Ближе всего к ней лежал охранник, который раньше сидел за столом. Судя по всему, код от двери ввёл именно он. Однако щадить его не стали: пустили пулю в затылок.
— Тёма! — позвал я, и кот появился в тени одной из разрушенных ниш.
— Нам нужен артефакт, слышишь? — спросил я. — Он, наверно, в каком-то чехле или в коробке. Скорее всего, у носатого кудрявого грека.
Все слова я сопровождал мысленными образами. Давно подметил: кот так лучше меня понимает.
— Только проверь! И, если получится, принеси! Но не насторожи грека! И собой не рискуй!
— Муара фр-р-р-р-р! — едва слышно отозвался кот с какой-то отрицательной интонацией.
— Почему? — удивился я.
— Мяф! Мур-р-р! — положив передние лапы мне на колени, Тёма транслировал в мозг какую-то мешанину из образов.
Но общий смысл я уловил. Тёма просто не мог взять нерукотворный артефакт. Не мог к нему даже прикоснуться.
— Хорошо. Просто найди его и скажи, где! — попросил я.
А потом вдруг чётко увидел в голове металлический круг, лежащий на полу хранилища. Старый, судя по всему, но очень ровный. Слишком ровный для мастеров монгольской эпохи. Такое могли отлить лишь после появления станков и точных измерительных приборов.
На круге был виден круг с хвостиком, похожий на ключ. Я даже смутно вспомнил название из гимназического курса: «Сүүлтэй онги» или как-то так.
Одна из двух фигур, которые использовал Джучи-хан: как печать, как символ на груди воинов, как знак на стягах…
Тряхнув головой, я прочистил мозги от сеанса связи с котом. И, подобравшись к проходу в хранилище, осторожно заглянул внутрь.
А внутри бой был в самом разгаре. Охрана здесь держалась профессионально. Большинство стеллажей с вещами пассажиров уже превратились в щепки, но трое бойцов всё ещё прикрывали хранилище, заливая шпионов дождём из свинца.
И да, у них неплохо получалось. У носатого вся одежда была изорвана и слегка закопчена. Правда, ран я на его теле не увидел: похоже, этот гад сумел выжить при каком-то локальном взрыве.
А у проклинателя плечо было в крови. Он сидел позади «носатого» за металлическим ящиком, а рядом с ним на полу лежала…
Тамга.
Именно такая, какой мне её и показал Тёма.
Рядом виднелись две половинки металлического ящичка. На его внутренней стороне были высечены руны. Видимо, в этом-то ящичке тамгу и перевозили.
— Тёма, принеси мне «пушка» и сумку с патронами… — тихо попросил я кота. — Сможешь?
Тот на миг задумался, уставившись в одну точку… А потом моргнул, скользнул к ближайшей тени и пропал.
Через пару секунд он вернулся с моим револьвером. А затем снова метнулся к тени и, на сей раз, притащил в зубах небольшой пакет, где лежали остатки моих патронов.
Три артефактных и десяток обычных.
Быстро зарядив револьвер, я указал Тёме на проклинателя и попросил:
— Отвлеки его, если он вдруг меня увидит… Но сам будь осторожен!
К счастью, внимание грека целиком занимали противники, а не тамга, которую его оставили охранять. И хотя охранников уже почти добили, я очень надеялся, что те подарят мне ещё несколько минут.
Пригибаясь, я рванул в сторону артефакта, держа в руке револьвер и целясь в проклинателя. А тот внимательно наблюдал, как носатый уничтожает щит над тремя охранниками, и не замечал меня.
Я почти успел…
Но в последний миг проклинатель резко повернулся ко мне. И одновременно навёл автомат.
А следом произошло сразу несколько событий.
Сначала Тёма, выскочив из тени ящика, полоснул проклинателя по ноге, отчего тот взвизгнул и не успел прицелиться в меня.
Корабль заскрипел и застонал: видимо, его решили испытать на прочность пограничники Руси. Откуда-то снаружи даже долетел звук взрыва.
А охранники втроём обрушили на носатого грека целый шквал огня…
И во всём этом шуме хлопки «пушка», выпускавшего пули в проклинателя, остались незамеченными.
Когда я опустил пистолет с пустым барабаном, проклинатель так и сидел, облокотившись на ящик. Вот только в нём появилась парочка новых отверстий.
В животе и в правой верхней части груди.
И стрелять он уже не мог. Куда больше его занимала кровь, заливающая лёгкое. А я рванул к ящичку и, схватив обе его половинки, закинул тамгу внутрь. Сам ящичек я, недолго думая, сунул за пояс штанов. Пришлось подтянуть пояс, но это была хоть какая-то страховка, что бесценная тамга меня не коснётся. Похоже, её не просто так сразу не подняли с пола. Всё-таки с могущественными артефактами лучше держать ухо востро.
А затем, не теряя больше ни секунды, я кинулся к выходу. Надо было поторопиться, пока второй грек ещё занят охраной.
Выскочив в коридор, я приказал Тёме найти Авелину и быть с ней, а сам подбежал к разбитому окну и выглянул. Ситуация снаружи изменилась прямо-таки радикально.
Во-первых, откуда-то появились греческие корабли, которые шли прямым курсом на русских пограничников и оттесняли их от лайнера.
Во-вторых, вокруг нас нарезал круги десяток вертолётов, парочка из которых были военными, а остальные — гражданскими.
А, кроме того, мимо с рёвом пронёсся военный самолёт. Скорее всего, тоже греческий.
Похоже, «Автократорос Леон Исаур» успел прорваться через границу Руси. И теперь его прикрывал невесть откуда взявшийся греческий флот. Впрочем, русский флот тоже виднелся, но ещё только на подходе. И не пограничные чёлны, а серьёзные боевые корабли.
Пока всё ограничивалось противостоянием без выстрелов. Но напряжение висело в воздухе: обе стороны были готовы к схватке. Я отступил к дальнему от балки краю окна, набираясь решимости…
И в этот момент в коридор вывалился проклинатель.
Который и на ноги-то встать не должен был, зараза живучая…
Он резко вскинул автомат, окрысив породистое лицо. И это стало для меня лучшим стимулом… Я рванул вперёд и прыгнул на балку, вытянувшись в струнку и отчаянно надеясь хоть как-то зацепиться. Металл больно ударил в грудь, заставив вскрикнуть, а топор выскользнул из-за пояса и полетел вниз, в бездонное синее море. А я сжал зубы и, не давая себе ни секунды передышки, начал карабкаться.
На балке я представлял собой идеальную мишень. И мне это очень не нравилось. Настолько, что даже коробка с тамгой, врезавшаяся в самый чувствительный мужской орган, не помешала. От страха за свою жизнь и здоровье, я пролетел по узкой полоске над морем, будто у меня крылья выросли. И даже не подумал хоть как-то подстраховаться.
В последний момент я всё же начал терять равновесие, но успел ухватиться за поручень. А, выровнявшись, перескочил на балкон и опрометью рванул в номер с криком: «Ложись!». Вдруг та русская парочка ещё на месте?
Тем более, краем глаза я успел увидеть проклинателя, который, чуть на вывалившись из выбитого окна, наводил на меня автомат.
Для дважды дырявого он двигался на удивление быстро.
Пролетев через номер, где, к счастью, всё-таки никого не было, я чуть не выбил плечом дверь. А затем, путаясь в собственных пальцах, всё же отпер замок и буквально вывалился в коридор «княжеской палубы».
После чего, не останавливаясь, рванул вперёд. Да так, что ветер в ушах засвистел.
Позади раздался мощный удар по переборке, отсекавшей хранилище от жилой палубы. Дверь, запертая автоматикой, пока держалась, но… Даже если её вынесут, я уже окажусь вне досягаемости.
Если буду очень-очень быстро бежать.
По лестнице я мчался, распугивая случайных пассажиров револьвером и зажатым в руке ярлыком опричников.
— Дорогу! Дорогу! — только и повторял я, отталкивая с пути самых нерасторопных.
На развлекательную террасу вылетел, уже тяжело дыша: дыхание сбилось. Всю дорогу я думал о том, как хорошо бы уметь планировать, перелетая с террасы на террасу. Однако это были несбыточные мечты.
Для меня.
Когда я пробежал полпути до воздушного шара, то понял, что по сравнению с некоторыми — пока ещё голимый неудачник.
Под крики столпившихся людей, откуда-то сверху прилетел носатый.
Вот ведь гад…
— Сто-о-о-о-ой! — долетел до меня его крик на русском.
Ну да, уже стою, конечно!..
К шару я выбежал взмыленный, тяжело дыша и готовясь порвать любого, кто попытается мне помешать. Хоть голыми руками, хоть пятью последними патронами в «пушке».
Авелина выполнила то, что я просил. Надутый шар, покачиваясь, висел над палубой, а вокруг толпились люди. Кто-то требовал объяснить, что происходит, а кто-то кричал, чтобы шар спустили обратно и дали им улететь. Большая часть криков вообще была на греческом, и я их не понимал.
А старичок-оператор шара, кажется, вообще готов был на что угодно, лишь бы прекратился царящий вокруг хаос.
Однако свободе его решений сильно мешала лапа Тёмы, нежно елозящая когтями по морщинистой шее.
— В сторону! Дорогу! — заорал я, врезаясь в толпу.
Меня попытались схватить: кто-то даже кинулся наперерез, и «пушок» дёрнулся, посылая в воздух пулю… А затем в толпе разглядели ярлык, и чей-то голос с сильным греческим акцентом заорал:
— Опритсник!!!
В тот же миг толпа отпрянула от меня, как от бешеного. И это позволило мне заскочить в корзину.
— Живой! — громко выдохнула Авелина.
— Ходу, ходу! — заорал я и дёрнул старичка-оператора за плечо, не дав ему сбежать, едва когти Тёмы убрались с шеи. — Как огня добавить⁈
— Ручка там, крути! — пискнул тот на прощание, всё-таки вырвавшись и удрав от нас.
Ручка на сопле нашлась легко, и Авелина выкрутила её так, что горелка дала мощный столб пламени. Шар, и так уже висевший в воздухе, дрогнул и поплыл вверх. И тут же по нему с рёвом ударило что-то огромное и огненное, расплёскивая вокруг капли, которые падали на людей внизу.
С палубы раздались крики и визг тех, кому не очень повезло, но шар остался целым. Видимо, защита Авелины приняла на себя основной удар.
Мы поднимались всё выше и выше, а потом вдруг корзину дёрнуло. Это натянулся удерживающий её канат. Приставив револьвер к натянутой верёвке, я выстрелил дважды. Волокна лопнули, и шар, наконец-то получивший свободу, понёс нас дальше в небо.