Том 1. Стихотворения и поэмы Эдгара По в переводе Валерия Брюсова — страница 6 из 12

1КОЛИСЕЙ

Лик Рима древнего! Ковчег богатый

Высоких созерцаний, Временам

Завещанных веками слав и силы!

Вот совершилось! — После стольких дней

Скитаний тяжких и палящей жажды —

(Жажды ключей познанья, что в тебе!)

Склоняюсь я, унижен, изменен,

Среди твоих теней, вбирая в душу

Твое величье, славу и печаль.

Безмерность! Древность! Память о былом!

Молчанье! Безутешность! Ночь глухая!

Вас ныне чувствую, — вас, в вашей силе! —

Нет, в Гефсимании царь Иудейский

Столь правым чарам не учил вовек!

У мирных звезд халдей обвороженный

Столь властных чар не вырывал вовек!

Где пал герой, здесь падает колонна!

Где золотой орел блистал в триумфе,

Здесь шабаш ночью правит нетопырь!

Где римских дам позолоченный волос

Качался с ветром, здесь — полынь, волчцы!

Где золотой вздымался трон монарха,

Скользит, как призрак, в мраморный свой дом,

Озарена лучом луны двурогой,

Безмолвно, быстро ящерица скал.

Но нет! те стены, — арки те в плюще, —

Те плиты, — грустно-черные колонны, —

Пустые глыбы, — рухнувшие фризы, —

Карнизов ряд, — развалины, — руины, —

Те камни, — ах, седые! — это ль все,

Все, что от славы, все, что от колосса

Оставили Часы — Судьбе и мне?

«Не все, — вещает Эхо, — нет, не все!

Пророческий и мощный стон исходит

Всегда от нас, от наших глыб, и мудрым

Тот внятен стон, как гимн Мемнона к Солнцу:

Мы властны над сердцами сильных, властны

Самодержавно над душой великих.

Мы не бессильны, — мы, седые камни, —

Не вся иссякла власть, не все величье, —

Не вся волшебность нашей гордой славы, —

Не вся чудесность, бывшая вкруг нас, —

Не вся таинственность, что в нас была, —

Не все воспоминанья, что висят

Над нами, к нам приникнув, как одежда,

Нас облекая в плащ, что выше Славы!»

1835

1ОДНОЙ В РАЮ

В твоем все было взоре,

О чем грустят мечты:

Была ты — остров в море,

Алтарь во храме — ты,

Цветы в лесном просторе,

И все — мои цветы!

Но сон был слишком нежен

И длиться он не мог,

Конец был неизбежен!

Зов будущего строг:

«Вперед!» — но дух, мятежен,

Над сном, что был так нежен,

Ждет — медлит — изнемог.

Увы! — вся жизнь — в тумане,

Не будет больше нег.

«Навек, — навек, — навек!»

(Так волны в океане

Поют, свершая бег).

Орел, убит, не встанет,

Дуб срублен, дровосек!

Все дни мои — как сказки,

И снами ночь живет:

Твои мне блещут глазки,

Твой легкий шаг поет,

В какой эфирной пляске

У итальянских вод.

Ты в даль морей пространных

Плывешь, меня забыв,

Для радостей обманных,

Для грез, чей облик лжив,

От наших стран туманных,

От серебристых ив.

2ГИМН

Зарей, — днем, — в вечера глухие, —

Мой гимн ты слышала, Мария!

В добре и зле, в беде и счастьи,

Целенье мне — твое участье!

Когда часы огнем светали,

И облака не тмили далей,

Чтоб не блуждать как пилигрим,

Я шел к тебе, я шел к твоим.

Вот бури Рока рушат явно

Мое «теперь», мое «недавно»,

Но «завтра», веруют мечты,

Разгонят мрак — твои и ты!

3К МАРИИ

К Ф.

Любимая! меж всех уныний,

Что вкруг меня сбирает Рок

(О, грустный путь, где средь полыни

Вовек не расцветет цветок),

Я все ж душой не одинок:

Мысль о тебе творит в пустыне

Эдем, в котором мир — глубок.

Так! память о тебе — и в горе

Как некий остров меж зыбей,

Волшебный остров в бурном море,

В пучине той, где на просторе

Бушуют волны, все сильней, —

Все ж небо, с благостью во взоре,

На остров льет поток лучей.

4В АЛЬБОМ

Френсис Сарджент Осгуд

Ты хочешь быть любимой? — Верь

Тому пути, которым шла.

Будь только то, что ты теперь,

Не будь ничем, чем не была.

Так мил твой взор, так строен вид,

Так выше всех ты красотой,

Что не хвалить тебя — то стыд,

Любить — лишь долг простой.

1836

1ИЗРАФЕЛИ

…И ангел Израфели, чье сердце — лютня и чей голос — нежней чем голоса всех других созданий Бога

(Коран).

Есть дух небесных келий,

«Чье сердце — лютни стон».

Нигде в мирах не пели

Нежней, чем Израфели;

Все звезды онемели,

Молчали, в сладком хмеле,

Едва запел им он.

Грезя в высоте,

Вся любви полна,

Покраснев, луна

Звуки те

Ловит через темь;

Быстрые Плеяды

(Коих было семь)

С ней полны услады.

И шепчут, в сладком хмеле,

Хор звезд, все духи в мире,

Что сила Израфели —

В его напевной лире;

И он вверяет струнам,

Всегда живым и юным,

Чудесный гимн в эфире.

Но ангел — гость лазури,

Где строй раздумий — строг,

Любовь — предвечный бог;

И взоры светлых Гурий

Полны той красотой,

Что светит нам — звездой.

Да, там, в лазури ясной,

Ты прав, о Израфели,

Презрев напев бесстрастный.

Наш лавр, бард светлокудрый,

Прими, как самый мудрый!

Живи среди веселий!

С экстазами эфира

Твои согласны звуки.

Страсть, радость, скорбь и муки —

Слиты с палящей лирой.

Молчите, духи мира!

Лазурь — твоя! у нас

Тоска, несовершенство;

Здесь розы, — не алмаз;

Тень твоего блаженства

Наш самый яркий час.

Когда б я жил,

Где Израфели,

Он, — где мне Рок судил,

Быть может, струны б не звенели

Его мелодией веселий,

Но смелей бы полетели

Звуки струн моих до области светил.

1837

1К ЗАНТЕ

Ты взял, прекрасный остров, меж цветов

Нежнейшее из всех названий нежных!

Как много будит пламенных часов

В мечтаньях вид холмов твоих прибрежных!

Как много сцен — каких блаженств былых,

Как много грез — надежд похороненных,

И ликов той, что не мелькнет на склонах,

Вовек не промелькнет в лесах твоих.

«Вовек!» о звук магически-печальный,

Все изменяющий! и ты — вовек

Не будешь мил, о, остров погребальный!

Кляну цветы вдоль тихоструйных рек,

Край гиацинтовый! пурпурный Занте!

Isola d'oro, fior di Levante!

2СВАДЕБНАЯ БАЛЛАДА

Обручена кольцом,

Вдыхая ладан синий,

С гирляндой над лицом,

В алмазах, под венцом, —

Не счастлива ль я ныне!

Мой муж в меня влюблен…

Но помню вечер синий,

Когда мне клялся он:

Как похоронный звон

Звучала речь, как стон

Того, кто пал сражен, —

Того, кто счастлив ныне.

Смягчил он горечь слез

Моих, в тот вечер синий;

Меня (не бред ли грез?)

На кладбище отнес,

Где мертвецу, меж роз,

Шепнула я вопрос:

«Не счастлива ль я ныне?»

Я поклялась в ответ

Ему, в тот вечер синий.

Пусть мне надежды нет,

Пусть веры в сердце нет,

Вот — апельсинный цвет:

Не счастлива ль я ныне?

О, будь мне суждено

Длить сон и вечер синий!

Все ужасом полно

Пред тем, что свершено.

О! тот, кто мертв давно,

Не будет счастлив ныне!

1838

1НЕПОКОЙНЫЙ ЗАМОК

В той долине изумрудной,

Где лишь ангелы скользят,

Замок дивный, замок чудный

Вырос — много лет назад!

Дух Царицы Мысли веял

В царстве том.

Серафим вовек не реял

Над прекраснейшим дворцом!

Там, на башне, — пурпур, злато, —

Гордо вились знамена.

(Это было — все — когда-то,

Ах, в былые времена!)

Каждый ветра вздох, чуть внятный

В тихом сне,

Мчался дальше, ароматный,

По украшенной стене.

В той долине идеальной

Путник в окна различал

Духов, в пляске музыкальной

Обходивших круглый зал,

Мысли трон Порфирородной, —

А Она

Пела с лютней благородной

Гимн, лучом озарена.

Лаллом, жемчугом горела

Дверь прекрасного дворца:

Сквозь — все пело, пело, пело

Эхо гимна без конца;

Пело, славя без границы,

Эхо, ты —

Мудрость вещую Царицы,

В звуках дивной красоты.

Но, одеты власяницей,

Беды вторглись во дворец.

(Плачьте! — солнце над Царицей

Не затеплит свой венец!).

И над замком чудным, славным,

В царстве том,

Память лишь о стародавнем,

Слух неясный о былом.

В той долине путник ныне

В красных окнах видит строй

Диких призраков пустыни,

В пляске спутанно-слепой,

А сквозь двери сонм бессвязный,

Суетясь,

Рвется буйный, безобразный,

Хохоча, — но не смеясь!

2ЧЕРВЬ-ПОБЕДИТЕЛЬ

Смотри! огни во мраке блещут

(О, ночь последних лет!).

В театре ангелы трепещут,

Глядя из тьмы на свет,

Следя в слезах за пантомимой

Надежд и вечных бед.

Как стон, звучит оркестр незримый:

То — музыка планет.

Актеров сонм, — подобье Бога, —

Бормочет, говорит,

Туда, сюда летит с тревогой, —

Мир кукольный, спешит.

Безликий некто правит ими,

Меняет сцены вид,

И с кондоровых крыл, незримый,

Проклятие струит.

Нелепый Фарс! — но невозможно

Не помнить мимов тех,

Что гонятся за Тенью, с ложной

Надеждой на успех,

Что, обегая круг напрасный,

Идут назад, под смех!

В нем ужас царствует, в нем властны

Безумие и Грех.

Но что за образ, весь кровавый,

Меж мимами ползет?

За сцену тянутся суставы,

Он движется вперед,

Все дальше, — дальше, — пожирая

Играющих, и вот

Театр рыдает, созерцая

В крови ужасный рот.

Но гаснет, гаснет свет упорный!

Над трепетной толпой

Вниз занавес спадает черный,

Как буря роковой.

И ангелы, бледны и прямы,

Кричат, плащ скинув свой,

Что «Человек» — названье драмы,

Что «Червь» — ее герой!

1840