Теперь Шура хорошо знает штукатурные и лепные работы, может выполнять сложную роспись потолков и стен. Глядя на ее работу, порой трудно сказать, где кончается маляр и начинается художник. О плохих художниках говорят: он маляр. О талантливом маляре комсомолке Шуре Фроликовой хочется сказать: это художник.
Фото автора. 14 сентября 1956 г.
Целинный каравай
Матери вздыхали и подносили к глазам платочки, а ребята плясали и пели возле вагонов.
Так начиналась целина. Потом палатки, костры бессонных ночей, первая борозда, прямая и длинная-длинная…
Мне несколько раз пришлось быть на целине. Много волнующих впечатлений оставил день первой борозды. Обветренные лица трактористов, земля, перемешанная с ковылем, косой полет спугнутых орлов. Но самые яркие воспоминания о целине связаны с первым урожаем.
Все было окрашено только в две краски. Голубое небо и желтая пшеница. Пуды, вагоны, составы хлеба качались под степным ветром.
На ссыпном пункте девушка, проверявшая влажность зерна, казалась смелой альпинисткой, покорившей желтую гору. Не хватало людей, машин, поездов, чтобы взять у земли щедрую плату за первую трудную весну, за ночлеги под звездами, за кровавые мозоли на руках, за все лишения первого целинного года…
В блокнотах записки событий, интересных встреч, фотографии людей, ставших героями.
Я видел этих людей в промасленных фуфайках, с воспаленными глазами и нарядных, с золотыми звездами на груди, когда они шли по просторным кремлевским залам. Очень интересные люди, очень интересные судьбы! Но, перебирая негативы, я намеренно выбрал самого обыкновенного парня. Настолько обыкновенного, что в свое время я не догадался записать его фамилию. И все-таки хорошо помню его. Веселый, с непокрытой головой, закатанными выше локтя рукавами. Звали его Митроша. В шутку к имени прибавляли еще и прозвище «Ключ».
Так и говорили: «Митроша Ключ». За что такое странное прозвище? Может, за то, что он каждую свободную минуту с ключом в руках «ослушивал» свою машину, а может, прозвище имело другой смысл: ключ — родник…
Был самый разгар уборки. Я жил в палатке вместе с целинниками и приехавшими им на помощь студентами из Омска. Работа не утихала и ночью. Шоферы едва-едва успевали увозить хлеб из-под комбайнов. Возле палаток росли пшеничные горы. И вдруг у этих хлебных гор мы остались без хлеба.
Снабжавшая нас пекарня неожиданно стала на ремонт. Сказали, что хлеба не будет неделю. До города триста с лишним километров — разве можно гнать туда машину, если каждый час на учете? Добыли мешок муки, — но что с ней делать? В лагере все молодые и почти все горожане — хлеб ели из магазина и, конечно, не знали, как его пекут. Попробовали делать лепешки. Но они напоминали каучуковую подошву от ботинок. Приуныли ребята — за обедом ведь хлеб всему голова…
* * *
На четвертый день утром, когда собрались завтракать, на столе неожиданно появился большой каравай еще теплого хлеба. Румяная потрескавшаяся корочка и запах!.. Все признались, что никогда не пробовали хлеба вкуснее.
Тут же всем был представлен и пекарь. Это был Митроша. Оказывается, с самого вечера он возился на кухне. Каким-то чудом заквасил тесто, прямо в земле соорудил подобие печки с глиняной «духовкой». За два дня Митроша научил печь хлеб и повариху, и двух других девушек…
До сих пор помню пахнущий дымком хлеб из первого целинного урожая. И портрет Митроши у меня, к счастью, сохранился. Снял я шофера во время полевого обеда. Заметив в руках у меня аппарат, Митроша лукаво прищурился.
— Сделай милость, увековечь!..
Помню я и последний разговор с Митрошей.
— Домой, на Орловщину, не тянет?
— Да скучаю маленько…У меня ведь там… — Митроша выразительно прислонил ладонь к сердцу: — Вот. Пишет — приеду. А раз так, зачем же уезжать отсюда. Простор для жизни такой…
Разглядывая фотографию, я живо вспоминаю веселого парня. Именно вот такие ребята, умеющие обедать на ходу, чинить машину в степи, умеющие хлеб испечь и рану перевязать, стали хозяевами бывшей целины.
Фото автора. 16 сентября 1956 г.
«Доктор» комбайнов
Случалось ли вам видеть бездействующий комбайн среди моря созревших хлебов? Ветер клонит к земле тяжелые колосья. Из них на землю неслышно падают золотые зерна. «Убирай! Убирай!» — кажется, шелестит пшеница. Но машина не двигается с места.
Не спешите винить комбайнера. В степях бывшей целины их работают тысячи. Есть среди них очень опытные, а есть такие, что первый год стали за штурвал. Опытный сразу сам устранит неисправность. Новичок же вытрет промасленным рукавом вспотевший от напряжения лоб и, стыдясь проходящего человека, скажет: «Заело, брат…». В глазах его вы прочтете: «Понимаю, что сейчас ни минуты стоять нельзя. Делаю все, чтобы исправить машину…». Но комбайн не оживает. Как человеку, неожиданно и тяжело заболевшему, машине нужна скорая помощь.
И как больной человек облегченно вздохнет, увидев доктора, так и комбайнер воспрянет духом, заметив в степи крытый кузов машины технической помощи. Пройдет полчаса, а то и меньше, и вот молодой комбайнер уже благодарно улыбается с мостика своему спасителю: комбайн пошел…
На этом фотоснимке вы видите шофера передвижной авторемонтной мастерской комсомольца Алексея Афонькина. Механизаторы целинного совхоза «Цветочный» прозвали его «Лешка — скорая помощь». Это лестное прозвище товарищей комсомолец получил не случайно.
— Степь не город. По телефону помощь не вызовешь, но Алеша словно чувствует, где он нужен, — говорят комбайнеры и трактористы. — Чуть заглохнешь — он уже тут как тут.
Объясняется это очень просто. Алексей очень хорошо изучил каждый агрегат, работающий в степи. Знает, где и что может подвести. И людей тоже изучил. К комбайну Каспера Бельмана можно часто не заглядывать — сам в случае чего справится. А вот к недавним выпускникам училища механизации Виктору Лымарю и Михаилу Пешкову надо постоянно наведываться.
И не только когда машина встанет, а когда и работает. Стать рядом с комбайнером на мостике, пройтись кружок… Опытный Алексей сразу видит, чем «дышит» машина и каков у комбайнера «почерк». Так ведь и предупредить поломку легко и знаешь, какую помощь в случае остановки надо готовить агрегату…
— Алексей сберег нам десятки дорогих часов работы на жатве, — говорят в совхозе «Цветочный».
Это лучшая похвала ремонтнику Алексею Афонькину.
Фото автора. 25 сентября 1956
Вот наша деревня, вот мой дом родной
Село-сад
Идешь по этому селу, и перед каждым человеком хочется снять шапку — красиво живут люди. Дело не в том, что каждый домик здесь как-то особенно опрятен. Главное — зелень. Тополя, вербы, березы, клены толпятся вдоль дороги далеко за околицей, а чем ближе к селу — меж стволов зеленой изгороди начинают проглядывать яблони, груши, вишенник…
Добрая слава идет о садоводах Дмитриевки.
— Сколько в селе садоводов? — спросил я у всеми уважаемого старого колхозного садовода Апанаса Трофимовича Поливанова. Он с минуту подумал, а потом окликнул счетовода:
— Михайло, сколько у нас в колхозе хозяйств? Полторы тысячи? Ну вот, столько и садоводов. Нет у нас ни одного дома без сада.
Потому нередко Дмитриевку так и называют: село-сад.
В хороший год личные сады колхозников приносят по 7-10 тысяч рублей дохода. Полтора миллиона рублей дохода дает колхозный сад, занимающий площадь в 600 гектаров. Богатство не маленькое, и было приятно узнать — у наследников этого богатства, нынешней молодежи села, надежные хозяйские руки.
Только за прошлую весну комсомольцы колхоза посадили вдоль улиц, на площадях и у домов около 20 тысяч деревьев. На пятьдесят гектаров расширяется колхозный сад. В колхозе заложен свой питомник плодовых деревьев. Но самое важное — в селе растут грамотные, культурные садоводы.
С гордостью называет Апанас Трофимович имена молодых садоводов, у которых ему, старику с пятидесятилетним стажем, уже есть чему поучиться. Иван Шаповалов, например, выращивает невиданные для села южные фрукты: абрикосы, виноград. Таких молодых экспериментаторов немало в Дмитриевке.
Иван Ясенков, Нина Тимченко и Зина Славгородская.
«Комсомольский фундамент»
Эти необычные слова я впервые услышал в правлении колхоза. Кончилось вечернее распределение нарядов. К председателю Андрею Дорофеевичу Позднякову с просьбой выделить строительные материалы подошел пожилой колхозник. Председатель сделал на бумажке какую-то пометку и, возвращая ее колхознику, спросил:
— Строишь-то как, Кузьмич, прочно?
— Да уж слава богу, — с улыбкой ответил колхозник, — на «комсомольский фундамент» хату поставил.
— Это что же за фундамент? — спросил я Андрея Дорофеевича, когда мы остались вдвоем.
Вот что он рассказал.
Село Мало-Михайловка почти начисто было сметено войной. В первые годы после войны нечего было и думать о капитальном строительстве. Лепили хаты кто как мог — была бы крыша над головой. Но вот пришла пора перестраивать село. Шутка ли сказать, сколько сразу строительных материалов потребовалось. И так и так прикинули на общем собрании. Не здорово размахнешься: одних кирпичей требовалось миллионы штук. От этой бухгалтерии многие повесили носы. Тогда взял слово комсомолец Иван Ясенков:
— Нечего и думать о хороших домах, если свой кирпичный завод не построим.
На него было зашикали. Что, мол, чепуху мелешь, никто отродясь в селе не делал кирпича, а тут завод… Ничего не выйдет. Однако Иван нашел себе единомышленников и сумел убедить правление. Ему и поручили строить завод. Трудностей сколько было! Никогда не имевший дела со строительством, Иван обзавелся чертежами, расчетами. Много раз возил он свою бригаду «кирпичников» на городской завод смотреть, как делают кирпичи.