уже была бы удовлетворением всех требований? Были времена, когда профсоюзы могли расстроить любой из этих планов, но теперь они больше не в счёт.
Будущее принадлежит движению нульработы при условии, что оно будет развиваться, а его цель не окажется недостижимой, поскольку работа неизбежна. Разве не считали даже консультанты и техно-футурологи в своих самых фантастических текстах работу чем-то само собой разумеющимся? Именно считали, и этого нам достаточно, чтобы быть скептиками. Они никогда не предрекали будущее, которое уже наступило. Они предсказывали движущиеся тротуары и семейные аэромобили, а не компьютеры и рекомбинируемую ДНК. Их американский век стал японским, ещё не дойдя до своей середины. Футурологи всегда ошибаются, так как они всего лишь экстраполяторы, предел их видения примерно одинаков – хотя история (запись предыдущих будущих) насыщена разрывами, преподнося такие сюрпризы, как Восточная Европа. Лучше обратиться к самим утопистам. Поскольку они верят, что жизнь может быть другой, то что они говорят, как раз и может оказаться правдой.
«Работу», если рассматривать её как то, чем занимаются рабочие, не следует путать с усилиями; ведь и игра может требовать больших усилий, чем работа. Работа – это принудительное производство, нечто, делающееся не из удовлетворения от самой деятельности, а по другим причинам. Этими другими причинами могут быть насилие (рабство), нужда (наёмный труд) или усвоенное принуждение (кальвинистский «зов», буддистская «праведная жизнь», синдикалистский «долг служения Народу»). В отличие от побуждения к игре, ни один из этих мотивов не увеличивает наш производительный потенциал; работа не очень продуктивна, хотя произведённый продукт – её единственное оправдание. Вступайте в ряды консультантов с их игрушками.
И хотя так не должно быть, игра может оказаться продуктивной, а значит принудительный труд не является необходимостью. Когда мы работаем, мы производим без удовольствия, так же как и потребляем без творчества – ящики опустошаются и наполняются, опустошаются и наполняются, словно шлюзы канала. Обогащение работы? Это выражение подразумевает, что предшествующее состояние – это обнищание работы, и следовательно, опровергает миф о работе как источнике благосостояния. Работа обесценивает жизнь, присваивая нечто настолько бесценное, что оно не может быть возвращено вне зависимости от того, насколько высок ВНП.
Напротив, обогащение жизни заключается в подавлении многих профессиональных деятельностей и воссоздании, во всех смыслах слова, других занятий как приносящих удовольствие по своей сути – если и не каждому в любой момент времени, то хотя бы некоторым, иногда и при определённых обстоятельствах. Работа, как и продукция, стандартизирует людей, но поскольку те по своей природе стремятся воспроизводить самих себя, работа впустую растрачивает свои усилия на конфликты и стрессы. Игра же плюралистична, в игру приносится всё великолепие талантов и страстей, подавлявшихся работой и анестезированных досугом. Мир работы не одобряет частую перемену мест работы, а ориентированная на игру, или людическая, жизнь поощряет перепрыгивание с одного хобби на другое. И по мере ослабевания рабочего состояния всё больше и больше людей будут чувствовать всё сильнее, как их склонности и желания расправляют свои крылья, яркие, словно у только что появившейся бабочки, а игровой вид производства будет становиться всё сильнее.
Говоришь, ты любишь свою работу? Отлично. Продолжай. Люди твоего сорта помогут нам продержаться в переходный период. Нам жаль тебя, но мы уважаем твой выбор и в то же время подозреваем, что он коренится в твоём отказе признать, что от твоих непомерных стараний жизнь (в особенности твоя) не стала лучше, они только усилили впечатление, что жизнь проходит ещё быстрее. Ты боролся по-своему: старался разделаться с этим.
С упразднением работы, в свою очередь, исчезнет и экономика. Дополняемая игра как способ производства – это дарение как система распределения. Вместо нынешних грузоперевозчиков, развозящих товары, будут Гостеприимные Вагончики, навещающие друзей и несущие подарки. К чему сложности с покупкой и продажей? Слишком много бумажной работы. Слишком много работы.
Хотя консультанты и непригодны как реформисты, из них могут выйти отличные революционеры. Они переосмысляют работу, в то время как рабочие хотят думать о чём угодно, кроме этого. Но прежде им нужно переосмыслить свои собственные профессии. Вероятно, им будет не слишком сложно стать теперь лояльными рабочими – вполне целесообразно встать на сторону победителя, – но им будет сложнее признать, что в конечном счёте экспертами по работе являются рабочие, на ней занятые. В особенности те из них, кто отказывается работать.
Кто будет делать грязную работу?Тони Гибсон
Каждый, кто говорит об анархизме, неизменно сталкивается с вопросом: «Но кто же при анархическом устройстве общества будет чистить коллекторы?» У этого вопроса есть вариации: порой интересуются теми, кто будет заниматься самой тяжёлой работой или самой грязной, но особенно часто упоминается канализация. Может показаться, что всякий желает быть уверенным, что в свободном обществе ему не придётся работать ассенизатором. Возможно, капиталистическое и авторитарное статус-кво держится на апатичной поддержке, обусловленной тем, что лишь небольшая часть рабочего класса экономически принуждена работать на чистке коллекторов. Сам я с работниками канализации не контактировал; может быть, поскольку их никогда не пугали этой страшилкой про грязную работу, они и не опасаются грядущей социальной революции, в конце концов, они и так работают в коллекторах.
Множество лет я избегал этого навязчивого вопроса, общаясь с аудиториями, так как убеждён, что истинным мотивом, его вызывающим, должны заниматься психоаналитики, способные рассказать нам довольно многое о коренящемся в подсознании страхе перед канализацией. Я, как и все, чувствую смущение, когда мне грозит опасность обнаружить чей-то излюбленный невроз. Однако теперь я готов заняться этим вопросом, тут, в печати, словно бы он был вполне разумным.
Прежде чем рассмотреть, кто же в свободном обществе действительно будет чистить коллекторы и делать другую работу, традиционно считающуюся «грязной», давайте сначала посмотрим, кто занимается ей сейчас. Также давайте исследуем природу «грязной работы». К людям, которые занимаются «грязной работой», относят ассенизаторов, мусорщиков, хирургов, домохозяек, работников боен, больничных медсестёр, юристов, солдат, фермеров, политиков, кожевников, бульварных журналистов и т. д. и т. п. Первое принципиальное разделение нам следует провести между теми, кто может смыть грязь, оставшуюся от их работы, в конце своего рабочего дня, и теми, кто не может. Не все придерживаются одного и того же мнения о том, какую работу считать грязной. Запахи канализации или кожевенной фабрики вызовут отвращение у одних, в то время как других оттолкнут вещи, которыми занимается хирург, медсестра или забойщик скота; иные же предпочтут заниматься чем-то из перечисленного, лишь бы не соприкасаться с мерзостью из сферы деятельности юриста, политика или «жёлтого» журналиста. Наши вкусы разнятся.
Примечательно, что одни из столь разных занятий оплачиваются высоко, а другие – низко. В нашем озабоченном деньгами обществе это образует важное различие, однако, вероятно, социальный престиж, связываемый с работой, для многих людей значит даже больше. Очень многие мужчины, скорее, будут горбатиться на малооплачиваемой работе клерка без всякой надежды роста, чем займутся более здоровым и вышеоплачиваемым трудом докера. Многие девушки будут работать по десять часов в день, таская судна и перевязывая раны, но не станут официантками в баре. Вопросы оплаты и «загрязнённости» работы не всегда перевешивают соображения общественного престижа (часто называемого снобизмом).
Недолгое время я зарабатывал на жизнь уборкой улиц Кардиффа; однажды на каком-то интеллектуальном собрании одна леди спросила меня, кем я работаю. Я ответил. Возможно, она была права, подумав, что я был намеренно груб, поведав ей правду. Если бы я хотел показать себя в выгодном свете и не травмировать её, я бы туманно намекнул, что работаю на важной должности на благо муниципалитета.
С интересом я прочитал о сдвиге социального престижа, касающегося работы, в недавно организованном государстве Израиль. Там, благодаря специфической природе иммигрантов, существует большой переизбыток профессионалов. Юристы, доктора, профессора, архитекторы и т. п. слишком многочисленны и большинство из них не могут прожить благодаря своим навыкам, однако существует большой спрос на каменщиков, землекопов, сельскохозяйственных рабочих и т. п. Поэтому ручной труд ценится высоко и невостребованные профессионалы берутся за него, но серьёзный сдвиг в значимости состоит в том, что теперь профессии, пачкающие ваши руки, оказываются одобряемыми обществом в Израиле, по контрасту с общественным презрением, которому подвергаются эти работы в других капиталистических странах. Несомненно, если капитализм в Израиле сохранится, эта ситуация ухудшится, приблизившись к положению в большинстве других стран, но пока она продолжается – это интересная демонстрация того, как быстро может поменяться отношение общества к «грязной работе».
То и дело отмечалось, что в разумно организованном обществе не будет проблемы с реально грязной, отталкивающей и унижающей обычного человека работой. Такие действия, как сбор мусора, удаление нечистот, сортировка лохмотьев, работа кочегаром и т. п., являются неприятными операциями в современном обществе только потому, что у людей, занятых ими, нет полномочий изменить условия своего труда. Если бы они не были бессильными и эксплуатируемыми созданиями, должными соглашаться с отвратительными и неприятными условиями работы, как это происходит сегодня, эти операции стали бы приоритетом для наилучших научных исследований и технических навыков, применяющихся к ним для того, чтобы сделать их не просто приемлемыми в качестве занятий, но и приятными. Ведь ключ к социальной гармонии лежит в отношении людей к их работе. Я бы определил свободное общество (то есть общество здоровое) как то, в котором нет социального принуждения, заставляющего индивида работать.