Почти одновременно с «Новой песнью» Д’Аннунцио публикует сборник новелл «Девственная земля», где пишет о нравах, суевериях, страстях и пейзажах своей родной провинции Абруцци. В этом жанре он будет работать несколько лет и выпустит в свет еще два сборника — «Книга дев» (1884) и «Святой Пантелеймон» (1886). Позже большая часть этих новелл в слегка переработанном виде войдет в сборник «Пескарские новеллы», опубликованный в 1902 году.
Если в поэзии непререкаемым авторитетом для молодого Д’Аннунцио был Кардуччи, то в новеллах он с самого начала ориентируется на крупнейшего итальянского писателя того времени — Джованни Вергу и пишет в русле веризма. О творчестве сицилийского автора в рассказах Д’Аннунцио напоминает и само обращение к сельской тематике, и яркие, рельефно очерченные несколькими крупными мазками характеры, и трагическая безысходность сюжетных коллизий. Иной раз кажется, что отдельные образы и сюжетные ситуации просто перекочевали из сборника Верги «Жизнь полей» в «Девственную землю». Многое в рассказах Д’Аннунцио свидетельствует и о знакомстве автора с французскими натуралистами, причем влияние последних со временем усиливается, и в двух последних сборниках можно без труда уловить мотивы, созвучные новеллам Мопассана и Флобера. Как бы то ни было, Д’Аннунцио-новеллист следует принципам веризма. Он пишет «с натуры», «dal vero», не жалея красок ни на прекрасные описания лунной ночи, ни на отвратительные физиологические подробности, поскольку считает и то и другое неотъемлемыми чертами изображаемой реальности. Он подчеркивает животную природу человека и создает персонажей, которые пребывают во власти инстинктов, действующих помимо их воли, определяющих их поступки, а иной раз толкающих на преступление. От одного сборника к другому натуралистский подход к литературе как к «эксперименту» становится все более осознанным и проработанным.
И все же, даже подражая, Д’Аннунцио остается самим собой, и в новеллах постоянно чувствуется его неповторимое творческое «я». Ярко выраженное лирическое начало постоянно выдает присутствие автора и вступает в противоречие с объективностью беспристрастного натуралиста. Персонажи Д’Аннунцио, эти простые люди, вскормленные той же почвой, что и сам писатель, дышащие тем же воздухом и созерцающие то же море, не несут на себе бремени судьбы и не ощущают неизбывного трагизма бытия, как это свойственно многим персонажам Верги. Их любовь, их жизнь — это часть окружающей природы, их сердца бьются в унисон с природными ритмами, и радостное ощущение полноты жизни, отмеченное нами в стихах Д’Аннунцио, становится определяющим и в новеллах. В этом смысле показателен рассказ «Девственная земля», давший название сборнику. В нем практически нет фабулы: просто влюбленные пастух и пастушка дают волю своей страсти «под палящими лучами июльского солнца». Весь рассказ построен на описании цветов, звуков, запахов, вторящих ощущениям юноши, предвкушающего свидание. Правда, таких безмятежных картин естественного человеческого счастья в первом сборнике немного, а в последующих — и того меньше. Чаще животная страсть влечет за собой преступление и смерть. Но вся образность Д’Аннунцио и в этих случаях строится на сравнениях с природными явлениями и игре эмпирических ощущений. Часто это помогает лишний раз подчеркнуть звериную сущность человеческой натуры. И здесь сказывается еще одна особенность веризма Д’Аннунцио: в отличие от Верги и французов, он практически полностью игнорирует социальные и психологические составляющие поведения человека, сводя его животную сущность к одной лишь похоти. Самый яркий в этом отношении рассказ из первого сборника — «Люди-звери», где героиня отдается свекру «в слепых приступах вожделения», между тем как муж умирает от тифа и по дому ходит маленькая, ничего не понимающая дочка.
В более поздних рассказах тема всепоглощающей страсти получает дальнейшее развитие, обрастает целым рядом характерных нюансов и литературных ассоциаций. Однако не во всех новеллах страсть занимает центральное место. Иногда в сюжете есть лишь воспоминание о былой любви, как в истории о Чинчиннато, удивительно трогательном рассказе о безумном старике, или в новелле «Возвращение Турленданы» (кстати, сюжетно перекликающейся с новеллой Мопассана «Возвращение»). А порой автора занимают совсем другие темы, в частности всякого рода патологии, уродство и болезнь («Ладзаро», «Квашня», «Орсола»), или безудержный фанатизм, сопровождаемый массовой жестокостью и жаждой крови («Святой Пантелеймон», «Герой»), И всегда отличительной чертой новеллистики Д’Аннунцио остаются красочность, эмоциональная насыщенность описаний, импрессионистическая чуткость в воспроизведении природы, вещного мира, быта, нравов и страстей человеческих. Довольно частые заимствования образов и сюжетов носят у него чисто поверхностный характер: его не интересует ни моральная, ни социальная подоплека событий, он никогда не идет вглубь, его сила — в мастерском, удивительно тонком художественном воплощении чувственно воспринимаемой реальности.
К концу 80-х «пескарский» цикл близится к завершению, а вместе с ним заканчивается и ранний, веристский, период творчества Д’Аннунцио. В 1889 году выходит первый из трех романов, объединенных общим заголовком «Романы Розы» (в даннунцианской символике роза означает сладострастие) — «Наслаждение». Автобиографический характер романа бросается в глаза: мысли, чувства, увлечения и поступки героя — все выдает его удивительную близость автору. Андреа Сперелли — утонченный интеллектуал, поэт и художник, купающийся в роскоши и светских развлечениях и, конечно же, покоритель дамских сердец. Он искренне верит в свою исключительность, начисто отметает какие бы то ни было моральные препоны и превыше всего в жизни ставит услаждение собственных чувств. «Он не брезгал никаким притворством, никакой ложью. Большая часть его силы заключалась в лицемерии». Или: «Он утратил всю волю и всю нравственность. Воля, отрекаясь, уступила скипетр инстинктам, эстетическое чувство заменило чувство нравственное». Говоря так о своем герое, автор вроде бы старается отстраниться и судить его со стороны. И все же отстранения не получается: давая развернутые описания предметов и пейзажей, окружающих Андреа Сперелли, передавая тончайшие нюансы его ощущений, рассказывая, как он читает стихи или смотрит на картину, Д’Аннунцио то и дело вольно или невольно упивается его мировосприятием и находит ему оправдание в общем для них поклонении Красоте. «Люди мысли, воспитанные на культе Красоты, всегда, даже при крайней извращенности, сохраняют известную порядочность. Понятие Красоты есть, так сказать, ось внутреннего существа их, к которой тяготеют все их страсти».
Дань Красоте Д’Аннунцио в «Наслаждении» отдает в полной мере. В его описаниях даже самый обычный предмет зачастую преображается и выглядит изысканным и прекрасным благодаря особому освещению или мастерски подмеченной детали. Особенно хороши зарисовки Рима: сады и парки, барочные фасады церквей, роскошные дворцы, журчащие фонтаны, Рим в лучах солнца, Рим в лунном свете, Рим под снегом — все это создает неповторимую эмоционально насыщенную атмосферу, в которой разворачивается действие романа. Не меньшее значение имеют описания природы, однако здесь автор иной раз настолько увлекается стремлением растворить ощущения героя в пейзаже, заставить их вторить друг другу, что теряет чувство меры и впадает в излишнюю риторику.
Андреа Сперелли открывает череду alter-ego Д’Аннунцио, его автопортретов, не столько писанных с натуры, сколько обыгрывающих, дополняющих и развивающих тот миф о себе самом, который писатель выстраивал всю жизнь. Образ рафинированного светского льва дополняется чертами, которыми мечтал обладать автор, но волею судеб оказался обделен: он богат и знатен, он высок ростом, он не только пишет, но и рисует. Но главное не это. Один из заветов, полученных Андреа Сперелли от отца, гласил: «Необходимо созидать свою жизнь, как создается произведение искусства». Как мы помним, тем же принципом руководствовался и сам автор. И получается, что его герои отражают не столько самого Д’Аннунцио, сколько его представление о себе, тот образ, над которым он старательно трудится в данный момент. Возможно, именно этим объясняется постоянно присутствующий в романе диссонанс между откровенным любованием героем, слишком напоминающем самолюбование, и попыткой судить его объективно и отстраненно. Нарцисс эпохи декаданса любуется уже не собственным отражением, а отражением своего автопортрета.
Те же отношения автора и героя будут характерны и для последующих романов Д’Аннунцио. Второй «роман Розы» был опубликован в 1892 году, он называется «Невинный». Его написанию предшествовало знакомство Д’Аннунцио с творчеством Достоевского и Толстого. И снова, как в ранних стихах, как в новеллистике, литературное увлечение повлекло за собой и прямое цитирование, и заимствование образов и ситуаций. Под влиянием Достоевского Д’Аннунцио еще до «Невинного» написал небольшую повесть «Джованни Эпископо», где сделал героем «маленького человека». Однако мотивы «Преступления и наказания» и «Братьев Карамазовых» и даже очевидное сходство темы и композиции повести с «Кроткой» лишь подчеркивают глубинное различие двух писателей. Ни нравственная, ни социальная проблематика Д’Аннунцио по-прежнему не интересует; мастерски воспроизводя почерпнутую у Достоевского форму внутреннего монолога, тонко выстраивая психологический рисунок, итальянский автор заставляет своего героя убедиться в существовании непреодолимой роковой силы, вечно ставящей его в зависимость от своих и чужих животных инстинктов и обрекающей на вечное унижение. Даже убийство, совершенное Джованни Эпископо в состоянии исступления, не может вывести его из порочного круга и влечет за собой отчаяние и смерть.
В романе «Невинный», также написанном под впечатлением русской литературы, Д’Аннунцио предоставляет развивать тему вины и моральной ответственности своему любимому герою, которого на сей раз зовут Туллио Эрмиль. Так же, как Андреа Сперелли, он ставит себя выше общепринятых нравственных норм и живет в свое удовольствие, постоянно изменя