яться, как будто вокруг был густой мёд. Первую пулю я подарил пулемётчику — заслужил. У него имелась какая-то защита, но и первая пуля в моём барабане была усиленной.
Сердечник из хладного железа, пройдя сквозь плетение, ударил этого гада, бившего по мирным жителям, куда-то в живот.
А я уже наводился на очередного «туриста». Он как раз пристраивал себе на плечо ракетную установку.
Я видел, как вязнут в защите Покровской пули, застывая в воздухе. Я понимал, что по мне сейчас садят уже из всех стволов. В теневом зрении успел заметить ещё и летящее в нас плетение.
А значит, один из врагов был замаскированным двусердым. Шрамов ни у кого из «туристов» я рассмотреть не сумел.
И всё же я старательно игнорировал этот лишний фон и лишние мысли. Нельзя было отвлекаться от главного…
Выстрел!
Промах!
Выстрел!
Мужика с ракетной установкой шатнуло. Вспыхнувшая вокруг него защита приняла удар, но ракета ушла в небо, а не в торговые ряды.
Об защиту Покровской, заставив щит замерцать, разлетелось плетение. Авелина вскрикнула и потянула меня обратно за машину. Видимо, неслабое было плетение, раз так испугалась. Но я не мог сейчас уйти… Следующая пуля артефактная.
Специально для одного из тех ублюдков, которые били по гражданским.
Выстрел!
«Турист» в начавшей движение машине впечатался лицом в руль. А его автомобиль резко свернул, врезавшись в припаркованные авто.
А я уже навёлся на того «туриста», который первым нас заметил. И в этот же момент он швырнул в меня десяток новых плетений. Причём с какой-то умопомрачительной скоростью.
— Федя, назад! — крикнула Авелина.
Я не пригнулся. Меня охватила такая злость, что, наблюдая, как плетения летят в меня, я разрядил в этого двусердого ублюдка весь остаток барабана.
Я даже выставил перед собой щиты, все, какие мог и какие успел выучить…
Вот только они не помогли. Совсем. Защита Покровской отбила семь плетений и, прощально мигнув, исчезла. А оставшиеся три плетения прошили мои щиты, как нож масло. И если бы не ускоренное восприятие, получил бы я по первое число…
Но я успел дёрнуться вниз, под прикрытие машины.
Два плетения пролетели дальше, разбившись о стену. А вот последнее зацепило мне кисть правой руки, которую я не успел убрать с пути.
И я с удивлением увидел, как кожа на ней краснеет и покрывается волдырями.
— Вот же тварь! — вырвалось у меня.
— Седов, я же кричала, вниз! — Авелина схватила мою руку, глядя на неё с ужасом. — Что за…
Кожа стремительно покрывалась струпьями. Кисть горела, будто её в огонь опустили.
— Прибью урода! — пообещал я, еле-еле удерживая револьвер непослушными пальцами, а левой набивая барабан. — Пристрелю мразь такую…
Со стороны противников в небо ушла ещё одна ракета. Выстрел сопровождался истеричным воплем стрелка. А через секунду в тени машины, за которой скрывались мы с Покровской, всё ещё шипя и топорща шерсть, возник Тёма.
А я как раз справился с перезарядкой… И, схватив револьвер левой рукой, под крик Авелины: «Куда?» — упал на асфальт с расчётом, что появлюсь сбоку от колеса. Всё-таки левой рукой стрелять было неудобно. А правая меня не слушалась.
Я спустил весь барабан, но только одного врага и подстрелил. Со стороны Иванова в нападавших устремилось огненное плетение. Жаль, что большая их часть уже катила прочь с парковки. Включая и того замаскированного двусердого. Так что куда больше досталось от нас тем, кто прикрывал отход.
А вот я уже подняться сам не смог. Меня поднимала, ругаясь на все лады, Авелина:
— Придурок! Идиот! Куда ты суёшься?
— Что-то мне поплохело… — честно признался я, чувствуя, как боль по руке поднимается к локтю.
Кисть выглядела… Хреново! Оттенок уже не красный, а какой-то зелёный, с чёрными прожилками.
И лопнувшими струпьями, из которых сочились гной и кровь.
— Проклятье! — выругалась Авелина.
Или не выругалась? Или догадалась? Соображал я уже слабо. Что бы ни прилетело мне в руку, но «плохело» мне прямо на глазах. С каждой секундой становилось всё хуже и хуже.
— Иван Иванович! Нужна помощь! В Федю попали!
Это, кажется, закричала Авелина. Опричник метнулся к нам под огнём последних двух «туристов», выпустив по ним очередное разрушительное заклятие. Присев рядом, он схватил мою руку, и это заставило меня заскрипеть зубами от жгучей боли.
— Тащим его в торговые ряды! — приказал он Авелине, а затем посмотрел на Тёму. — Котик, проверь там всех. Выживших разрешаю убивать долго и мучительно. В качестве «языка» они бесполезны.
…Кажется, я провалился в забытьё, пока меня тащили. Не помнил даже, как оказался внутри торговых рядов, сидя на полу и опираясь спиной на стену.
Напротив, под весёлую музыку, за витриной лавки с игрушками, механический солдат в красном мундире маршировал туда-сюда… Туда-сюда…
Туда-сюда…
Первая, кого я увидел сквозь уплывающее сознание, была Малая. Они хмурилась и, кажется, держала меня за руку.
— Ну что? — похоже, это был голос Иванова.
— Ну, плетение я смогла сломать… — а это уже Малая. — Но это не лечение…
— Сильное проклятие? — опять опричник.
— Сильное… Как бы не родовая способность. Очень уж плетение упрямое. Ему нужно в лекарню.
— Мы не можем ждать: они уйдут, — покачал головой Иванов, вплывая в поле видимости. — Федя?
Я честно попытался понять, что чувствую. Но ощущения были так себе: меня мутило, меня тошнило, меня крутило, у меня всё болело.
— Вызовите скорую… — попросил я. — И уезжайте.
— Да не можем мы ехать! — Малая, кажется, чуть не плакала.
— Я могу остаться с Федей и Тёмой… — пробился сквозь вату в ушах голос Покровской.
Сознание вновь куда-то уплывало. Я пытался уцепиться за реальность, но измученный организм отказывался её воспринимать.
Снова в реальный мир я вернулся, когда меня уже куда-то везли. Покровская, к слову, тоже была в машине скорой: сидела рядом на откидном стульчике. А надо мной суетились два санитара, их лица сливались в одно мутное пятно.
Распухшая, покрытая кровью и гноем бледная рука лежала на груди. Я её не чувствовал и только надеялся, что обойдётся без ампутации.
А затем сознание снова скользнуло в беспамятство. В темноте рядом кто-то был, успокаивал меня… Но я не запомнил, кто.
И только на самой границе сознания звучал ехидный шёпот Тьмы. Но что она шептала, я тоже не запомнил.
Усилием воли я всплыл, будто из глубины болота, обратно в реальность. Перед глазами плясали пятна, но я успел разглядеть лицо лекаря в белой шапочке, перекошенное от ужаса. И свою руку… Эти чужие, синюшные пальцы впились мужчине в горло.
Твою ж дивизию, я кого-то душу!.. Натурально!..
Через боль я заставил уродливые пальцы разжаться… Белесая, словно опарыш, рука упала на грудь, и всё тело полыхнуло адской болью.
А я снова нырнул в темноту беспамятства.
Но в этот раз темнота так и осталась темнотой.
Без чужого шёпота. И без чьего-то присутствия.
Глава 13
«Южный осведомитель», 18 ноября 2034 года
«СТРЕЛЬБА РЯДОМ С ТОРГОВЫМИ РЯДАМИ В СОЧИ: ПО СЛЕДАМ ПРЕСТУПЛЕНИЯ»
Утром 17 ноября возле торговых рядов «Приморские» в Сочи произошла перестрелка. По свидетельствам очевидцев, несколько десятков крепко сложенных мужчин открыли огонь по двусердым, выходившим из здания. В ответ последовали выстрелы, и полетели колдовские плетения.
В результате перестрелки 14 человек погибло, а более ста были ранены. По сообщениям очевидцев, нападавшие дважды выпускали ракеты по торговым рядам, но оба раза те уходили в небо. Обе упали за пределами города после того, как истратили всё топливо. От взрывов боеприпасов никто, к счастью, не пострадал.
Голова Полицейского Приказа по городу Сочи сообщил, что не может раскрыть подробности происшествия:
«Это дело передано в Тайный Приказ. Они (сотрудники Приказа) не сообщают нам подробности. Да что говорить… Нас даже на место преступления не пропустили! Наши городовые только в оцеплении стояли».
Городские власти уже направили запрос в столицу к руководству Тайного Приказа. Они требуют взять расследование под особый пригляд, дабы провести его честно и непредвзято. В особенности подчёркивается то, что большинство пострадавших — обычные подданные Русского царства.
Между тем, нельзя не отметить ещё одну серьёзную опасность.
Случившееся может вновь разжечь огонь вражды между обычными и двусердыми. А ведь он только недавно был затушен Полицейским Приказом, взявшим под стражу более двухсот участников движения против двусердых.
Пробуждение выдалось так себе… Пока мозг просыпался, восстанавливая контроль, тело вовсю посылало ему сигналы бедствия. Меня мутило, как после отравления, а во всех мышцах ощущалась боль и липкая слабость.
И всё же я заставил себя открыть глаза. Надо было срочно взглянуть на правую руку. Вспомнив, что случилось, пусть и не во всех деталях, я уже готовился к тому, что конечность мне ампутировали.
Однако рука была на месте.
И даже выглядела нормально.
Картину портили только следы от струпьев, затянутые свежей розовой кожей.
Вспоминая, как рука выглядела после ранения, я не мог отделаться от мысли о чуде. То заклятие должно было меня убить. Или, как минимум, оставить без конечности. Но вот он я, живой и почти здоровый…
Вопрос лишь в том, сколько времени выпало из моей жизни.
И что успело случиться за это время.
Я осмотрелся в поисках часов, календаря или своей трубки. Бесполезно. В палате, кроме кровати и подсоединённых ко мне датчиков, провода от которых уходили прямо в стену, не было больше ничего.
Ну почти ничего.
В стрельчатое окно сквозь жалюзи пробивался яркий солнечный свет. Ящик воздуховода, висевший под потолком, нагонял в палату прохладный воздух.
А я лежал на кровати, под тонкой простынёй, совершенно голый. И, кажется, разок-другой мне уже приходилось бывать в такой ситуации…