Так жила тайга по сказкам нашим. Худой, совсем худой, закон был в ней. Животных, которые питались травой, становилось все меньше и меньше, и, может быть, их не осталось бы теперь совсем, если бы не случилось то, о чем я сейчас расскажу.
Тут на Диере, за вершиной гольца, есть глубокая яма. Старики говорят, что теперь в ней нет дна, а тогда там было большое озеро, а рядом с ним — пещера. В ней жил в то время большой и страшный Чудо-зверь, другого после такого не было. Он хозяин над рыбами, зверями и птицами. Все подчинялись ему. Это он дал закон тайге — жить без страха.
Чудо-зверь в пещере жил один. Ни звери, ни птицы у него не бывали, да и не было тогда ни троп, ни проходов туда, на Диере всегда лежал туман.
Но настало время, когда хищников стало шибко много, а у других животных силы терпеть совсем не осталось. Собрались они и решили — послать гонцов своих к Чудо-зверю, к Диерскому гольцу, просить защиты.
Долго ходили они туда-сюда вокруг гольца, и никогда бы им не увидеть Чудо-зверя, если бы не сжалилось над ними солнце. Оно разогнало туман, и те поднялись на голец. Не прогнал их Чудо-зверь и терпеливо всех выслушал. Большие звери говорили, что хищники поедают их телят и что они совсем не знают, как бороться с ними. Птицы жаловались на то, что своего потомства они вовсе не видят, что хищники уничтожают их яйца и поедают птенцов. От всех рыб говорила кета. Она говорила о том, что уже некому стало метать икру, что хищники совсем кончают рыбу и что пустеют моря, озера и реки. И много разных других жалоб было передано ему. Молча выслушал их Чудо-зверь, а когда все кончили — сказал:
— Хорошо, я дам вам другую жизнь, зовите всех сюда, к Диерскому гольцу.
Крикливые гуси понесли эту весть далеко на север, в тундру и к большому морю. По горам бегали быстроногие олени и торопили всех идти к Диеру. Неутомимые белки разбрелись далеко-далеко по тайге и всех, кто жил в ней, звали сюда к гольцу. По всем морям и рекам плавала кета и всех рыб посылала к озеру, где жил Чудо-зверь.
Как стрела, повсюду летела новость. Разным говором зашумели леса, воды. Все тронулись, пошли, полетели, поплыли к Диерскому гольцу, где Чудо-зверь должен дать им новую жизнь.
Одни говорили, что хищникам пришел конец, другие уверяли всех, что Чудо-зверь запретит им питаться мясом и заставит есть траву, но были и такие, которые утверждали, что он их переселит за море, в другие земли. Однако точно никто не знал, что хотел сделать Чудо-зверь.
С разных концов, отовсюду к гольцу подходили птицы, приплывала рыба. Шли сюда и хищники. Их было так много, что и сказать даже не могу.
Первыми к озеру прилетели лебеди и как только сели на воду — сейчас же запели. Нет больше таких красивых звуков на земле, только они и пели, только Диерские гольцы и слышали эту песню.
А в то время в своей пещере Чудо-зверь думал, как изменить худой закон тайги. Лебеди своей песней пробудили его от дум, и он появился на самой вершине гольца, когда уже все были в сборе.
Кого там только не было: волк, медведь, олень, марал, козел, песец, и даже бурундук там был, все они толпились вместе под вершиной. На выступах скал, на маленьких полянах сидело много-много птиц: утка, копчик, коршун, дрозд, все сидели тесно, мирно, дружно. В озере и по большим ключам сбились рыбы. Они, как и все, пришли сюда за новым законом. Все собрались к Диерскому гольцу: тут были и малыши, что случайно уцелели от хищников, были взрослые и старики. Среди птиц не было только каряги, она жила на берегу реки и на голец не торопилась.
Как только Чудо-зверь появился на вершине гольца, все притихли, и он сказал:
— Вам, добрые животные, обиженные законом: звери, птицы и рыбы, я дам страх, и вы будете всех бояться; а вы, хищники, получите зло, оно посеет между вами вражду…
Никто тогда понять не мог, что такое страх и боязнь, что такое зло и вражда.
Между большими камнями стали пробираться звери к вершине гольца, где стоял Чудо-зверь. Каждому хотелось первому получить дар, но заяц проскочил раньше всех, и Чудо-зверь дал ему столько страха, сколько хотел дать большим зверям. Заяц шибко перепугался, когда увидел около себя много зверей. Все они показались ему теперь большими и страшными. Он бросился вниз, наскочил на лису и чуть не умер от страха, затем сбил с ног глухаря, затоптал горностая и, не оглядываясь, убежал в тайгу. Все звери понять не могли, что с ним стало.
После зайца к Чудо-зверю подошли остальные звери и птицы. Всем им Чудо-зверь дал страх, а остаток отдал рыбам. Не забыл он и про хищников, он дал им много зла, все, что имел.
Сказать нельзя, что было тогда тут на Диере! Звери испугались друг друга, не знали, что делать. Одни удирали в хребты, другие в тайгу и прятались где попало: в чаще, на деревьях, в россыпях. И никогда с тех пор вместе они уже не собирались. А птицы? Они долго-долго летали, закрывая собою небо. Они боялись сесть на землю, так много было у них страха.
Не убегали долго с гольца хищники, они в большой драке познали то, что дал им Чудо-зверь.
И вот, в то самое время, когда Чудо-зверь смотрел на всех, кому он дал страх и зло, к нему подлетела каряга, но у него нечего было дать ей.
— Ты где была? — спросил Чудо-зверь беззаботную птицу.
— Я на бережку в камешки играла, — ответила каряга.
Шибко сердито посмотрел Чудо-зверь на ленивую птицу и сказал:
— Останешься ты, каряга, совсем без страха…
Повернулся Чудо-зверь и ушел к себе в пещеру. За ним спустился туман и закрыл навсегда к нему проход.
С тех пор и поныне живет каряга без страха и напоминает всем, как в то время жила тайга.
Но там, на озере Диерском, никто не видел кету: ее путь был далеко-далеко вокруг морей, и она не поспела в озеро даже к концу раздачи страха. Чудо-зверь, уйдя в пещеру, закрыл путь к себе, и осталась кета по другую сторону гольца. Она ищет и по сегодняшний день проход в то озеро, где Чудо-зверь должен был дать ей другую жизнь. Она и сейчас не знает о том, что озеро давно-давно пропало под гольцом, что под ним погиб и Чудо-зверь тайги. Каждую осень приходит сюда кета и все ищет проход к Диерскому озеру, но вместо озера находит здесь себе могилу…
На этом сказка оборвалась, и снова задымились трубки эвенков.
— А где та вершина, на которой Чудо-зверь раздавал страх? — спросил я рассказчика.
— Вершину, — ответил старик Афанасий, — ты завтра увидишь, только к себе она никого не пускает, ее крутые скалы скользки и недоступны, там постоянно дует ветер. А где было озеро — туда смотреть страшно, там нет дна и света.
Рано утром, как только блеснул первый луч солнца, я уже стоял на одном из высоких пиков Диерского гольца и любовался поистине изумительной картиной окружающих гор. Только красота этого чарующего хаоса с цирками, высокими пиками и глубокими кратерами помогла эвенкам создать такую замечательную сказку.
Я долго любовался гольцом, и мне казалось, что я даже видел в глубине бездны тот сказочный водоем, где жил Чудо-зверь, только все уже было разрушено временем и утонуло в царящей вокруг тишине. Мне казалось, что я даже видел и те каменные ступени, по которым звери поднимались за новым законом, только они теперь были прикрыты толстым слоем мха.
Как бы оберегая тайгу, голец нахмурился и на моих глазах окружил себя туманом, и только пик, на котором я стоял, был ярко освещен солнцем.
День прошел, а к ночи Диер грозно хлестнул на нас бураном, вероятно за то, что мы познали его тайну.
Легенда совсем рассеяла сон — спать не ложились. Окружив костер, все мы продолжали бодрствовать в эту предпраздничную ночь.
Первое мая
Живописную группу представляла наша экспедиция, расположившаяся вокруг костра. Отблеск огня поочередно освещал всех: то ярким светом зальется фигура Пугачева, сидящего рядом со мною за картой, то вдруг трепетным блеском озарится лицо Кудрявцева; облокотившись, он с любопытством следил, как повар Алексей закутывал в телогрейку ведро со сдобным тестом. Днепровский и Лебедев рылись в своих рюкзаках, доставая разные свертки и узелки. Возле них примостился Самбуев: сидя с поджатыми под себя ногами, он сосредоточенно закручивал цигарку. А когда пламя костра поднималось высоко, я видел в отдалении под кедром Павла Назаровича. Он не любил лагерного шума, всегда устраивался отдельно и у маленького огня жил со своими думами, привычками и неизменным кисетом. Теперь он, разложив домотканые штаны, пришивал к ним заплатки.
— Эх, братцы, и куличи же будут! — нарушил молчание Алексей. — К восьми часам — чтобы печь была сделана и хорошо протоплена, Тимофей Александрович… — обратился он к Курсинову.
— За печью дело не станет, только, боюсь, зря ты это, Алеша, затеваешь, — ответил тот.
— Теперь я стал Алеша, раздобрились, куличей захотели! Ты вот понюхай, а потом говори, зря или нет. — Он, развернув телогрейку, подсунул к Курсинову ведро с пухлым тестом.
Курсинов громко потянул носом и комично пожевал ртом.
— Ничего не скажешь, тесто ароматное, только как ты управишься с ним, ведь оно уже подходит?
— Не бойся, Тимофей Александрович, все будет как надо. В палатке у меня кровать, и пока ты готовишь печь, я поставлю ведро с тестом повыше, возьму книжку и буду читать да помешивать.
Алексей, прищелкнув языком, бережно поднял завернутое ведро и скрылся со своей ношей в палатке.
Ночь весенняя, холодная, да глубокая немая тишь повисли над нами. Все ярче и сильнее разгорался костер. Все выше поднималось пламя, отгоняя мрак наступившей ночи. Люди сели ближе к Лебедеву; только те, которые были заняты починкой одежды, оставались на местах. Не отрывая глаз, следили за Кириллом, а тот, будто не замечая их, продолжал копаться в рюкзаке. Он достал белье, бритву, сумочку с иголками, нитками и шилом и все это отложил в сторону. Затем вытащил сверток, завернутый в расшитый носовой платок. Это привлекло внимание Пугачева, и он, свернув карту, присоединился к группе товарищей.