Рыжеволосая молодая женщина Кира Ромина сидела в глубоком кресле, откинув голову назад. В глазах ее стояли слезы. А ведь и правда стало легче после того, как она все это написала – вылила, выплеснула, исторгла.
Сколько раз уже она рассказывала всю историю целиком или останавливалась на отдельных эпизодах своего прошлого? Но прошлое для нее реальнее, чем настоящее и будущее. Она отчетливо видит каждый кадр. Она помнит всю свою боль, словно ее ранили сейчас, секунду назад.
Но теперь что-то меняется. Она чувствует это. Словно маленький колокольчик в груди начал звенеть.
– Поплачьте, – сказала аналитик, – это сейчас и нужно.
…И Кира разрыдалась в полную силу, раскачиваясь в кресле туда и сюда. Она чувствовала, как по капле, по сантиметру, выходит из нее чернота прошлого. Она все отдала белым листам бумаги.
Возможно, бумага не стерпит, а сгниет сию же минуту от того, что и в каком состоянии написала на ней Кира. Но исписанные прыгающим почерком листы неподвижно лежали на журнальном столике в мягко освещенном кабинете.
– Вот так. Вам уже лучше, – тихо сказала аналитик, легонько поглаживая Киру по руке. – Возьмите платок.
Кира достала из сумочки небольшое зеркальце, стала вытирать слезы.
– Да, гораздо лучше, Галина, спасибо вам…
Галина глотнула воды, спросила:
– Кира, когда вы в последний раз видели отца?
Она задумалась, вспоминая. Всхлипы не давали сосредоточиться.
– После переезда я прожила с отцом еще около трех лет. И хотя это тоже был ад, воспоминания о том времени меня меньше травмируют – я как-то научилась с этим жить, не замечая отцовской патологии в отношении меня. А когда исполнилось восемнадцать, просто сбежала из дома. Какое-то время жила у той одноклассницы, отец которой заставил весь дом пластинками, у Светы, я там писала…
– Да, да, помню… Ленин на дне океана, – улыбнулась Галина.
– Именно, – Кира улыбнулась. – Потом уехала в Воронеж. Там мне Жора помог. У них в семье водились деньги, он снял мне квартиру, уговорил отца взять меня на работу. Мы три года жили с Жорой как муж и жена, хотя и в разных квартирах. Потом я поняла, что не могу больше с ним. Уехала в Питер, ничего ему не сказав. Наверное, зря я так, но я никогда его не любила. Он так и остался для меня сопливеньким Жориком. Мне просто нужна была помощь. А он… такой любви я никогда и ни от кого не видела больше. В Питере скиталась по квартирам малознакомых людей, выпивать начала, таблетки употреблять. Потом вышла замуж за вечно пьяного длинноволосого рокера, но с большой квартирой. Мне казалось, что он такой же свободный и добрый, как отец Светки. Но все оказалось иначе. Он пил, водил в квартиру баб, бил меня. Ну и вот лет пять как вернулась в Москву. Квартира пока съемная, но я неплохо зарабатываю в модельном агентстве, так что на жизнь одной хватает.
– Да… – выдохнула Галина, сделала большой глоток воды, – а дети, Кира? Вы хотите детей? Думали об этом?
Кира закрыла глаза, поежилась.
– От питерского был выкидыш. Больше не пыталась. Да и не было у меня после никого, кроме случайных мужчин и мимолетных связей.
Помолчали.
Галина посмотрела на Киру серьезно, подалась вперед. Спросила:
– Как думаете, отец вас искал? Можете не отвечать, но все же…
– Я уверена, что да. Думаю, что ищет до сих пор. Я иногда вижу отца в новостях. Его строительная компания стала настоящим гигантом. Но чувствую, что он не отпустил меня. То, чего он хотел от меня, что искал во мне – осталось с ним и управляет им. Я не знаю, что это. Но чувствую – это настолько сильно, что он не может успокоиться. И я боюсь, что однажды он найдет меня.
– Ничего не бойтесь, – уверенно сказала Галина. – Вы взрослый состоявшийся человек. Даже если найдет – и что с того? Привет и пока, вот и все. Жду вас в пятницу, продолжим. А то, что вы написали, я оставлю у себя. Перечитаю еще раз к следующей встрече.
В пятницу Кира к Галине не пришла – нужно было ехать на показ новой коллекции в Калининград. Она написала эсэмэс – «Не могу говорить, работа. Вернусь в Москву – наберу вам». В ответ она получила: «Ничего. Работа есть работа. Напишите ваш домашний адрес, мне нужно внести его в журнал».
Кира написала.
В Москве было пасмурно и сыро, но все же теплее, чем в Калининграде. С вокзала Кира поехала домой на такси, ей хотелось поскорее выпить чая с травами и упасть в теплую постель. Радость не отпускала ее все эти дни. Тучи начинали расходиться, она ощущала это даже ресницами. Не зря она сделала над собой усилие и все описала. После этого стала рушиться стена, которая отделяла ее от жизни все эти годы.
Она вошла в подъезд, поднялась на седьмой этаж. Странно, но лампочка на площадке не горела. Стала искать телефон, чтобы посветить…
В этот момент ее грубо схватили сзади, закрыв рот ладонью. Кира стала кричать, но раздавалось лишь тихое мычание.
Второй человек выхватил у нее ключ из руки, телефон упал на пол, экран его бессмысленно загорелся.
Открыли дверь, втащили Киру внутрь, включили свет в коридоре.
Незнакомый голос предупредил:
– Я сейчас тебя отпущу. Если будешь орать, выстрелю в голову, ясно?
Кира почувствовала, как к затылку прикоснулось твердое.
Она закивала – да, поняла, мол.
Ее толкнули на кровать. Она увидела двух незнакомых мужчин вполне обычного вида.
– Мы в кухне побудем, – сказал один. – Насчет крика я тебя предупредил.
Они ушли в кухню.
Открылась входная дверь – и в квартиру вошел отец Киры. Он совсем не изменился, разве что похудел и подкачался. И поредели волосы.
Его синий костюм резко контрастировал с ярко-красным галстуком. Движения отца были неторопливыми и четкими. Чувствовалось, что он хозяин жизни. Это в нем было всегда, но сейчас раскрылось на полную мощь.
Отец поставил компьютерный стул в центре комнаты, сел. Смотрел на Киру молча. То щурился, то, наоборот, распахивал глаза, словно боялся заснуть.
Заговорил. Голос его стал более низким, чем раньше, а речь – более правильной. «Наверное, ходил на какие-то курсы», – подумала Кира, вместо того чтобы испугаться.
– Кирюш, как я рад. Давно не виделись, правда? Может, обнимешь отца?
Он широко расставил руки в стороны, впрочем совсем не ожидая, что она кинется в его объятия. Кира сидела на кровати не шевелясь, не глядя на него.
Немного подождав, отец сложил руки на груди, стал говорить, почесывая бородку:
– Как похорошела, боже мой. Вот это да… Что же ты, родная моя, доверяешь свою жизнь всем подряд? Психоаналитики… пиявки и лжецы, – он вытащил из нагрудного кармана несколько помятых листов. Те страницы, которые были написаны – нет, не чернилами шариковой ручки, но Кириной кровью, болью, смертью…
«Откуда у него адрес? Галина… Эсэмэс…» – поняла она.
Отец вдруг стал веселее, глаза блеснули:
– Ты знаешь, а я оценил слог – да-да. Токката. Ток. Последние лет десять я много читаю – как-то втянулся. То есть понимаю кое-что. У тебя прямо талант, реально. Знаешь… гораздо лучше Улицкой, но чуть хуже Быкова. Тебе бы потренироваться – я б в тебя денег вложил, книги бы издавать стала – слава, поклонники. Сенчина бы локомотивом взяли, пару-тройку встреч с читателями бы на пару провели. А? Только представь, в книжном магазине, в разделе «современная проза», красуется в новинках – Кира Ромина, «Как я сбежала от отца», роман-откровение. А за ним сразу продолжение – «Где я была все эти годы?», роман-интрига. И потом завершающая часть трилогии – «Чем я, тварь такая, вообще думала?», роман-раскаянье. Да?
Кира растерялась настолько, что до глупого обыденно спросила:
– Как там тетя Лена?
Отец отклонился назад, усмехнулся:
– Надо же, помнишь еще. Хорошо ей. В психбольнице шестой год уже. В Липецке. Знаешь такой город? Подальше от себя ее определил. Как ты сбежала, мучил я ее сильно. Так что из-за тебя человек пострадал, так-то.
Помолчал, дергал бровями, спросил:
– А мамашу-то свою, которая тебя от рыжего кота родила, вспоминаешь?
Кира покачала головой – нет…
– Это хорошо, – сказал отец и добавил: – А отжимаешься по утрам?
– Тоже нет, – сказала.
– Ну и ладно…
Отец еще долго спрашивал обо всем. Он не был зол, так Кире казалось. Но он был в каком-то странном состоянии – быстро меняли друг друга оцепенение, радость, грусть.
На мгновение одно перебарывало другое, и только Кира начинала привыкать к этому другому, как все снова менялось.
Отца шатало, как избушку на курьих ножках.
После того как узнал, что квартира не Киры, а съемная, и где у нее лежат все личные документы, позвал двоих мужиков с кухни:
– Парни, идите сюда. Заберите из того шкафа все ее документы, все, что там лежит. Вещи вывезете завтра, отвезете ко мне в дом, бросите в гараж. Ключи от квартиры потом – в почтовый ящик.
И обратился уже к Кире:
– Давай, вставай, поехали. У нас с тобой сегодня важное дело. И не дай бог заорешь в подъезде.
Кира понимала, что выхода у нее нет. Встала, чтобы идти с ним в неизвестность.
Отец набрал чей-то номер, трубку на том конце подняли сразу.
Он сказал лишь несколько фраз:
– Здравствуй, здравствуй. Ты там на месте? Да. Да. Да, она со мной. Жди и все готовь пока. Мы будем часа через полтора.
Часть вторая. Фуга
Море слепило. И нельзя было определить, под каким углом смотреть на него, чтобы оно оставалось голубым долго. Посмотришь мельком – голубое. Станешь приглядываться – оно уже зеленоватое.
Море играет с людьми. Ты вовлекаешься в игру и становишься с ним одним целым.
Голубой и зеленый, густо перемешанные с искорками бликов, легкие полуденные волны, что тихонько покачивают небо, будто дитя, все это и есть ты, внимательный зритель.
Море ведет свой вечный спор с прибрежными валунами и упрямой галькой. Кто сильнее? Но они сильны одинаково.
Вот море забирает огромную часть берега. И кажется, что у камней и гальки нет шансов отвоевать свои владения. Вдруг смотришь – воды уже нет, есть только берег, и камни шипят в знак победы над морем. Камешки словно аплодируют друг другу. Какие мы молодцы, прогнали воду.