Тяжело дыша после такой громкой и эмоциональной речи, я обхватила себя руками, крепко зажмурилась, чтобы не выпустить наружу накатывающие слёзы. И самое печальное во всех этих бессмысленно сказанных моей оторопевшей сестре словах – это то, что невыносимо погано становится только от одной-единственной фразы.
Я хочу слышать его имя.
Хочу называть его этим именем.
Хочу видеть рядом с собой, как и хочу поверить в этот единственный жалкий процент того, что Калеб вернётся за мной. Сегодня. Седьмого сентября.
И я также желаю того, чтобы этот день поскорее закончился. Хотя бы потому, что Калеб не сможет телепортироваться из Китая в Штаты!
Внезапные объятия Хизер были настолько неожиданными, что я с трудом устояла на ногах.
– Он придёт, – негромко произнесла моя сестра, с уверенностью заглянув мне в глаза. – Придёт, Лекс. Он не любит ту страшилку. Я точно знаю.
Всё семейство Браунов столпилось у подножья широкой лестницы нашего особняка в тот момент, когда объявили мой выход, будто я преемница самой королевы Англии! И под негромкий аккомпанемент приглашённого оркестра я принялась спускаться вниз. Плавно и грациозно, как учила (велела!) мама, позволяя отцу, облачённому в чёрный смокинг, держать меня под руку и с гордо поднятой головой вести свою дочь на съедение бегемоту.
Приглашённые гости негромко рукоплескали и выглядели одинаково по-идиотски, находясь в центре Лос-Анджелеса в этих своих пышных нарядах сродни эпохе Средневековья.
Мужчины выглядели более современно; почти на всех чёрные смокинги и блестящие укладки.
И я понятия не имею, кто все эти люди!
Семь… Восемь… Девять… Десять… Одиннадцать…
Считать ступени под ногами было и то интересней, чем разглядывать их.
Отец вложил мою руку в потную ладонь потного Эвана и объявил первый танец.
Такое ощущение, что меня уже замуж выдали. И эта гулька на затылке слишком сильно натягивает кожу, а это жуть как раздражает. Так и хочется сорвать.
– Ты очень красивая, Ксандра, – пропыхтел мне на ухо Эван, прогибая мою спину своим животом. – Тебе очень идёт белый цвет.
– Это кремовый. Кремовый цвет, – процедила я сквозь зубы, яростно подмигивая музыкантам, чтобы те ускорили темп, но те, видимо, не понимая намёков, просто сменили композицию на ещё одну тоскливую тарабарщину.
– Я не злюсь на тебя, – шипел Эван мне на ухо. – Твоя мама сказала, что у тебя было что-то вроде месячных и поэтому ты взбесилась. Точнее, так она сказала моей маме, а я просто подслушал. И я не злюсь.
– Потрясающе.
– Ты счастлива?
– Потрясающе счастлива.
Ещё пару минут, и мои ноги можно будет отскребать от плитки, потому что Эван совершенно не чувствует разницы между полом и моими туфлями.
Когда и остальные гости присоединились к танцам, я перехватила бокал с шампанским и осушила до дна.
Ненавижу сегодняшний день.
– Александра! Ты выглядишь прелестно! Белый цвет тебе очень к лицу! – похлопала меня по плечу мамина кузина.
Белый.
– Спасибо.
Ненавижу сегодняшний день.
Но смыться от пристального надзора отца не удавалось. Он и охрана ежеминутно следили за моими перемещениями. Так что целый час приходилось бесцельно слоняться из одного угла в другой и лишь молиться, что ужин скоро подадут и я хотя бы смогу нормально поесть.
Но для начала… ещё шампанского!
И точно по волшебству один из официантов оказался прямо передо мной, и вот, когда я уже потянулась за одним из бокалов, парень едва слышно прошептал:
– Не этот.
– Что, простите?
– Не этот бокал. Тот, что справа. Крайний.
Вообще не понимая, в чём разница, взяла тот, что предложили. Даже если в него подсыпали мышьяк, я успею сказать спасибо, перед тем как уйду с миром.
Под бокалом лежала маленькая, сложенная вдвое бумажка, которую я торопливо сжала в ладони и, кивнув официанту, отошла в сторону.
«Ворота. Сейчас», – было написано в ней.
И кто бы это ни написал, а почерк очень похож на почерк Эстер, которая ещё не пришла на вечеринку столетия, я должна быть полной дурой, чтобы не воспользоваться шансом отсюда выйти.
Шепнула отцу, что хочу подышать воздухом, получила двоих охранников на хвост и вышла через парадную дверь на улицу.
До ворот ещё шлёпать и шлёпать…
И кто бы мог подумать…
За воротами стояла Эстер.
Кому ещё, если не ей, в голову могло прийти написать эту записку?
– Ты позвала меня тебя встретить? – чувствуя глубокое разочарование, поинтересовалась я, глядя на Эстер, облачённую в коктейльное платье глубокого синего цвета.
– Боже… что это на тебе? – скривилась та, взглядом мертвеца оглядывая меня с ног до головы. – Вы уже и пожениться успели?
Мне было не до шуток.
– Пошли. Там ещё много шампанского.
– О! Это хорошо, – воодушевилась Эстер. – Но не могла бы ты помочь для начала? У меня каблук в плитке застрял.
Раздражённо закатив глаза, я велела охране открыть ворота и вместе с «гладиаторами» шагнула к Эстер.
Нахмурилась, глядя на чёрные туфли подруги, потому что ни в какой плитке никакой каблук не застревал.
– Привет, мальчики, – кокетливо улыбнулась та охранникам и в ту же секунду вытащила из-за спины чёрный скейт Мики и, не рассчитав силу, больно ударила меня им в грудь. – Сейчас!!! – закричала Эстер и бросилась наперерез «гладиаторам», в то время когда я, абсолютно не понимая, зачем это делаю, ударила колёсами об асфальт, подобрала полы платья и рванула вниз по улице.
– Первый поворот направо!!! – закричала Эстер вдогонку, и я легко выполнила её просьбу.
Сердце билось так часто и так громко, что я с трудом услышала сигналящий мне автомобиль, из которого вдруг появился неизвестный мужчина в кепке и прокричал на всю улицу:
– Прямо до перекрёстка! На нём налево и наискосок через парк!
Это он мне, что ли?..
Что происходит?
На середине утопающего в зелени парка дорогу мне преградили девушки лет шестнадцати и, весело хихикая, скорее всего из-за моего классного платья, указали на следующий поворот.
«Ну же, сердце, не бейся так сильно, разочарование будет слишком болезненным».
Дорога, на которую я выехала, вела к набережной, но огромная светящаяся красная стрелка в человеческий рост, установленная прямо по центру тротуара, кричала:
«Лекса. Поворот направо».
И я рванула не к океану, а вдоль него.
– Съезд!!! – закричала мне пожилая дама, выгуливающая собачку. – Съезд, говорю!
– Ага. Спасибо. – Сделала, как хочет ворчливая старушка, и выехала на небольшую, утопающую в зелени территорию, прямо перед одной из старых кафешек, куда мы с Эстер очень любили заглядывать, – настоящий уголок живой природы посреди мегаполиса.
И в этом уголке живой природы… идёт снег.
Скейт отскочил в сторону, и руки оказались больше не в состоянии держать слои платья. Они вообще отказывались что-либо делать. Мои волосы наконец обрели свободу после тугой прически – их развевал теплый ветер. Неужели это и правда снег? Я застыла, не решаясь пошевелиться или моргнуть, опасаясь, что всё это может исчезнуть.
Это снег. Самый настоящий снег. Он умеет кружиться и плавно оседает на горячую землю, в тот же миг превращаясь в капельки воды. Он касается моего лица и голых плеч… И он холодный. Как самый настоящий снег.
Самый настоящий снег… В центре Лос-Анджелеса.
Что подсыпали в моё шампанское?
Не знаю, сколько я так простояла, ошарашенная увиденным, наслаждаясь прохладой снежных хлопьев и не в силах поверить в то, что он это сделал…
Как?..
Это не он.
Кто это сделал?
Вокруг не было ни души. Я не слышала звуков, кроме неистово стучащего в груди сердца, умоляющего меня поверить в то, что он здесь. В то, что Калеб это устроил. Для меня.
И в то, что он умеет телепортироваться.
Наверное, я жутко выгляжу со стороны в своём пышном платье под снегопадом. Жутко, потому что на мне нет лица. Я в шоке. И я ничего не понимаю.
– Эй, Харпер! – раздался весёлый женский голос из-за спины. И этот голос показался мне невероятно знакомым.
На летней террасе маленького одноэтажного кафе «Пара-ми» за столиком сидел один-единственный посетитель.
Тейт улыбалась мне и плавными движениями поглаживала огромный живот. Махнула рукой, чтобы я подошла поближе, и далеко не с первой попытки я вспомнила, что значит передвигать ногами.
И почему Тейт здесь?
– У Калеба не так много друзей в Лос-Анджелесе, – улыбнулась та, движением головы отбрасывая длинные локоны за плечи.
У Калеба…
– И… и… что ты… здесь…
– Что я здесь делаю? – усмехнулась Тейт, протягивая мне стакан с водой, и я была ей безумно благодарна за это, потому что ещё ни разу в жизни у меня во рту не было так сухо. – Контролирую ту снежную пушку за домом. – Тейт кивнула на кафешку и пожала плечами. – И по просьбе Калеба жду тебя.
По просьбе?
Так его здесь нет.
Он не приехал.
«Я же говорила тебе, сердце. Будет больно…»
– Держи, – Тейт протянула мне сложенный вдвое листок бумаги.
«Этот снег не совсем настоящий. Но он холодный. Я проверял. Даю слово, что это Рождество ты проведёшь под снегопадом. И он точно не будет подделкой. И следующее Рождество. И следующее. И так до бесконечности, Лекса. Прости, что не могу сейчас быть рядом с тобой. У меня важные дела в другом месте, и мне очень жаль, что я не могу выйти из дверей кафе с букетом цветов в руках, обнять и закружить тебя под снегом. Это ведь было бы эпично, как думаешь?..
Я скучаю по тебе. Невыносимо. И я по-прежнему уверен, что мои чувства взаимны. Калеб».
Всё?
Это всё?
Чёрт. Только разреветься перед Тейт не хватало.
Я идиотка.
И я ещё бо́льшая идиотка, потому что вместо того, чтобы радоваться таким трогательным словам, Тейт приходится слышать мой горький смех сквозь слёзы.
– Где он? – спросила я у неё. – В Китае? В Японии? – Я закружилась на месте. – Мне нужно в аэропорт. Нет. Сначала нужно переодеться… Нет… сначала…