Том 1 — страница 62 из 131

Ночью из-за гор надвинулась непогода. Товарищи легли спать в палатках, а я решил переночевать у Павла Назаровича под елью. К нам подсел Кудрявцев.

— Сегодня ходил вверх по Кизыру, смотрел проход, — рассказывал он. — Недалеко, с той стороны, впадает большая речка, не Кинзилюк ли, Павел Назарович?

— За Березовой, помнится мне, других речек нет. Видимо, Кинзилюк, — ответил старик.

— Пошел я по этой речке и наткнулся там на звериную тропу, что твоя скотопрогонная дорога, — продолжал Кудрявцев. — Дай, думаю, проверю, куда же она идет. Оказалось, к солонцам. Посмотрели бы, сколько туда зверя ходит, все объели, все вытолкли…

— А что же они там едят? — спросил я его.

— Тухлую грязь.

Это открытие было как нельзя более кстати.

Солонцами обычно называется место в горах или тайге, куда приходят звери полакомиться солью. Они бывают природные и искусственные. К природным солонцам относятся места выхода мягкой породы, содержащей в своем составе соль, которую и ходят есть звери. Искусственные же солонцы устраиваются охотниками за пантами путем насыщения земли соляным раствором. Сибирские промышленники солонцами называют и минеральные источники, охотно посещаемые изюбрами; мочежинники с тухлой водою, куда сохатые и изюбры ходят есть грязь. В хорошую погоду на солонцах можно легко добыть мясо, но мы надеялись, что звери проложили тропы из вершины Кинзилюка к солонцам.

Ночью пошел дождь. Как он нам надоел! Капли бесцветной влаги скатывались на хвою, падали на костер. В такие ночи спится сладко, словно находишься в приятном забытьи, и особенно, когда ночуешь под деревом, куда не проникает дождь, но куда ясно доносятся все разнообразные звуки непогоды.

Мы отложили свое выступление до следующего дня, а чтобы время не пропадало даром, я и Прокопий решили поехать на солонцы.

Когда покидали лагерь, к нам подбежал Алексей.

— И я с вами на солонцы…

— Ку-у-да? — переспросил Прокопий.

Стоило посмотреть на нашего повара, сколько мольбы было в его глазах. А его вид! Он был подпоясан широким патронташем, в руках дробовик и сошки, за поясом поварской нож. Словом — настоящий промышленник. Когда он только успел собраться!

— Ей-богу, не просплю и не закашляю на солонцах. Возьмите! — умолял он.

Пришлось задержаться, пока привели третью лошадь, и уже втроем тронулись к Кинзилюку.

Июньский день подходил к концу. Мы остановились ниже устья реки, и я сразу же пошел осмотреть солонцы.

Это оказался самый обыкновенный серный источник. Вода, просачиваясь сквозь щели гранитной скалы, залегающей недалеко от берега Кинзилюка, у выхода образовала небольшое болотце. Оно было сильно взбито копытами изюбров. Вокруг земля не имела растительности, а низкорослые деревья, окружавшие источник, были объедены, обломаны и засохли. Было видно, что изюбры охотно посещают это место, к нему тянутся со всех сторон старинные тропы.

Мне нужно было сделать скрадок. Зверь очень осторожен при посещении солонцов — там его нередко подкарауливает хищник. При подходе он непременно задержится где-то поблизости на тропе, осмотрится, прислушается и, будто не доверяя зрению и слуху, обнюхает воздух. Малейшее подозрение, и зверь исчезнет так же незаметно, как и подходит к солонцам. Зная эту осторожность, мне нужно было выбрать такое место для скрадка и так замаскироваться, чтобы ни зрением, ни слухом, ни чутьем зверь не мог бы обнаружить моего присутствия.

Метрах в тридцати от болотца лежала колода, ее я огородил ветками, а чтобы мои движения были бесшумны, все под собою выстлал мохом. Но скрадок мой оказался маленьким, двоим не поместиться, а так как от Алексея не избавиться, то я решил посадить его на одной из троп.

Когда вернулся к своим, солнце уже зашло. Нужно было торопиться, и мы с Алексеем, выпив по кружке чаю, покинули стоянку, а Прокопий остался с лошадьми.

Не доходя метров двести до солонцов, я сказал Алексею, показывая на толстое дерево, лежавшее у самой тропы:

— Оставайся здесь караулить. Если спать захочешь, тихонько свисти, я отзовусь, и ты придешь ко мне.

Но не успел я пройти и ста метров, как услышал сдержанный свист. Я задержался и прислушался, еще не веря, что это свистит Алексей. Через несколько минут свист повторился громче, и наконец тишину прорезал человеческий крик.

«Что делать?» — думал я и решил не отвечать. Пусть испытает все прелести ночной охоты, может, раскается.

Алексей еще раз отчаянно прокричал, и все стихло.

Добравшись до скрадка, я привязал Черню и, примостившись поудобнее, замер. Кому приходилось проводить ночи на солонцах, тот знает, сколько тревожных минут приносит ему малейший шорох или внезапный писк пробудившейся птицы. Охотнику все кажется, что идет зверь, что он слышит его шаги и даже видит силуэт. А зверь чаще всего появляется на солонцах совершенно бесшумно и нередко уходит незамеченным. Нужно иметь большой навык, чтобы не уснуть на солонцах и сквозь мрак ночи увидеть темное пятно пришедшего зверя.

Прижавшись к колоде, я затих. С какой поразительной ясностью слух улавливал тончайший звук ночи. Казалось, ничто не ускользнуло от напряженного внимания. Вдруг Черня заволновался. Он поднял морду и стал обнюхивать воздух. Я взглянул на солонцы и поразился — там, неизвестно откуда, появилось темное пятно. Оно шевелилось совершенно бесшумно, подвигаясь влево. «Какая удивительная осторожность», — подумал я. В это время до слуха долетел легкий всплеск — это зверь выходил на середину болотца. Присматриваюсь и не могу заметить рогов. «Наверное, матка», — мелькнуло в голове, но все же приготовил штуцер. Сижу затаившись. Вдруг позади, у самого скрадка, испуганно рявкнул теленок. Это было так неожиданно, что я не помню, как вскочил, а Черня даже взвизгнул. От солонцов послышался тревожный крик самки, затем треск, шум, и все стихло.

Это действительно была самка. Она оставила своего теленка поодаль от источника, а тот случайно набрел на скрадок. Не знаю только, кто из нас больше испугался от этой неожиданной встречи.

Из-за ближайших гор появилась луна. Совсем посветлело. Словно алмазы, заиграла блеском роса. Теперь ясно обозначались болотце и окружавшие его предметы. Вокруг было тихо, и только река не спала да мы с Черней.

Прошло более часа. Не выпуская из поля зрения источник, я продолжал любоваться игрой серебристых лучей. Вдруг от реки долетел всплеск воды. Меня охватило волнение. Насторожился и Черня. Вот из-за скалы появился зверь и за ним второй. Я их вижу ясно. Это были молодые изюбры, самка и самец. Они постояли немного, осмотрелись, затем подошли к болотцу и стали пить. Я не стрелял, решил дождаться крупного пантача.

Любуясь зверями, я и не заметил, как появились тучи. За ними спряталась луна, и сейчас же погасли причудливые огоньки в каплях росы. В надвинувшейся темноте растворилось болотце, исчезли силуэты деревьев и контуры скал. Вдруг слышу, как испуганно рявкнул один из изюбров, и оба зверя разом бросились по лесу.

«Наверное, набросило от нас воздух», — подумал я. Это могло быть, ибо погода изменилась, а следовательно, должно измениться и течение воздуха. Проходит еще с минуту, зашевелился, поднимая морду, Черня. Присматриваюсь и вижу, как на солонцах снова появилось пятно, но уже с рогами. «Вот кто спугнул зверей», — и я, довольный появлением быка, приложил к плечу штуцер. А тут, как на грех, стало еще темнее, и светящаяся мушка на штуцере не могла нащупать пятно на болотце. Какая досада! Без ружья вижу, а как взгляну по планке — все сливается в темноте. Дожидаюсь посветления. Ясно слышу, как зверь шлепает по грязи и сосет воду. Затем замечаю, как пятно стало медленно передвигаться к краю болотца. Прикладываю еще раз штуцер, но напрасно. Наконец тень вышла на тропу и затерялась во мраке ночи.

Вдруг оттуда, где сидел Алексей, раздался оглушительный выстрел, а затем и душераздирающий крик.

«Что могло случиться?» — подумал я.

Через час на востоке появилась бледная полоска пробудившегося утра. Предвещая дождь, черные тучи затянули небо, зашумела, покачивая вершинами, тайга. Пришлось покинуть солонцы и ни с чем идти на стоянку.

Каково же было мое удивление, когда я подошел к месту, где сидел Алексей: там лежал, распластавшись на тропе, убитый пантач. Роскошные восьмиконцовые рога — панты — свисали вместе с головою через колоду, но самого охотника на месте не оказалось. Вдали от зверя я увидел брошенный дробовик, что показалось мне еще более загадочным, чем ночной крик.

Обеспокоенный происшествием, я быстро вспорол зверю живот и выпустил внутренности. Это нужно делать всегда немедленно, как только убьешь зверя, иначе брюшина быстро вспучится и испортится мясо. Затем я отрезал голову с пантами и, загрузившись ею, пошел на стоянку.

Прокопий не спал. Почти у затушенного костра, свернувшись в комок, лежал Алексей. Он весь был в грязи, лицо и руки исцарапаны.

Прокопий, заметив мой недоуменный взгляд, засмеялся.

— Ночью блудил, — сказал он, кивнув головой на спящего, и стал осматривать панты.

— Алексей рассказывал подробности? — спросил я его.

— Нет.

— Ведь это Алексей убил быка.

Прокопий вдруг выпрямился и вопросительно посмотрел на меня.

— Он ничего не знает.

Проснулся виновник и, увидев голову пантача, вскочил.

— Убил? — спросил Алексей, протирая глаза. Затем, будто что-то вспомнив, добавил: — Вечером-то, только вы отошли от меня, какая-то птичка начала свистеть, ну, скажи, пожалуйста, как человек! Свистит и свистит…

— А затем филин прокричал, тоже как человек, слышал? — смеясь, спросил я его.

Алексей посмотрел на меня и безнадежно махнул рукой.

— Видно, не выйдет из меня охотника — врать не умею, — произнес он виновато, и довольный признанием, вдруг заулыбался.

— А ты помнишь, в кого стрелял? — спросил я.

Он с недоверием покосился на голову изюбра и только теперь заметил в моих руках свой дробовик.

— Узнаешь? — допытывался я, показывая на голову.