рико Арагуэс решил, что гваделупские цветы красивее бразильских и венесуэльских и что Басс-Tepp доступнее, чем Манаос или Боливар. Так как заказчица предоставила ему полную свободу выбора, то он и отправился на Антильские острова.
На Гваделупе он пробыл едва неделю, как Фернандо Воклен стал уговаривать его переехать на Мартиник. При всей своей любви к перемене мест, Арагуэс не без сожаления покинул роскошные леса, окружающие Суфриер.
— А разве господин Праэк тоже стал художником? — спросила Изабелла де Ла Боалль. — Он вместе с вами путешествует в поисках экзотических цветов? И ради Антильских островов он покинул Биарриц?
Она с интересом смотрела на молодого человека, который после первых приветствий сразу умолк. Арагуэс, глядя со стороны то на нее, то на него, вспомнил о прежних проектах брака между Изабеллой Эннебон и Фредом Праэком.
Пока Перико Арагуэс колебался в поисках ответа, за него ответил с улыбкой сам Фред Праэк:
— Мадам, Перико — лучший из моих друзей. Он заметил, что в последний сезон я сильно скучал в нашем чудесном баскском краю, который раньше так сильно очаровывал меня, но после порядком надоел. Отправляясь в путешествие, он предложил мне сопутствовать ему. Я согласился, и вот мы путешествуем теперь вдвоем.
Госпожа де Ла Боалль слушала его очень внимательно.
— Действительно вам надоело на родине? — спросила она. — Это довольно странно в вашем возрасте и при вашем положении в обществе…
Он ответил с оживлением:
— Но, мадам, ведь я же собой ровно ничего не представляю! Вы это превосходно знаете!
Вероятно, после этой реплики последовало бы тягостное молчание, если бы Фернандо Воклен, потрясенный открытием, что его гости давно знакомы друг с другом, не стал громко удивляться малым размерам земной планеты.
— Что касается цветов и лесов, — сказал он в заключение, — то, раз вы все так интересуетесь природой, я покажу вам недалеко отсюда места еще красивее, чем в Гваделупе. Мадам, я обещал вам великолепную охоту и рыбную ловлю. Обязательно это должно быть устроено.
Поль де Ла Боалль, который не хотел окончательно быть отнесенным на задний план — это воспрещалось не столько его тщеславием, сколько соображениями светского приличия, — счел нужным немножко удивиться. Дипломат по профессии и спортсмен по призванию, он кое-что понимал в охоте и не был совершенным невеждой в географии.
— У меня нет никаких возражений ни против цветов, ни против лесов, ни против рыбной ловли… — сказал он. — Но неужели вы всерьез собираетесь дать нам пострелять здесь в какого-нибудь зверя или птицу? Здесь, на Мартинике?
— Зачем обязательно на Мартинике? — гордо возразил Фернандо Воклен. — Неужели вы считаете меня обитателем этого острова?
— Я нахожу этот остров очаровательным, — вежливо и любезно ответил Поль де Ла Боалль.
— Он слишком мал для меня. Я не житель Мартиники. Я житель Антильских островов и окрестных земель — Америки и Европы! Прошу вас извинить, что я принимаю вас на этом крохотном островке, — это случилось только оттого, что вам благоугодно было приехать сюда. Но охота произойдет невдалеке отсюда — по ту сторону пролива. Не пугайтесь — море тут не широко.
— Великолепно! — весело воскликнул Арагуэс. — Итак, мы отправимся куда-нибудь в окрестность Мартиники — Бразилию или Боливию.
— Гораздо ближе! Мы даже не выедем за пределы мартиникских «пригородов». Мои Антильские острова гораздо разнообразнее, чем вы думаете. Мадам, поездка продолжится всего лишь двенадцать или пятнадцать часов на превосходном, комфортабельном корабле. Вас это не пугает? Нет? Ну и чудесно! Я прошу вас только предоставить мне для необходимых приготовлений три дня. А пока что будем развлекаться здесь, как умеем. Ну вот, сейчас мы поужинали и можем отправиться на нашем Бюйке в город, в Савану. Там мы выпьем освежительного вина у Бедиа под манговым деревом, полюбуемся стройными кокосовыми пальмами, а потом, при свете луны, медленно двинемся назад, домой.
Каждый чистокровный креол в душе поэт. Фернандо Воклен был вдвойне поэт, потому что всегда в кого-нибудь был влюблен.
Французы еле заметно улыбнулись лирической сентиментальности хозяина, но предложение его приняли.
Глава двадцать вторая
«Три дня для необходимых приготовлений», — сказал Фернандо Воклен.
Действительно, больше ему и не понадобилось. Этот старый человек, увлекающийся, как юноша, и привыкший приводить в исполнение всякий свой каприз, хорошо знал роль соблазнителя. Женщины любят необыкновенные затеи, и госпожа де Ла Боалль не сочла нужным какой-нибудь шуткой или деликатной остротой остановить его пыл.
Так или иначе на третий день к Фор-де-Франс подошла великолепная английская яхта, которую пришлось вызвать по телеграфу из Кингстона на Ямайке. Фернандо Воклен, имевший друзей повсюду, в поисках подходящего судна хотел сначала воспользоваться крейсером, принадлежавшим какому-то богатому янки во Флориде. Но от Майами до Фор-де-Франса тысяча четыреста миль, тогда как от Кингстона до Фор-де-Франса только девятьсот сорок. Фернандо Воклен, которому не хотелось долго ждать, отдал поэтому своему британскому другу предпочтение перед американским. Английская яхта покрыла в шестьдесят часов все расстояние от Ямайки до Мартиники.
— Нет, дорогой месье Воклен, в самом деле скажите, наконец, куда вы собираетесь нас повезти? — спросил Перико Арагуэс перед тем, как сесть на яхту, ожидавшую их в саванской гавани.
— На Табаго, — это в двух шагах отсюда!
— Табаго?
— Ну, да! Впрочем, действительно, этот островок мало известен. Там, должен признаться, не очень много дичи, но все-таки еще недавно я застрелил на Табаго несколько великолепных попугаев, расцвеченных всеми цветами радуги. Это, так сказать, дамская дичь… Она годится и для художников.
— Ладно, ладно! Извините мою испано-французскую неосведомленность… Где же находится ваш Табаго?
— Да я же сказал вам — в двух шагах. На этой яхте, — он с гордостью указал пальцем на английское судно, — мы выпьем чаю, поужинаем и поспим. А завтра утром на рассвете мы уже будем на Табаго.
После обеда и обычной «сиесты» все общество отправилось в двух «фордах» (у Фернандо Воклена не было недостатка в автомобилях) на пароходную пристань в Савану. В поездке участвовали чета Ла Боалль, Арагуэс и Праэк, старший сын Воклена с молодой девушкой из Луизианы, которую Фернандо наметил ему в невесты, и Фернандо Воклен сам. Участие остальных детей, равно как и жены, он счел излишним: вся поездка была предпринята и так великолепно организована им с единственной целью понравиться своему нынешнему божеству — прелестной, обворожительной и немного загадочной Изабелле.
Британская яхта действительно была великолепна. Для каждой пассажирки и для каждого пассажира имелась отдельная каюта с ванной и резервуаром пресной воды. Гостиные и столовые помещались выше, над спальней. Если раньше госпожа де Ла Боалль, так быстро принявшая любезное приглашение хозяина, несколько опасалась утомления и дорожных неудобств, то вид каюты сразу же успокоил ее. Она тотчас же открыла свой саквояж и несессеры и разложила вещи. Когда она вернулась на палубу, Фор-де-Франс, гавань Саваны и Алмазные горы уже скрылись за горизонтом. Сумерки спустились над морем.
Воздух был чудесный. На ясном небе медленно проплывали маленькие облака. По мере отдаления от Мартиники, на южном горизонте все яснее и яснее вырисовывались очертания Св. Люции. Малые Антильские острова все поразительно похожи один на другой. Поздно вечером яхта причалила к Св. Люции. В этот час привычного коктейля они имели случай проверить правильность известного анекдота о Христофоре Колумбе, докладывавшем испанскому королю свои впечатления после второго путешествия в Вест-Индию.
— На что похож этот островок Св. Люции? — спросил король.
— Ваше величество, — ответил генуэзец, поглаживая ладонью лист своего письменного доклада, — ваше новое владение похоже на этот лист пергамента…
Программа исполнялась в точности, и празднество протекало великолепно. Фернандо Воклен нашел, что обычные коктейли не соответствуют местному колориту и заменил их «малым пуншем» для мужчин и «баварской смесью» для женщин. Пунш состоял из рома, сока сахарного тростника и лимонного сока, а баварская смесь из рома, сока сахарного тростника и молока. Оба напитка были основательно заморожены и опьяняли незаметно.
Ужин был приготовлен на славу: были сервированы морские раки неизвестной в Европе породы с красным перцем и фрикассе из американского тетерева с кайенским перцем. Салат из бабьего ягодника предшествовал ананасам и манго, после которых никакие фрукты на свете уже не могут понравиться. Кофе был с собственной плантации Воклена, а виноградный сок такой, что лучше не достать даже в Дижоне или Коньяке.
Когда гости Воклена вышли после ужина на палубу, уже давно наступила ночь, освещенная яркими созвездиями тропического небосвода. Св. Люция уже скрылась за горизонтом. Св. Виссент тоже уже миновал. Яхта находилась на полпути между Барбадой и Гренадой. Следующий остров, который должен был показаться под утро, был Табаго.
— Мы прибудем туда еще раньше, чем рассчитывали, — сказал Фернандо Воклен своим гостям перед тем, как пожелать им спокойной ночи. — Рано утром мы уже сможем отправиться на охоту. Спите хорошенько, потому что в пять часов уже надо вставать. Я приказал, в честь наших дам, дать сигнал фанфарой.
Он подал пример своим гостям, первым удалившись в свою спальню. На прощанье он церемонно поцеловал пальцы Изабеллы и наградил молодую луизианку, свою будущую невестку, двумя почти отеческими поцелуями в щеки.
Спустя четверть часа палуба и гостиные опустели.
Глава двадцать третья
Вскоре после полуночи Фред Праэк, не привыкший к корабельным койкам, почувствовал, что ему не удастся заснуть и поднялся на палубу, чтобы подышать свежим воздухом. Там он расположился в удобном шезлонге. Вокруг было темно, так как все огни были потушены, кроме двух красных и двух зеленых путевых фонарей по обеим сторонам капитанского мостика и двух белых высоко на мачтах.