Доктор. Вольнодумные речи, Илья Львович.
Лев Львович. Однако, равенство хорошо на словах, но устроить его на практике невозможно. Наш отец первый тому пример. А если все мы пойдем пахать землю и доить коров, то, прости меня, цивилизация со всеми её достижениями полетит к чертям.
Илья Львович. Оставь, Лев! Что тебе цивилизация? И в чем она – в железных дорогах, тюрьмах, газетах, медицине? Так и пускай это всё летит к чертям, я не возражаю.
Доктор (со смехом). Вот и медицина не угодила!
Илья Львович. Простите, доктор, но я вместе с нашим отцом не верю в медицину. Все эти порошки и вещества, бродящие в организме… Мне кажется, это одно из заблуждений нашего времени. Вроде чудотворной Иверской иконы, которая в самом деле может исцелять тех, кто подвержен самовнушению.
Доктор. В таком случае, во что же вы веруете, дорогой мой?
Илья Львович (хмуро, убежденно). В то, что каждый человек свободен умереть когда и как ему вздумается.
Лев Львович (перебивает). А я вот думаю, что равенство и свобода – совершенно неестественное состояние для России… Недавно прочел недурной роман, как где-то, кажется, в Аргентине, чуть не сто лет продолжалась революция. Все жители так измучились, что когда появился, наконец, диктатор, перевешал всех зачинщиков и водворил порядок, так его прямо возвели в боги. Так и у нас явится какой-нибудь новый мессия, наставит на каждом перекрестке виселиц и пулеметов, водворит порядок, и ему ещё, пожалуй, памятник в Кремле воздвигнут.
Софья Андреевна. Доктор, хотите земляничного киселя?
Доктор. Спасибо, голубушка, я бы выпил с удовольствием.
Софья Андреевна. Я сейчас позову Сашу, она вам принесет.
Небольшая пауза.
Доктор. Отчего же? Ей совсем не нужно утруждаться.
Софья Андреевна. А вы напрасно, доктор, не цените Александру. Я сама понимаю, что она уж не очень молода и некрасива, но она добра, умна… У неё и приданое есть – деньгами и землей, хоть она и говорит, что хочет все раздать крестьянам.
Доктор. Бог с вами, голубушка, зачем мне это знать? Пойду наверх, проведаю нашего больного.
Доктор уходит. Илья Львович тоже берет свою шапку.
Лев Львович. К чему эти заигрывания с доктором, мама? В вашем возрасте… Наряжаетесь для него, шоколад покупаете! Пирожные из кондитерской!
Софья Андреевна. Что же мне, замарашкой ходить? Я для себя самой наряжаюсь. А шоколад для Саши, она любит.
Илья Львович. Я чаю пить не буду. Приду к обеду.
Лев Львович. Ты в деревню? Я с тобой, Илья.
Илья Львович и Лев Львович уходят. В гостиной остаются Софья Андреевна и Булгаков.
Софья Андреевна. Как Левушка стал похож на отца! Та же глупость, ревность и упреки. Какие романы, в мои-то годы! Смешно. (Пауза.) Мне сказали, Валентин Федорович, вы все утро рыбу удили?
Булгаков. Нет, ходил пешком на станцию. Сколько у вас тут разных цветов в траве, я и не видал таких.
Софья Андреевна. Раньше Лев Николаевич дарил мне полевые цветы. Идет с прогулки, и всегда наберет букет…
Доктор выходит на верхние ступени лестницы.
Доктор (очень взволнован). Графиня, голубушка, велите срочно послать за Никитиным.
Софья Андреевна. Что, доктор?! Началось?!
Доктор. Крепитесь…
Софья Андреевна (вскрикивает, бежит наверх). Лёвочка, родной мой, единственный… Прости меня прости!
Доктор уходит за ней. Быстро входит Александра Львовна.
Александра Львовна (тихо, Булгакову). Сейчас, немедленно, возьмите на конюшне лошадь и скачите к Черткову… Скажите – началось, он может ещё застать. Вот, возьмите письма… (Достает из кармана письма.) Отдайте ему.
Булгаков уходит. Входит Илья Львович с небольшим чемоданом.
Илья Львович. Матери нет? И хорошо. Попрощайся с ней за меня, Саша, я уезжаю. Мы здесь как пауки в банке – так пускай одним будет меньше.
Александра Львовна. Он умирает, Илья. Ногти, губы посинели – я видела, это невыносимо!
Александра Львовна падает на грудь брату, плачет. Тот утешает ее. Входит Лев Львович.
Александра Львовна (утирая слезы). Если кто управляет делами нашей жизни, то мне хочется упрекнуть его. Это слишком трудно и безжалостно!
Лев Львович (прислушиваясь к звукам наверху). Как всё сразу затихло. Что ж там? Я поднимусь…
Илья Львович. Не надо, Лев. Сами придут и скажут.
Александра Львовна (пауза). Почему мир устроен так, что даже самые близкие люди не умеют понимать и прощать друг друга? Мать любит отца, мы любим их обоих, но почему невозможно выразить эту любовь так же просто и ясно, как мы радуемся хорошему солнечному дню? Господи, если ты есть, прошу тебя, дай покой нашей семье! Сделай так, чтоб все примирились, чтобы отец простил мама, чтоб она была спокойна…
Лев Львович. Этого не будет никогда.
Александра Львовна. У тебя нет сердца.
Лев Львович. Просто я не терплю фальши, которой пронизано все в этом доме. Я честный эгоист и хочу лишь того, что будет приятно и выгодно мне.
Илья Львович. Говорим по-книжному, живем чужим умом…Наш отец умирает, а мы бросаем на воздух красивые фразы. Зачем это, почему?
Лев Львович. Толстовская порода.
Илья Львович (продолжая свою мысль). Может, просто мы не умеем любить? Не всем же это дано.
Лев Львович. Нет никакой любви, все вздор. Есть закон продолжения рода, и больше ничего.
Александра Львовна. Я не могу так, я пойду наверх.
Александра Львовна уходит. Какое-то время сыновья молча ждут известий.
Илья Львович (смотрит на часы). И на поезд я опоздал. Что ж, придется оставаться.
Илья Львович берет чемодан и уходит. Быстро входит Катюша, в руках у нее умывальный кувшин и таз. Лев Львович преграждает ей дорогу.
Лев Львович. Что там?
Катюша. Все то же.
Лев Львович. Александра сказала, ты ей на меня жаловалась. Больше не смей.
Лев Львович берет Катюшу за руку. Прислушивается к звукам, которые доносятся из верхних комнат.
Лев Львович. Слышишь? Что ты чувствуешь, Катюша? Ведь там, может быть, и твой отец умирает.
Катюша. Бог с вами, барин!
Лев Львович. Что ж ты, не знала? Не лги. Зачем тебя наша мать пятилетней девочкой взяла из деревни? Зачем учила грамоте? Она всех лучше знает про отцовские грехи.
Катюша. Пустите меня, Лев Львович…
Лев Львович. Впрочем, я сам не верю. Ты хороша, а в толстовской породе все дурны, особенно женщины.
Лев Львович отпускает Катюшу, она убегает.
Действие второе
Сцена первая. Катюша
Август в разгаре, пахнет свежим сеном, грибами. Катюша перетирает чашки, Булгаков сидит за столом, говорит горячо и пылко.
Булгаков. Понимаешь, Катюша, он великий человек. Да, он ест, пьет, спит как все мы, но он другой! Ему открыты все истины. Когда его слушаешь, становится удивительно, как люди не видят того, что так очевидно ясно? Вот, например, когда он говорит о народе. Ты слушаешь?
Катюша. Слушаю-с.
Булгаков. Нужно признать, да, русский народ вымирает. Пьянство, брошенные дети, нищие старики. И народ так свыкся с этим положением, что сам не видит его ужаса и не жалуется. А потому и мы считаем, что положение это естественно, и таким и должно быть. И знаешь, в чем его мысль? (Катюша звенит чашками.) Да ты не слушаешь!..
Катюша. Простите, Валентин Федорович.
Булгаков. Лев Николаевич открыто говорит, в чем причина наших бедствий. Хлеб, так нужный для пропитания голодных, продается за границу, чтобы сытые люди могли покупать себе дома, английские коляски, бронзу, фарфор и прочее! И это ужасно и никак не может и не должно быть! Ты понимаешь?
Катюша. Понимаю-с.
Булгаков. В ученых обществах, правительственных учреждениях и газетах все толкуют о причинах вымирания народа и средствах его спасения, только никто не хочет говорить о том одном несомненном средстве, которое наверное поднимет народ. А нужно только и всего, что отнять землю у людей, которые неправедно живут ее богатствами. И как только мы откажемся от пользования собственностью…
Катюша (тихо, почти про себя). У кого земля есть, либо дом, либо завод, разве же они откажутся?
Булгаков. Значит, нужно их заставить! Землею не должно владеть тому, кто на ней не работает! Каждый имеет право пользоваться землею. Как ты не понимаешь таких простых вещей?
Катюша. Мы очень хорошо понимаем-с. (Очень тихо.) Мне с вами, Валентин Федорович, поговорить надобно.
Быстро входит Александра Львовна.
Александра Львовна. Валентин Федорович, вы давно приехали? Нам нужно поговорить. Катя, что ты здесь? Поди на кухню.
Катюша приседает, уходит.
Булгаков. Я только что… Вот, привез письма от Черткова. (Достает из кармана письма.) К вам. И для Софьи Андреевны…
Александра Львовна. Я как раз об этом письме. Владимир Григорьевич сейчас прислал мне с мальчиком записку, что его послание к мама, пожалуй, резко. Он так и пишет «пожалуй, резко». Не знаю, зачем нужно подогревать и без того раскаленные отношения?
Булгаков. Но мне он сказал, что письмо примирительное.
Александра Львовна. Валентин Федорович, голубчик, не давайте маме этого письма. Она только стала покойна, и все мы вздохнули свободнее, и отец…
Входит Софья Андреевна.
Софья Андреевна. Александра, тебе, конечно, не семнадцать лет, но все же незамужней девушке нехорошо шептаться по углам с мужчиной. Ты должна бы помнить себя. А вас Валентин Фёдорович искали, вы были нужны..