В 1946 году Гессе получает Нобелевскую премию. До конца своих дней (Гессе скончался 9 августа 1962 года) он живет вместе со своей третьей женой Нинон Долбин-Гессе, урожденной Ауслендер, в деревне Монтаньола, близ Луганского озера, владея обширным домом.
Произведения, вошедшие в настоящее издание, отражают не просто хронологию их появления на свет, но тот духовный синтезирующий поиск, который связан у Гессе с познанием самого себя, с одушевлением всеобщего, представленного у него в многообразии культурно-исторических и религиозно-философских мотивов.
В первый том вошли сказки, легенды, притчи, насыщенные индийско-китайской тематикой и символикой глубинной психологии; «Демиан», повесть о проблемах психологического и философского дуализма; близкие к ней три повести, которые сам Гессе объединил названием «Путь внутрь», включив туда и повесть «Сиддхартха», одухотворившую все четыре произведения индийско-даосистскими идеями. Во второй том вошли повести «Кнульп», «Курортник» и роман «Степной волк», варьирующие проблему соотношения личности и общества. В третий том — повесть «Нарцисс и Гольдмунд», продолжающая тему духовных антиномий, но уже внутри христианского мировоззрения; повесть «Паломничество в Страну Востока», внешне фрагментарная, но внутренне единая; жизнеописание-притча «Индийская судьба» и сборник «Путь сновидений». Наконец, четвертый том представлен единственным романом — главным сочинением писателя — «Игра в бисер». Хронологически настоящее издание охватывает период от 1907 до 1945 — почти всю творческую биографию писателя.
Как было уже отмечено, одним из лейтмотивов прозы Гессе являются сквозные «индийские вкрапления» в нее. Это навязчивое «бегство» писателя в Индию было вызвано усталостью европейского интеллигента, вдохновленного не только идеями О. Шпенглера о «закате Европы», но и «русской идеей», воспринятой Гессе через Достоевского и Ницше и понятой им как путь к азиатскому иррационализму. Россия, «очищающаяся через страдание», таит в себе тем не менее грядущую опасность для разумного европейского порядка, спасение от этого безумства следует искать в далекой восточной прародине с ее чистотой и цельностью, противоположной аналитическому и самоуничтожающему европейскому духу. Ведь «русский» аморализм Ивана Карамазова был в том числе и крайним выражением гамлетовско-фаустианского комплекса.
В «бегстве» на Восток Гессе следует за своими кумирами Гёте и Новалисом: у Гёте — это страна ислама и древних парсов-огнепоклонников, у Новалиса — Египет, у самого же Гессе — весь Восток, но прежде всего — Индия. Ранние впечатления, связанные как с христианским пиэтизмом, так и с индологией, преобразились у него в своеобразный синтез христианства и буддизма: одна религия влилась в другую, создав некое межконфессиональное содружество.
В сборник зарисовок и стихотворений «Из Индии» входил только один рассказ, включенный в настоящее издание, — «Роберт Эгион». Остальные рассказы, обыгрывающие индийские темы и представленные здесь, появились в разное время: «Легенда об индийском царе» — 1907 год, «Невеста» — 1912, «Лесной человек» — 1914 год и, наконец, «Индийская судьба» — 1937 год. Суть этих индийских притч — отказ от иллюзорности посюстороннего мира (майи), постепенное, пассивно-созерцательное продвижение внутрь себя, стяжание мудрости и света путем душевно-духовной концентрации.
В этом смысле весьма показателен рассказ «Роберт Эгион»: прибывший в Индию английский миссионер (действие происходит в XVIII веке) отказывается от своей миссии перед лицом загадочной чистоты Востока.
В «Легенде об индийском царе» показан буддистский отход от брахманизма, одинокий путь к просветленности и свободе. История «Невесты» — это история почти гипнотического возвращения итальянки (т. е. жительницы Европы) к своему «индийскому» жениху. Теме «ухода» посвящен и рассказ «Лесной человек»: герой этой легенды Кубу уходит из «леса» — из мира шаманства и идолопоклонства — в мир «внешний», который означает для него путь к единобожию и к царству Солнечного света.
Занятия психоанализом не увели, а еще больше приблизили Гессе к индийской мифологии, явились своего рода продолжением, духовным преображением ее, тем более что и у самого Юнга символика бессознательного, поиск «самости» через архетипы душевных состояний, своеобразных осознаний бессознательного, были связаны в первую очередь с древнеиндийской мифотворческой символикой.
Непосредственным результатом занятий психоанализом явились «Сказки» 1919 года, а также повесть «Демиан». Сказки (в меньшей степени «Август» и «Поэт») — образные иллюстрации аналитической психологии, настоящие психоаналитические новеллы. Таким образом, поиск духовного синтеза в прародине — Индии — дополняется здесь поиском самого себя и объединяется с синтезирующим духом немецкого романтизма, главным новеллистическим жанром которого и была сказка.
Но прежде всего — о повести, с которой и начался новый Гессе и которая произвела на читателей впечатление не меньшее, по словам Т. Манна, чем «Вертер» Гёте.
Написанная под псевдонимом «Эмиль Синклер» (имя главного героя тоже Эмиль Синклер), повесть «Демиан» сразу вызывает ассоциацию с Ф. Гёльдерлином (Синклером звали друга Гёльдерлина, который заботился о поэте в последние годы его жизни). Основное в повести — ставшая типичной и для дальнейшего творчества Гессе антиномия героев, противоположных друг другу, но отмеченных общей «печатью Каина», т. е. отверженностью и избранничеством. Гессе противопоставляет тоскующего романтика Синклера (самого автора), который в метаниях ищет гармонии и истины, и его друга Макса Демиана, мудрого хранителя мистического тайнознания, достигнутого им через самопознание, нравственное самоусовершенствование. Демиан — это и карамазовско-ницшеанский герой, нашедший своего «светло-темного» бога Абраксаса (бог, поглотивший черта), и преодоление ницшеанства даосизмом, т. е. преодоление грубого, мужского начала женским, духовным. Синклер проходит этот путь через любовь к матери Демиана Еве, которая означает для него возвращение к прасущности, к праматери, или, говоря иначе, — к гётевскому «вечно женственному», к шиллеровскому и романтическому культу одухотворяющей женственности, в данном случае — облагораживающей, воспитывающей, нравственно созидающей.
Переходя к «Сказкам», следует напомнить, что психологические состояния человека (имеются в виду состояния нарушенной психики) Юнг ставил в аналогичную связь с мифологическими и сказочными образами, соотнося индивидуальное бессознательное (бессознательное — как проявление психопатологических состояний) с коллективным бессознательным, сводимым к существованию архетипов, главным из которых является архетип «самости». Познать самого себя — значит обрести свою самость, пройти нравственное усовершенствование, достигнув гармонии через соединение внешнего и внутреннего, через соединение Инь и Ян, преодолев таким образом разорванность между сознательным и бессознательным.
Само название «Сказки» сразу же соединяет нас с мифом. Будучи, однако, сказками литературными, они представляют нам мифологический мир, созданный самим Гессе и связанный с разорванным сознанием их вымышленных героев, с их смятенной психикой, т. е. с потерей ими самих себя. Эта психоаналитическая фантастика предстает у Гессе в символических образах — внешних проявлениях архетипов: странные встречи, происходящие с героями, и являются знаками их самости, к которой должно вернуться, чтобы обрести душевный мир, а значит, — истину и гармонию. В героях сказок борются две ипостаси — тьма и свет, добро и зло, начала звериное и человеческое, физическое и духовное. Это проявляется и во множестве вариаций, цепочек, объединяющих оба полюса, и в виде символов и ассоциаций, заполняющих пространство личности, ее мир. Такие «размноженные» символы и ассоциации составляют содержание не только каждой сказки в отдельности, но образуют совокупность, вариации одной мятущейся души.
Так, например, сказка «Август», не будучи непосредственно «аналитической», чрезвычайно характерна для психологической философии Гессе. Перед героем стоит необходимость мучительного выбора: возможностью быть любимым или любить самому. Связующую символическую роль играет здесь его крестный отец, «сосед» (архетип мудрого старца), вариант сказочного волшебника, наделяющего своего крестника сначала даром быть всеми любимым (как Гофман — крошку Цахеса), а затем — любить самому (весьма умозрительная, искусственная аллегория). Герой более счастлив, любя других, но сознает это, лишь испытав и противоположное состояние. Два полюса соединяются: истина не в том, чтобы мученически любить, терпя унижения, а в преодолении самовлюбленности, в синтезе обоих начал.
В сказке «Странная весть о другой звезде» разрыв между личностью и миром параллелен разрыву между двумя мирами: ужас перед естественным разрушением на первой звезде (ужас перед мировым хаосом) заставляет героя отправиться на другую звезду, где все разрушено неестественным путем — войной. Возвращаясь назад после созерцания еще худшего, он преодолевает хаос как свою оторванность от мира, т. е. преодолевает разорванность в своем сознании, поселяется в деревне и начинает созидательную деятельность (внешний хаос преодолевается через внутреннее осознание его).
Сказка «Череда снов» — цепочка сновиденческих символов — представляет собой прямое толкование сна по фрейдистской системе, постепенное «исполнение желаний», нисхождение к материнскому началу как восстановлению самого себя.
Прямым психоаналитическим символом является сказка «Тяжкий путь»: восхождение в гору, через опасность и отчаяние к совершенству, — это осознание человеком своего «я», скрытого в глубинах бессознательного, путь к гармонии души и Духа.
Все сказки насыщены символикой архетипов: гора — самость, вода — коллективное бессознательное, птица — душа и т. д.
Произведения, вошедшие в сборник 1931 года «Путь внутрь», выбраны самим Гессе и, как он пишет в послесловии к книге, возникли в первые послевоенные годы.