Прошло полдня, как вдруг кто-то из казаков заметил обман. Стали казаки проверять свои шелковистые штуки. И у одного, и у второго, и у пятого, и у десятого по трети аршина в куске не хватает.
— Держи его, нечестивца!
— К ответу злодея!
Схватили купца покупатели. Вытащили из лавки, тут же устроили суд.
Через час дежурный есаул докладывал Разину:
— Дюже обозлился народ. Укоротили купца.
— Как — укоротили? — не понял Разин.
— На треть аршина.
— Как — на треть аршина?!
— Голову с плеч.
— Тьфу ты! — ругнулся Разин. — Ну-ка зови обидчиков.
Явились казаки к атаману.
В страшном гневе кричит на них Разин:
— За треть аршина — жизни купца лишили! Кровью за тряпки брызнули?
— Не гневись, не гневись, атаман, подумай, — отвечают ему казаки. — Да разве в аршинах дело. Воровскую голову с плеч — лишь польза народу. Тут бы и нам, и внукам, и правнукам дело такое попомнить. Не гневись, атаман.
Остыл Разин.
— Ладно, ступайте.
«Нужен, нужен купец народу, — рассуждал про себя Степан Тимофеевич. — Нельзя без торгового люда. Да ведь и беда от него немалая, когда окоемовы такие заводятся. Может, и правду решили люди».
Группа беглых крестьян пробиралась на Волгу к Разину. Шли ночами. Днями отсыпались в лесах и чащобах. Держались подальше от проезжих дорог. Стороной обходили селенья. Шли целый месяц. Старший среди мужиков, рябоватый дядя Митяй поучал:
— Он, атаман Степан Тимофеевич, — грозный. Он нератных людей не любит. Спросит: «Владеете саблей?» — говорите: «Владеем». — «Колете пикой?» — «Колем».
Явились крестьяне к Разину:
— Принимай, отец атаман, в войско свое казацкое.
— Саблей владеете?
— Владеем.
— Пикой колете?
— Колем.
— Да ну? — подивился Разин. Приказал привести коня. — Залезай, — показал на дядю Митяя. — Держи саблю.
Не ожидал дядя Митяй проверки. «Пропал, пропал! Казнит за вранье атаман». Стал он выкручиваться:
— Да мы больше пеше.
— В казаках да и пеше?! А ну-ка залазь!
— Да я с дороги, отец, устал.
— Не бывает усталости ратному человеку.
Смирился дядя Митяй. Подхватили его казаки под руки, кинули верхом на коня. Взялся мужик за саблю.
Гикнули казаки. Помчался по полю конь. Непривычно дяде Митяю в седле. Саблю впервые держит. Взмахнул он саблей, да тут же и выронил.
— Сабля с норовом, с норовом. Не дается саблюка! — гогочут вокруг казаки.
— Зачем ему сабля? Он лаптем по ворогу! — пуще всех хохочет Степан Тимофеевич.
Обидно стало крестьянину. Набрался он храбрости. Подъехал к Разину и говорит:
— Зря, атаман, смеешься. Стань за соху — может, мы тоже потешимся.
Разгорячился от смеха Разин:
— Возьму да и стану!
Притащили ему соху. Запрягли кобылицу. А Разин, как и все казаки, отроду не пахивал поле. Думал — дело простое. Начал — не ладится.
— Куда, куда скривил борозду! — покрикивает дядя Митяй.
— Мелко, мелко пласт забираешь. Ты глубже, глубже давай землицу, — подсказывают мужики.
Нажал атаман посильнее — лопнул сошник.
— Соха с норовом, с норовом. Не дается, упрямая! — засмеялись крестьяне.
— Да зачем казаку соха? Он саблей землицу вспашет! — похихикивает дядя Митяй.
Посмотрел Разин на мужиков. Насупился.
Крестьяне в момент притихли. Дядя Митяй ухватился за бороду: «Эх, осерчает сейчас атаман!»
Однако Степан Тимофеевич вдруг рассмеялся.
— Молодец, борода! — похлопал по плечу дядю Митяя. — Благодарю за науку. Эй! — закричал казакам. — Не забижать хлебопашный народ. Выдать коней, приклад. Равнять с казаками. — Потом задумался и прибавил: — И пахарь и воин что две руки при одном человеке.
Глава втораяВЫШЕ ДЕРЕВЬЕВ ВЗЛЕТЕЛИ КАЧЕЛИ
Простояв месяц в Астрахани, Разин начал поход вверх по Волге: на взятый уже Царицын и дальше — на Саратов, Самару, Симбирск, Казань.
Часть армии на стругах и лодках поплыла Волгой. Растянулись отряды на несколько верст. Двести судов и лодок в отрядах Разина. Другая часть войска двинулась берегом.
До Царицына шли знакомой дорогой, той же, которой шли от Царицына к Астрахани. Разница только в том — раньше спускались по Волге вниз, теперь подымались навстречу течению. Двигались раньше с боями. Теперь по вольной земле ступали.
Через несколько дней показался вдали Царицын.
Приготовили в городе Разину для отдыха целый боярский дом. Дом каменный, крыша железная, ступени из мрамора, дубовая дверь.
— Отец, для тебя, для твоей особы.
Ведут горожане Разина из горницы в горницу:
— Тут вот боярин ел.
— Тут вот боярин пил.
— Это еще не все!
Идет Степан Тимофеевич по барским хоромам, налево, направо глянет.
— Тут вот боярин господу богу поклоны бил, — продолжают объяснять горожане.
— Тут вот порол дворовых.
— Это еще не все!
Сменяет горница горницу. Довольны царицынцы. Каждый про себя рассуждает:
«Ну, будет батюшка Степан Тимофеевич доволен».
«Палаты самим палатам».
«Попомнит отец Царицын!»
Привели они Разина в боярскую опочивальню.
— Царское, батюшка, ложе, — показали ему на кровать.
Кровать необычная. Ножки высокие. Полог со всех сторон. На перине лежит перина. А сверху еще перина. На подушке лежит подушка. А сверху еще подушка. Ляжешь в такую мягкость, как в глубокой реке утонешь.
Поклонились, ушли горожане. Остался Разин один. Глянул на стены — метровые стены. Хоть из пушек по ним пали. Глянул на окна — окна всего с ладонь. Ни неба, ни звезд не видно. Поднял Разин голову кверху. Повис над ним каменный потолок, словно плита могильная. Посмотрел Степан Тимофеевич себе под ноги — пол под ногами каменный. Камень сверху, камень снизу, камень со всех сторон.
Снял Разин пояс, снял сапоги и саблю, сунул пистолеты к себе в изголовье, разделся, лег.
Лежит, утонувши в перинах, Разин. Непривычно лежать, как боярину, казаку. Смотрит на каменный потолок, на оконца в ладонь, на метровые стены. Душно в хоромах Разину. Устал Степан Тимофеевич за день. Сон клонил атамана, в глаза просился. А тут вдруг пропал.
К тому же блохи его одолели. Злее этих боярских блох разве что только голодные волки. Кусали они атамана, забыв о любом почтении.
Прокрутился Степан Тимофеевич целый час. В подушках, в перинах запутался. Исцарапал ногтями тело.
— Да будь ты проклято! — не сдержался Разин.
Встал он с боярской постели. Снова саблю надел и ремень, сапоги натянул казацкие. Пистолеты засунул за пояс.
Прошел Степан Тимофеевич из горницы в горницу и вышел наружу.
Обступила Разина ночная прохлада. Вольный ветер в лицо ударил. Моргнули на небе звезды. Расправил Степан Тимофеевич грудь. Вобрал в себя свежий воздух.
Осмотрелся Разин вокруг. Заметил в углу двора сеновал. К нему и направился. Лег на душистое сено. И тут же богатырски уснул.
Возвращаются горожане к себе домой.
— Ну, будет батюшка Степан Тимофеевич доволен.
— Да куда уж — палаты самим палатам.
— Попомнит отец Царицын!
И правда, запомнил Царицын Разин. На хоромы боярские смотреть с той поры не мог.
Обветшали в Царицыне крепостные стены. Бревна местами подгнили, местами и вовсе выпали. Вал земляной обсыпался.
Решил Разин царицынский кремль чинить.
— Без крепостей нам пока нельзя. Они и для нас защита.
Приказал Степан Тимофеевич, чтобы на работу явились все.
— Всем на стенах работы хватит. Эх, за такие-то стены давно б воеводу пора на виселицу! Чтоб явились все, — повторил атаман. — А ежели кто заупрямится: казак ли, мужик, горожанин — быть за это тому в ответе, сечь нещадно при всех кнутами.
Дружно пошла работа.
Разин и сам подхватил топор. Скинул кафтан Степан Тимофеевич, сплюнул себе на руки. Начал тесать бревно. Размахнулся. Ударил. Крякнул. Опять размахнулся. Крякнул. Играет топор в умелых руках. Лишь щепки летят во все стороны.
Смотрят на Разина разинцы. Поспешают за Разиным разинцы.
Хотя и строг был приказ атамана, но все же нашлись ослушники. Возможно, их было больше, однако попались двое: царицынский житель Кузьма Соловей и свой же казак Остапка.
Был Остапка у Кузьмы на постое. Утром они поднялись. Умылись. Съели по краюхе душистого хлеба. Запили его молоком. Собрались идти на работу. Кузьма вытащил два топора. Себе и Остапке. Остаток хлеба завернули в тряпицу, приготовили взять с собой, так как знали: работа у стен до вечера.
Короче, собрались честно. Оба поднялись рано. Время было еще в запасе. Оно и подвело. Решили Кузьма и Остапка перед работой сразиться в кости. Увлекались в то время такой игрой. Была она очень азартной, хотя и совсем несложной, нечто вроде «орла и решки». Только не монеты были в руках у играющих, а небольшие костяшки. Две стороны их имели различный цвет. На цвет и играли. Бросали поочередно. Чьей стороной выпадали кости, тот и выигрывал.
Бросил кости Кузьма.
Бросил кости Остап.
Бросил кости Кузьма.
Бросил кости Остап.
Так и пошло. То удача идет к одному, то к другому. То не везет Кузьме, то не везет Остапке.
Играли они на одежду: на шапку, рубаху, штаны, сапоги. То проиграет все до штанов Кузьма, сидит, словно в бане, голый. То в натуральной своей красивости сидит на скамье Остапка.
Вошли игроки в азарт. Солнце поднялось давно к зениту. Да где им смотреть на солнце! Кости глазами ловят.
Так и не смогли оторваться они от игры до самого вечера. Сражались бы дольше. Да тут возвращались с работы разинцы. Уличили они ослушников.
Приволокли провинившихся к Разину.
Что им сказать в ответ атаману? Признались во всем сердечно.
Вина у обоих была одинакова. Все ждали, что таким и наказание тоже будет.
Однако Разин сказал:
— Кузьме всыпать двенадцать палок. Остапке — двенадцать дважды!