Том 2. Фантастические поэмы и сказки — страница 3 из 29

ростом с Какаду.

Знали Жители

           давно:

был der Kinder

           Колдуном.

Ночью Дом

           стоял вверх Дном,

и стоял

           у Входа

                        Гном.

И была

           у Колдуна

дочка малая

           одна —

Kleine Anchen,

           kleine Anchen,

kleine Tochter

           Колдуна.

И скажу я вам — она

в Виртуоза

                   влюблена.

Herr

           Amandus Zappelbaum,

вами

           занята она.

Хочет

          Anchen

                      под венец,

просит Папу

                      наконец:

— Herr

           Коммерции Советник,

уважаемый Отец,

я люблю

             Amandusʼa

                            Zappalbaumʼa.

Если я

             не выйду замуж,

то лишу себя

                      Ума!

Как завоет

           Fon der Kinder:

           — Эти Глупости

           откинь ты,

Ты уже

           помолвлена

с грозным Духом

           молнийным

Choriambofaxʼoм!

Вытри Слезы,

           Плакса! —

И себя он

           хлопнул по Лбу,

взял, открыл

           большую Колбу,

вынул Пробку

           Дым пошел,

синий,

           складчатый,

                              как Шелк“».

— Погоди, товарищ Гофман, не довольно ли стихов нам.

Нет ли здесь у вас «Известий»? Очень хочется прочесть.

Не о том, что вы соврете, а статей и сводок вроде:

«Рабселькор, возврат семссуды, резолюцию, протест…»

Врать постыдно и бестактно. Мы стоим на страже факта,

здесь наш пост и наша вахта (что рабочим до Камен?).

Пыль цветистой лжи рассейте, обоснуйтесь при газете,

где (хотите — поглазейте!) что́ ни слово — документ.

Лишь раздался звук «газету» — дым пошел по кабинету,

зашептали сказотворцы:

— Брик! Брик!

— Бог избавь! —

И во время речи Сени сквозь трубу исчезли тени,

стало ровным сновиденье и растаяла изба.

6

Глава хроматическая, посвященная симфоническому воздуху консерватории и радиопередатчикам (-цам).

Зелено,

                   сыро

                               в тихой долине,

долине Лени,

                    и слабо звенит

                                        в голубом отдаленье

                                                                  звон мандолиний.

В росной траве

                            стоят пианино,

домры и скрипки,

и пролетают

                   мимо и мимо

                                      звоны и скрипы.

Все музы́ка занози́ла.

                                   Сеня пьяный.

Заиграло сонатину

                                   фортепиано.

Это ведь сентиментальность,

                                                 это ж Диккенс!

Я и слушать не останусь,

                                          это ж дикость!

Ах, кончайся, ах, кончайся,

                                              сонатина,

ты семейной скуки Чарльза

                                                 паутина.

Мышь летучая летает

                                    в пелеринке,

где-то мерзнет, холодая,

                                       Пирибингль.

Кринолиновые ангелы

                                     за лампою —

замерзающая Англия

                                          сомнамбула.

Тише, тише, тише, тише, — домовые на педалях, сонатину оборви,

оборви же, расплети же, вот завыли, напевая — Копперфи-и-и

Сон

      сам

              сел

                       в сонм

сов.

         Синь.

До ре ми фа соль ля си.

Кринолиновые ангелы

                                     за лампою,

замерзающая Англия

                                     сомнамбула…

Ты семейной скуки Чарльза

                                               паутина.

Ах, кончайся, ах, кончайся,

                                                 сонатина…

В этот тихий,

                 в этот зыбкий

                                        ход музы́ки

нежной ленью

                      наплывает утомленье.

Сеня спит,

                 и, словно громы урагана,

набегает

               грохот пальцев барабана…

Зашумели долы

           свинцовой вьюгой,

выскользнула флейта

                               тонкой гадюкой.

Пулемет татакает,

                             то здесь, а то там он,

фортепьяно топчется

                                       гиппопотамом.

А медные трубы

                              бросили игры —

                                                 желтые львы

                                                                 и когтистые тигры.

И снова долина, и Сеня в долине,

                                          бредет по долине по колени в глине.

7

Молодым элегантам со складочкой эту неглаженую главу посвящает автор.

Щиплет, щиплет

                           ноги снег

(башмаков

                        у Сени нет!).

Сене слышен

                       тихий смех.

В снеговой белизне

качаются со́ смеху

елочки и сосенки,

сдерживают колики:

— Голенький,

                      голенький!

Как тебе не стыдно?

Все у тебя видно! —

Сеня сдерживает прыть

(Хоть листочками прикрыть!),

             и мечты

                          башку роят,

мыслями выласканы,

          вся Петровка

                              мимо в ряд

пролетает вывесками.

Вот на полках

                          легкий ситец.

Покупайте

                  и носите,

и колосья

               чесучи

жните,

             руки засучив.

Смотрит Сеня,

                          рот разинув,

на сатин

              и парусину.

Издает

           восторга стон,

поглядевши

                      на бостон.

А хозяин — чародей

                          не чета Мосторгу:

никаких очередей

                           и без торгу!

— Отдаю

                 без интереса,

одевай,

               галантерейся,

шалью шелковой

                               шаля,

соболь,

           котик,

                     шиншиля.

Надевай, малыш,

                               корсет,

надевай

             белье жерсе! —

Тащат ловкие

                         гарсоны

две сорочки

                    и кальсоны.

Неглиже,

              дезабилье.

Сеня

        в егерском белье,

на белье —

             четыре майки,

а на майке —

                 две фуфайки.

— Мы сейчас

                        увяжем вас

в файдешипный

                           самовяз!

Денег нечего

                   жалеть, —

сверху

            вязаный жилет,

цепь с брелоками

                          на брюхе,

черный фрак,

                     на шлейках брюки,

туфли лак,

                а сверху боты

изумительной работы. —

Тут хозяин

                лопнул —

                                пафф!

Сеня стукнулся,

                             упав.

Пуфф!.. —

             и магазин растаял,

в небесах

                   платочков стая…

Сеня встал,

                    едва дыша:

невозможно

                   сделать шаг,

к тесноте

                  суконных пут

несомненно

                   десять пуд.

И рукав

                нельзя поднять…

          — Западня! —

Хлоп!

          И стукнулся об камень…

        — Я в капкане! —

Сеня в плач

                     (хгы-хгы).

                                      Сеня в рёв:

— С горя лягу я

                         в темный ров.

И во рву,

               и во рву

волосы

               изорву.

По каменьям

                         кап-кап,

легонький

                     и тощий,

на цыплячьих

                         лапках

загулял

            дождик.

Расцепил

                кнопки

Сениной

                обновки,

тихо

        и без шуму

распустил

                  шубу.

— Сеня,

               не пугайся:

пусть цилиндр

                        взмокнет,

развяжу

            галстук,

отнесу

           смокинг. —

Стало легче

                   Сене

бежать

         по шоссейной.

Сене

       сны стали

сниться

            яснее…

Голубы

             дали,

широки

          сне́ги.

8

Глава игральная, доказывающая преимущества полезных и разумных развлечений.

«КТО НЕ РАБОТАЕТ