И даже с ключом требовалось ещё ввести код в электронную часть…
Осторожно заглянув в щель двери между двумя отсеками коридора, я застал разговор двух греков с охранниками. Судя по гербам на форме охраны, они принадлежали к какому-то греческому роду. Поэтому, видимо, не желали даже слушать «носатого» и проклинателя.
Насколько я успел узнать из разговоров с Ивановым во время автопробега, знатные рода в Ромейской империи имели куда большую власть, чем на Руси. И если у нас царь был самодержцем, а опричнина обладала непререкаемым авторитетом, то греческие шпионы не всегда имели влияние на греческую же знать.
И это, как минимум, объясняло ту странную картину, которую я видел. Хоть «носатый» и создал в воздухе светящийся знак, охрана явно не планировала его пускать. И разговор, между тем, шёл на всё более повышенных тонах.
«Носатый» потерял терпение спустя пять минут. И выпустил несколько плетений, одно из которых опутало сидящего за столом охранника, а остальные — ударили в защищённые ниши.
Защита выдержала первое попадание, и спустя секунду оттуда открыли огонь на поражение. Проклинатель тоже начал стрелять в ответ, укрывшись за щитом «носатого». При этом оба шпиона продолжали кидать плетения в охрану.
Одно из них подожгло стену и ковровую дорожку. Яростно взвыла сирена, и с потолка, из разбрызгивателей, тугими струями полилась вода.
И в этот же момент корабль содрогнулся, будто столкнулся с чем-то. От удара я чуть не вылетел за дверь, удержавшись лишь в последний момент. Для этого пришлось даже упасть на колени.
Звуки боя у хранилища стали только громче. А когда я снова попытался приоткрыть дверь, та оказалась заблокирована.
— Чёрт! — возмутился я. — Чёртов пожар!
Похоже, сработала автоматика. И когда отсек разблокируется — я не знал. Но мне очень надо было попасть к хранилищу! Я попытался вспомнить, что там было за дверью…
А там, перед хранилищем, был перпендикулярный коридор. И, кажется, двумя концами он упирался в оба борта корабля.
А в нём — два панорамных окна. И окна не выглядели бронированными. Они были, конечно, толстыми, но я вполне мог бы их разбить…
Тем более, на стене неподалёку от меня имелся пожарный стенд. А там нашлась лопата, топор и огнетушитель. Стенд был закрыт толстой металлической крышкой, но, когда зазвучали сирены, она сама, на автомате, видимо, отщёлкнулась.
А тут ещё и дверь одной из кают начала открываться… Миг спустя оттуда выглянула испуганная женщина-двусердая лет тридцати. А следом за ней — мужчина чуть постарше с решительно сжатыми челюстями.
— Это пожар, Лёша! Надо следовать технике безопасности! — пытаясь глубоко дышать, воскликнула женщина.
— Да не переживай, без нас потушат! — отозвался мужчина.
…И тут увидел меня с топором:
— А ну стоять, поганец!
С этими словами мужчина выставил щит, который я бы точно не пробил. Не с моими-то силёнками. И, как назло, этот щит перегородил весь коридор.
Оставалось только зубами скрипеть! Если бы удалось как-то проскользнуть в их каюту, я бы попытался добраться до окна в отсеке хранилища.
А так…
— Вы кто такой, сударь? Назовитесь! — потребовал, между тем, мужчина.
— Да что же это творится⁈ — ещё больше занервничала его спутница, и её обширная грудь над тонкой талией заколыхалась.
К счастью, в этот день я шёл не купаться, а на завтрак. И у меня в карманах было всё то, что я постоянно таскал с собой: связка ключей, немного наличности и — ярлык опричников! Я пытался его и после Эмбы отдать Иванову, но… Иван Иванович каждый раз возвращал мне ярлык со словами, что ещё может пригодиться.
И вот, пригодился.
Поспешно вытащив знак опричнины, я показал его мужчине.
— Уберите щит и пропустите меня в вашу комнату! — приказал я.
— Хм… Простите, сударь! — отозвался тот, сразу же разрывая плетение. — Не знал…
— Всё в порядке, сударь! — при моём приближении эти двое отстранились, вжавшись спинами в стену, и я без проблем вошёл в каюту.
Семейный номер: гостиная, спальня и кабинет. Причём окно в кабинете было ближе всего к переборке перед хранилищем.
— Я открою окно в кабинете! — сообщил я. — Не закрывайте его обратно!
— Хорошо, сударь! — кивнул мужчина. — Если хотите, можем и дверь к номеру оставить открытой.
— Её можно открыть изнутри без ключа? — спросил я.
— Да, там замочек! — сообщила женщина, а мужчина закивал.
— Тогда не будем подвергать ваши вещи опасности! — решил я и, отпустив хозяев каюты, двинулся к месту действия.
Открыть окно было сложно. Запоры на нём будто специально делали так, чтобы усложнить жизнь пассажирам. И, возможно, так оно и было. Это же корабль. Мало ли куда во время шторма волна добивает…
— Сударь, там есть дверь на балкон! — осторожно заглянула в кабинет женщина, видимо, услышавшая мои сдавленные ругательства. — Из гостиной, за шторами!..
Оказалось, парочка так и не ушла из номера. Похоже, наблюдать за мной было куда интереснее.
— Благодарю за содействие! — стараясь держать уверенный вид, я вернулся в гостиную и заглянул за тяжёлую штору.
Дверь и в самом деле была. С круглой вращающейся ручкой. Стоило повернуть её на один оборот, как тяжёлая створка со скрипом открылась.
По внешней стороне борта шли балконы. В нашем с Авелиной номере их не было. А вот ближе к корме и к носу — имелись. При этом внешняя часть балконов покоилась на металлической балке, которая проходила где-то в метре от борта.
Там, где балкон заканчивался, балка широкой дугой тянулась дальше, плавно уходя в борт. Как раз в месте переборки между отсеками. До окна можно было легко дотянуться. Вот только страшно было, аж жуть брала…
Тем более, на высоте дул хороший такой ветерок. Когда гуляешь по солнечной палубе, он почему-то не настолько остро ощущается. А вот когда тебе предстоит пройти по балке, шириной не больше тридцати сантиметров, над пропастью в море…
В этом случае, конечно, напрягает всё подряд. И даже ветер.
А особенно напрягают два боевых чёлна с флагами Руси, которые идут почти вплотную к нашему туристическому кораблю. И если один чёлн был метрах в сорока, то второй практически прижимался к борту лайнера.
А, судя по вмятинам на борту, уже разочек приложился.
Выглянув за ограждение, я успел заметить туристов на других балконах и солнечной палубе. Опознать их было несложно по рукам, в которых были зажаты трубки. Как подсказывала память Андрея, в его мире тоже хватало особо умных, которые вместо того, чтобы спасаться или искать безопасное место, кидались снимать всё интересное.
Чтобы, наверно, прямо перед смертью успеть выложить в сеть.
Выбросив людей из головы, я посмотрел на балку и свой дальнейший маршрут. Затем убрал топор за пояс, чтобы не вывалился, и, ругаясь сквозь зубы, полез на ограждение.
— Страшно-то как, ять-переять… — пробормотал я, стоя на узкой стальной полоске под порывами хулиганистого ветра.
Прямо подо мной открывался отличный вид на пограничный русский чёлн. И меня там, кстати, успели заметить. Вот только заметившие матросы не спешили обо мне докладывать. Да и не могли, наверно: заняты были.
По ним ведь регулярно стреляли с борта нашего корабля.
Я ещё разок ругнулся… А потом встал на краю балки и, выставив руки, «упал» в сторону борта. Вот так, раскорячившись, я и двинулся дальше: приставным шагом в сторону окна.
Пройти успел полпути, когда русский чёлн внизу пошёл в «навал» на наш корабль. Я с ужасом смотрел, как уменьшается расстояние между бортами. Лайнер, конечно, огромный, и сильно трясти его не будет. Но для меня, балансирующего под порывами ветра за бортом, хватит с головой…
Понимая, что удар почти неизбежен, я оттолкнулся от стены, а затем почти упал на балку, обхватив её руками.
Снизу донёсся скрежет и треск, борта соприкоснулись, лайнер дёрнулся, и я вместе с ним… От адреналина и страха меня трясло, но разлёживаться было некогда. Я снова встал, снова упёрся в стену — и пошёл дальше.
Балка постепенно слилась с корпусом. И я оказался на последней треугольной площадке перед целью. Окно было совсем близко, рукой подать. Но что дальше-то?
Закончился ли бой внутри? Прошли ли греки дальше? Или победила охрана, и она встретит меня плотным огнём?
Можно было, конечно, попросить Тёму проверить. Вот только ему даже появиться было неоткуда: на солнечной стороне борта не мелькало ни единой тени.
Решившись, я размахнулся топором, а потом обрушил обух на стекло. То пошло мелкими трещинами, но устояло. Пробить его удалось только с пятого раза. А потом пришлось ещё какое-то время расчищать дыру топором, чтобы не осталось крупных осколков.
Сложнее всего было сделать тот последний шаг. Пока я бил окно, постоянно представлял себе, как оттуда высовывается кто-нибудь из греков и всаживает в меня короткую очередь.
Однако на мой вопиющий вандализм никто не отреагировал. И теперь я боялся, что меня встретят уже внутри, когда я весь такой красивый сунусь в оконный проём.
А ещё в голове мелькали картины, как при попытке влезть я срываюсь и лечу вниз. А высота-то здесь немаленькая: можно переломать себе всё, что не надо, при ударе об воду.
К счастью, времени на рефлексии у меня было мало. Поэтому, сделав три глубоких вздоха, я прижался лицом к стене и — шагнул в пустоту, всем телом потянувшись к оконному проёму.
Удалось зацепиться рукой. Пальцы впились в металлическую раму, заставив тело замереть в неестественном положении: одна нога ещё на балке, а другая уже ищет опору на окне, практически в шпагате.
Ещё пара судорожных вздохов, я отталкиваюсь левой ногой…
И вползаю в коридор перед хранилищем, мысленно скуля от ужаса.
Первые секунды я провёл, прижавшись к стене: тело дрожало, пальцы непроизвольно скрючивало. Но страх, как ни странно, подарил резкий прилив сил. Взяв себя в руки, я продышался и поторопился в сторону хранилища, откуда доносилась стрельба.
Греки уже прорвались внутрь, одолев внешнюю охрану. Защищённые ниши были уничтожены, стол разнесён в щепки. Тела охранников валялись на полу, а за ними зияла раскрытая дверь в хранилище.