначала устроить обмен.
— Обмен? — Михаил посмотрел на кучерявого.
— Обмен! — кивнул тот, доставая нож. — Отодвинься-ка от стола.
Михаил недоверчиво посмотрел на кучерявого, но требование выполнил.
— Не дёргайся! — снова потребовал у него кучерявый.
— Это обязательно делать, нобилиссим? — морщась, спросил Михаил.
— Да, обязательно, — ответил тот. — В свете последних новостей… В общем, я бы предпочёл подстраховаться.
— Ясно, — кивнул Михаил.
А кучерявый достал нож и быстро, очень умело, сделал небольшие надрезы. Поочерёдно на ладонях, плечах и ногах Михаила. Надо сказать, тот стоически терпел издевательства, только морщился.
В каждый разрез кучерявый осторожно вставил маленький теневой кристалл. Это были совсем крошечные хранилища на тысячу капель.
Важен был не объём. Важна была сама тенька.
В завершение кучерявый бросил в Михаила плетение и отступил на пару шагов, глядя, как порезы затягиваются. Однако из заросших порезов продолжали тянуться нити ещё одного заклинания… Кучерявый протёр нож спиртом и повторил надрезы на себе, тоже вставив в них кристаллы. После чего, потянувшись жгутиками к обрывкам плетения у себя и Михаила, соединил их.
Момент соединения был очень неприятным. Оба мужчины скорчились от боли, но выдержали пару минут в молчании, пока заклятие раскрывалось в полную силу. А потом боль ушла. И, опустившись на свободный стул, кучерявый вздохнул.
А затем встрепенулся и обернулся ко второму собеседнику. Вовсе, кстати, не тому пухлому купчонку Василию, которого использовал в Ишиме.
А его куда более серьёзному, опасному и умному тёзке с породистым профилем и слишком даже греческой внешностью: