(Булгакову.) Валентин Федорович, задержитесь на минуту… Простите, я была груба. Сегодня такой глупый день, мужу снова нездоровиться, и пасечник приходил, и эта свадьба… (Пауза.) Все как будто сговорились мучить меня. Вы чаю не хотите?
Булгаков. Благодарю, я после, на кухне выпью.
Софья Андреевна. Зачем же в кухне? Вы не прислуга, вы почти член семьи. Я уже не представляю дом без вас…
Булгаков. Я тоже полюбил ваш дом, Софья Андреевна.
Софья Андреевна. Вообразите, ведь мы поначалу ютились все в одном флигеле, с детьми. Этот каменный позже построили… Один год развелось множество крыс. И однажды крыса залезла в кроватку к маленькому Илюше и стала лизать ему щеку. Я, помню, схватила её за хвост и ударила об пол. (Пауза.) Я всего лишь женщина, Валентин Федорович. Но если в опасности те, кого я люблю, я буду защищаться самоотверженно.
Булгаков (горячо). Софья Андреевна, вы очень ошибаетесь… Владимир Григорьевич полон к вам глубокого уважения…
Софья Андреевна. Откуда вам это известно?
Булгаков. Я не решался, но теперь… Вот, у меня письмо для вас.
Софья Андреевна быстро вскрывает конверт. Быстро читает, перескакивая со строчки на строчку.
Софья Андреевна. «Человек величайшего ума и сердца, который пожертвовал свою жизнь на служение людям… Я горько скорблю… Увидев, какие страдания Лев Николаевич переносит в своей семье… (Изумленно смотрит на Булгакова.) Вместо того, чтобы на склоне лет быть окруженным любовью и преклонением близких, должен присутствовать при этом унизительном… сумасшествии». (Еще один изумленный взгляд.) Что это? Что он пишет?.. «Мы, друзья Льва Николаевича, неоднократно предлагали ему переехать из Ясной поляны в дом любого из нас… но его решение до последнего часа нести свой крест… и свершать величайший подвиг». Да как он посмел!
Булгаков. Письмо, может быть, написано резко, в запальчивости. Но поверьте мне, Владимир Григорьевич ничего так не хочет, как восстановления мира между вами…
Софья Андреевна (закипая злостью, рвет письмо). Значит, по-вашему, я должна примириться с человеком, который описывает всякое мое слово и движение в искаженном виде? С этим ненавистным мне существом, из-за которого мой муж так внезапно и болезненно ко мне охладел?
Булгаков. Вы не понимаете, Софья Андреевна…
Софья Андреевна. Это вы не понимаете! Да как вы посмели дать мне это мерзкое письмо!? Подите прочь, и передайте вашему Черткову, что я разрушу его козни! А если он осмелится сам здесь появиться… Если я его увижу, то убью! А потом сама выпью опиума! Так и передайте – я не шучу, вы слышите, не шучу!..
Булгаков уходит. Привлеченный криками, на террасе появляется Лев Львович.
Софья Андреевна (бросается к нему). Да что же это, Левушка? У него семья из двадцати восьми душ с детьми и внуками… А он хочет бежать к Черткову! Пишет ему письма, жалуется! Просит, чтобы его забрали от нас!
Лев Львович. Мама, а ведь вы этими сценами и впрямь, пожалуй, добьетесь, что он назло оставит всё чужим людям. Вы обещали поговорить с ним, и ничего не сделали!
Софья Андреевна. Да я как же я поговорю, когда он и слушать меня не хочет…
Лев Львович. Тогда уж лучше не вмешивайтесь! Приедут другие братья, мы сами всё решим.
Софья Андреевна (задумчиво). Чего ж ты хочешь? Чтобы я ушла, покинула его? Изволь. Соберусь и уйду. Поеду, наконец, в Италию: я никогда там не была.
Лев Львович. С кем же, интересно знать? Уж не с доктором ли Сергеем Ивановичем? Оставьте эти глупости, мама. У вас внуки, правнуки, не позорьте себя!
Софья Андреевна. Как ты жесток, Левушка! А я ведь беру на душу твой грех… Думаешь, не жалко? Катюша на моих руках выросла.
Лев Львович. Какой еще грех? Вы, маман, лучше штопайте чулки да готовьте варенье. Хватит с нас одного проповедника.
Лев Львович уходит. Софья Андреевна поднимается в верхние комнаты.
Булгаков торопливо идет через зал, со двора по ступеням поднимается Илья Львович в охотничьем костюме с ружьем. Они сталкиваются у лестницы, Илья Львович преграждает дорогу Булгакову.
Илья Львович. Господин студент… Вам, может, небезынтересно узнать, что горничную Катюшу сегодня просватали за кучера.
Булгаков оглядывается. Он взволнован.
Булгаков (негромко, доверительно). Я только что узнал и был поражен этим известием… Не понимаю, как Софья Андреевна могла согласиться. У меня душа разрывается на части.
Илья Львович. Я вам сочувствую, Валентин…
Булгаков(подсказывает). Федорович.
Илья Львович. Валентин Федорович… Но раз вы полюбили девушку, отчего же не загладить дело браком? Катя добра, неглупа, воспитывалась в нашем доме почти как родная. Да и приданое мама дает, тысячу или две. Вы все повторяете, что очень любите русский народ, вот вам и случай это доказать.
Булгаков. Я писал своей матушке… Но она отвергла мою просьбу, и угрожала даже, что проклянет, если я женюсь.
Илья Львович. Полно, вы взрослый человек. Слушать родителей надобно, но в вашем возрасте и свой ум должен быть. Впрочем, вероятно, ваши чувства не так сильны.
Булгаков. О, если б вы заглянули в мое сердце!.. Я люблю Катюшу, я бы жизнь отдал за нее… Но что ж делать, когда судьба столь немилосердна с нами? (Пауза.) Только прошу вас, Илья Львович, если в доме узнают…
Илья Львович (сухо). Дело ваше. Нет, я не скажу.
Илья Львович уходит.
Булгаков виновато улыбается ему вслед, прислушиваясь к шагам и звукам в комнатах наверху.
Неслышно входит Катюша.
Катюша (тихо). Погубили вы меня, Валентин Федорович…
Булгаков. Не надрывайте мне душу, Екатерина Ниловна! Я и без того страдаю…
Катюша (тихо). Что ж мне теперь? Думала, руки на себя наложить, да Бога страшно.
Булгаков. Да я-то что могу сделать? Все против нас!.. Видно, надо смириться!
Булгаков торопливо уходит.
Катюша смотрит ему вслед.
Сцена пятая. Свадьба
Терраса в доме Толстых. Один из последних теплых вечеров ранней осени, когда в воздухе разлито сладкое томление. Софья Андреевна стоит у перил, смотрит в темноту. Булгаков взбегает по лестнице.
Софья Андреевна. Вы не пошли на свадьбу, Валентин Федорович? И я не смогла. (Обмахиваясь платком.) Мне почему-то так душно и тяжело сегодня… Наверное, будет гроза. Воздух очень плотный. А я ходила одна по лесу, вспоминала прошлое. Моя душа всегда с теми, кого я любила в жизни, и кого уже нет со мной. Почему-то вспомнился мне сейчас один случай. На прошлое Рождество ездили к Троице, я исповедалась, простояла молебен и пошла бродить одна по Лавре. Много чувствуешь в русских церквях, в тишине, где идет монашеская жизнь… Цыганка нагнала меня на площади: «Полюбит тебя блондин, да не посмеет сказать; ты дама именитая, положение высокое, а он не твоей линии»…
Булгаков. Ах, Софья Андреевна, я страдаю неимоверно!
Софья Андреевна поворачивается к нему.
Софья Андреевна. Вы тоже страдаете?
Булгаков опускается перед ней на колени.
Булгаков. Софья Андреевна, выслушайте меня… Вы были так добры ко мне! Мать не была со мной так ласкова, как вы! Я знаю, перед людьми и Богом я подлец, но ведь я влюблен, именно влюблен, самой чистой любовью, а потом в каком-то безумном чаду… Нет, это слишком мучительно! Я всегда мог гордиться своей порядочностью, а теперь чувствую, что всё это прямо подло… Но что же делать? Я не виноват, что полюбил.
Софья Андреевна. Вы полюбили?.. Вы плачете? Мальчик мой!
Софья Андреевна обнимает его голову, гладит лицо.
Булгаков (плачет). Мне жилось у вас так легко, так беззаботно, я впервые был счастлив! И я сам, сам разрушил все это… Я предал ваше доверие… Вы никогда не простите меня!
Софья Андреевна. Мальчик мой бедный! Ты мучаешься, что я холодна с тобой из-за Черткова? Ах, я давно уж простила… Как хорошо от твоего признания, словно тяжесть упала с души! Я ведь всё знала, я чувствовала!
Булгаков. Отчего я раньше не признался? Вы помогли бы нам, вы написали б моей матери… Но теперь все кончено, мы с Катюшей разлучены навеки!
Софья Андреевна (поражена). Вы с Катюшей? Так вот в чем дело…
Издалека слышны звуки гармоники, веселые пьяные выкрики – дворовые возвращаются со свадьбы Вари и Адриана. Во двор входят Александра Львовна и Илья Львович.
Александра Львовна. Как тяжело это буйное народное веселье!
Илья Львович. На дворе одна тысяча девятьсот десятый год, крепостное право отменено пятьдесят лет назад, а в умах и на деле – всё то же… Барыня велела, имолодую чистую девушку отдают за пожилого мужика со скверным характером! Жалко её.
Александра Львовна. Почему так, Илья? Почему в нашей русской жизни нельзя ничего изменить?
Илья Львович. Я не знаю. Отец, наверное, знает. Он написал книгу «Воскресение», которую тебе, как девице, читать не положено. Написал хорошо, и выводы самые прекрасные – что люди все равны, что надо жить по совести. А тем временем сентиментальные студенты не переводятся, Катюши гибнут, публичные дома полны… И никто в этом не виноват.
Лев Львович идет следом за Ильей и Александрой.
Лев Львович. Доверенность от отца сделана еще в 1881 году, и предполагает распоряжение авторскими правами на всё, изданное ранее этого года… Все поздние свои работы он тогда еще объявил в общественное достояние. Пусть, но у матери в руках самые доходные вещи – «Война и мир», «Казаки», «Анна Каренина»…
Александра Львовна поднимается по ступеням.