Порочный круг страха и осуждений, в который Ханну вогнал ее ум, стал невыносимым. Чем отчетливей она это чувствовала, тем больше принимала на свой счет. Она начала гасить панику едой. Когда страх и осуждение вместе с неуместной пищей становились нестерпимыми, ее выворачивало наизнанку.
Каждое утро понедельника мы с Ханной начинали с видеозвонка. В один из дней она пребывала в сильном смятении из-за компульсивного переедания накануне.
Она выглядела измотанной и жалкой, отказывалась встречаться со мной глазами дольше чем на несколько секунд. Она смотрела на колени, на руки или в окно, быстро перечисляя все, что съела за выходные. Она рассказывала, как пыталась очиститься, позаниматься спортом и поголодать, чтобы компенсировать свое поведение. Она вспоминала многочисленные походы в продуктовый магазин и как ругала себя по дороге.
Она понимала, что нужно делать – просто не потакать импульсивным желаниям поесть. Так почему ей не удавалось этого делать? Она говорила, что была слабой и даже близко не дотягивала до нужных стандартов.
Ханна жаловалась, что одновременно чувствовала себя объевшейся и голодной. Она подсчитывала, сколько калорий потребила и сколько может потратить, как будто действительно могла это знать. Ханна по-прежнему не смотрела мне в глаза, ее взгляд блуждал из стороны в сторону, пока она считала. Она беспокойно ерзала в своих слишком узких джинсах и говорила, сколько прибавила за выходные.
У Ханны на глаза навернулись слезы и полились на клавиатуру, и для меня все стало поразительно просто и очевидно. Эти мысли не принадлежали Ханне.
Они проходили сквозь ее ум, слова слетали с ее губ, но Ханна – настоящая Ханна, – рассудительная и творческая женщина, на самом деле не беспокоилась о калориях, весе и о том, как на ней сидят джинсы.
Ничего подобного.
Ханна каждый раз проходилась по одному и тому же списку причин для беспокойства, который есть буквально у всех, чей ум выбрал в качестве излюбленной фиксации еду и вес. Такие мысли крутились и у меня в голове, когда я страдала от этой привычки. В них нет ничего уникального.
Бесконечное прокручивание в голове мыслей «что со мной не так», «я не могу в это поверить», «только не снова», «а что, если» и всепоглощающий стыд и безнадежность, о которых говорила Ханна, – все это ей не принадлежало. Сама Ханна по-настоящему не была одержима этими вопросами.
Подумайте вот о чем: в офисах и в отделах замороженных продуктов супермаркетов часто ставят энергосберегающие лампы с датчиком движения, которые включаются, только когда в помещение входит человек. Вы же не думаете, что эти лампы загораются из-за вас? Я хочу сказать, что они включаются потому, что человек – может быть, вы – оказывается поблизости. Но лампы не касаются конкретно вас. Включившийся свет не указывает на то, что вы должны купить замороженные продукты. Это просто техническое устройство, которое работает так, как спроектировано.
Так работал ум Ханны. Он прокручивал скучные, старые, постоянно повторяющиеся темы, которые его беспокоили, а Ханна думала, что они беспокоят ее.
Она полагала, что из-за острого чувства ужаса от мыслей о лишнем весе ей, должно быть, действительно важна тема лишнего веса.
Так как ум Ханны тщательно отслеживал количество калорий, физических упражнений, цифры на весах и они всегда были связаны с максимально высокими или минимально низкими значениями, то она решила, что эта одержимость принадлежит ей.
Но это неправда. У меня было другое объяснение.
Ум Ханны видел все в черно-белой гамме, следовал правилам, привычкам и делал подсчеты. Он вел беседу, к которой возвращался уже тысячу раз. Этот разговор был знакомым, эффективным и, предположительно, полезным для мозга Ханны. А добрая, мудрая, полностью здоровая Ханна угодила в ситуацию с ошибочной самоидентификацией.
Когда Ханне стало интересно, кем она была за пределами ограничивающих мыслей и чувств, она нашла пространство, которое показалось ей поразительно знакомым. Она проложила путь к этому тихому, спокойному месту, где она не чувствовала давящей необходимости быть другой. В этом пространстве она стала наблюдателем и смотрела, как личность по имени Ханна стремится соответствовать ожиданиям, следует правилам, требованиям и в итоге цепенеет. Со стороны она увидела, насколько ее опыт был безопасным и не зависящим от личности.
Что, если привычные мысли, которые проходят через вас, не отражают ваши истинные желания, мнения и предпочтения? Вы чувствуете, какую свободу дает это предположение?
Глава 7. Неприкасаемый
Традиционно для описания подлинного «я» и принципа работы человеческих переживаний используют образ неба и погоды.
Вот как это происходит. Подлинное «я» – это ясное синее небо. А переживания – мимолетные мысли, чувства, жажда, желания, страхи и поступки – это погода.
Погода зарождается в небе и путешествует по нему. От легкой облачности до разрушительного торнадо и других атмосферных явлений. Погода приходит и уходит, перемещается и изменяется.
Тучи проходят по небу, но не наносят ему никакого вреда. Небо не боится погоды. Оно не отдает одной погоде предпочтение перед другой. Небо не говорит: «Небольшая морось еще ладно, но эти твои молнии – уже перебор».
Иногда погода сильно портится, но она же сама себя исправляет. Ни вы, ни я не можем ничего сделать, чтобы изменить погоду. Погода непостоянна. Она всегда в движении.
Небо не путает себя с погодой. Оно не отождествляет себя с ней и не принимает ее на свой счет. Небо над Лондоном не гордится тем, что часто приносит дожди, а небо над Майами не стыдится, что его облака не могут сыпать снегом. Небо не владеет погодой. Погода просто идет по небу, оставляя его, по существу, нетронутым.
Вы – небо, а ваши впечатления – это человеческий аналог погоды.
Внутри вас, как дождь, мокрый снег или торнадо, возникают мысли, чувства и другие переживания, и затем они проходят вас насквозь. Эмоциональный опыт приходит и уходит сам по себе. Вы не можете остановить дождь, как не можете контролировать погоду. Если пробовать подход «перестань плакать, или я дам тебе повод для слез», пытаться мыслить позитивно или чувствовать себя увереннее, когда больше всего хочется исчезнуть, то можно сделать только хуже.
Детям не приходит в голову подменять чувства, и они демонстрируют поразительную стойкость, когда сквозь них быстро проходят эмоции. Таким образом этот принцип работает со всеми, если в него не вмешиваться.
Так же как погода не может навредить небу, человеческая погода не может навредить подлинному «я». Ваша суть – это здоровье, ясность сознания и покой. Ее невозможно испортить или каким-либо существенным образом изменить временными эмоциональными переживаниями. Для настоящего «я» все впечатления безопасны и желаемы.
Возможно, вы чувствуете иначе, и мои слова не соответствуют тому, что вам говорили раньше. Кажется, что психологическая травма действительно оставляет шрамы, которые никогда уже не позволят стать прежним, но я хочу предложить вам взглянуть на это с другой стороны.
Не нужно верить мне на слово, лучше спросите себя: «А что, если это правда?» – и понаблюдайте за своим состоянием.
Как мы говорили выше, ум выстраивает истории по любому поводу, заполняет пустые места, связывает одно с другим и логически выводит значения. Левополушарный интерпретатор умеет превратить однократное событие, например насилие или тяжелую утрату, или одно ощущение, например страх или горе, в многозначительный вывод о том, что вы за человек. Отталкиваясь от одного-единственного события или ощущения, он домысливает, какой личностью оно характеризует вас. Его повествование переполняют предположения, намеки на то, какой опыт вы испытаете в будущем и какие стратегии примените для сохранения безопасности.
Мозг пытается помочь вам. Он интерпретирует болезненность события таким образом, чтобы, оперевшись на него, вы смогли найти в происходящем смысл. Это очень любезно с его стороны, но, как мы уже убедились, смысл бывает далек от действительности. Ваш мозг делает смелые, уверенные, обобщенные выводы при наличии очень скудной и предвзятой информации. Нередко страшные события происходят с человеком в очень юном возрасте. В таких случаях мозг трех– или четырехлетнего ребенка делает выводы о сохранении безопасности, которые ему кажутся реальными до конца жизни.
Мозг отличается сильной негативной предубежденностью, поскольку он обрабатывает, хранит и вспоминает потенциально вредоносную информацию быстрее и проще, чем нейтральную или позитивную (Alberini, 2010; Cacioppo, Cacioppo, and Gollan, 2014). Эта функция приспосабливаемости вызывает появление множества некорректных выводов с негативной окраской.
Когда происходят травмирующие события, переживаемые эмоции не кажутся безопасной человеческой погодой, которая улучшится сама собой. Но подлинное «я» по-прежнему находится в полном порядке. Как и всегда. Вы все еще ясное синее небо. Но все аспекты вашей психологии сорвались в штопор, и эти ощущения сложно забыть. Ваш ум в попытке защитить вас говорит неприятным чувствам: «Никогда больше!» Он пытается за вас разобраться в происходящем, обеспечить твердое чувство безопасности, обновленное самоощущение и план, как избежать плохого чувства в будущем любой ценой.
Во время пугающих событий человеческая погода начинает меняться. Ваши мысли, чувства и впечатления не кажутся безопасными. Возникает ощущение, что нужно противостоять им и сторониться их.
Ваши мысли, чувства и впечатления не воспринимаются как изменчивые и мимолетные. Кажется, что разум может застрять в страхе, отчаянии или ожидании того, что может произойти дальше.
Ваши мысли, чувства и впечатления не кажутся безличными. Ум связывает то, что вы испытываете, с «вами», этой новой, хрупкой версией «вас», возникшей после страшного происшествия. Домыслы левополушарного интерпретатора становятся поспешнее и категоричнее, и вы склонны принимать их за правду еще охотнее, потому что они кажутся совершенно необходимыми. Вы ощущаете эффект этих выдуманных историй на физическом и эмоциональном уровнях – они перетекают в беспокойство, депрессию или хронические боли.