Изложение курса новогреческой литературы
В пятнадцатом столетии греки, согбенные под унизительным игом, погрязшие в невежестве и суеверии, изменением языка как бы отчужденные от наследия бессмертных творений предков своих, казалось, утратили печать знаменитого своего происхождения. По прошествии двух веков они начинают пробуждаться от долгого, тяжкого сна; некоторые лучи просвещения проникают в Грецию, изучение языка письменного останавливает возрастающее искажение словесного; народ снова обращается к блестящим своим воспоминаниям: знатнейшие граждане основывают училища и вводят знания европейские, из высших кругов общества образование нисходит в сословия низшие и невидимо готовит поколение героев, теперь с такою честию проливающих кровь свою за свободу отечества.
Г-н Ризо в своем курсе словесности предоставляет нам живую и занимательную картину сего возрождения Греции. Почитая словесность орудием к просвещению, писатель сей искусно разыскивает и излагает с ясностью, с жаром причины, пробудившие его соотечественников. Он показывает, как словесность то действует на умы, то покоряется их действию, и в таком колебании видит историю умственных потребностей народа, видит способ определить его нравственное состояние. Наконец, знакомя нас с писателями, коими Греция гордится, с гражданами, великодушным патриотизмом ускорившими ход просвещения, он доказывает, что восстание Греции, призываемое мольбами и усилиями мудрых и образованных мужей, было неизбежным следствием нравственного усовершенствования народа, а не действием фанатической черни, возмущенной умами беспокойными.
Начиная сочинение свое, г-н Ризо думал посвятить немногие страницы сему предмету, но, увлеченный его прелестью, он дал свободу перу, и то, чему надлежало быть кратким введением, превратилось в самое творение. Никто, однако же, не подумает упрекнуть его в том, что он изменил заглавию книги. Если бы он распространил ее полным исчислением новогреческих писателей, разбором произведений или рассуждениями о их относительном достоинстве, то без сомнения возбудил бы менее любопытства и не мог бы дать вернейшего понятия о литературном состоянии своего отечества.
Г-н профессор Гумберт, издатель творения, здесь рассматриваемого, присоединил к нему весьма любопытное биографическое примечание, объясняющее нам, каким образом г-н Ризо, совершенно без помощи книг и выписок, мог составить сочинение — хотя не полное, однако же предполагающее большую образованность и глубокие познания греческого народа. Г-н Ризо, происходя от одной из фанариотских фамилий, известных по своему просвещению и влиянию на правительство, рано достиг высоких степеней в отечестве своем. Быв два раза главным министром в областях Молдавии и Валахии, драгоманом в переводном отделении министерства иностранных дел в Константинополе, имея возможность с равною удобностию узнавать и греков, и их властителей, г-н Ризо лучшие материалы для сочинения своего находил в воспоминаниях собственной жизни, деятельно проведенной на столь возвышенном поприще. Прибавим еще, что причисляемый к первоклассным писателям своего народа, он с опытностью государственного человека соединяет знания и способности поэта.
Упомянув о фанариотах, мы считаем не излишним изложить в сем первом извлечении красноречивые страницы, посвященные г-ном Ризо изображению истинного состояния сего несчастного класса его соотечественников, к коему он сам принадлежал и коим гордится. В другом извлечении мы будем следовать вместе с автором за происхождением и успехами новогреческой словесности.
До сих пор я говорил о греческих ученых, возвратившихся из Европы около конца прошедшего столетия и изменивших умственное положение народа греческого открытием нового пути для общественного преподавания наук. Я показал некоторые причины сего счастливого преобразования и несколько раз называл имена господарей, драгоманов Порты и греческих князей, более или менее содействовавших исполнению плана столь обширного, каково возрождение Греции. Сии князья греческие известны были под общим названием фанариотов, и я считаю нужным заключить историю второго периода быстрым обозрением сей замечательной части народа.
Некоторые ложные рассказы от времени до времени распространяли в Европе невыгодное о них мнение. Предубежденные путешественники без рассмотрения верили слухам, везде почти распространившимся, и за завистниками повторяли те же клеветы на фанариотов. Между тем сии фанариоты неусыпно пеклись о благе народа; они одни занимались министерскими делами турецкого правления, имели на руках своих все почти дипломатические сношения с христианскими державами и исключительно владычествовали в областях Молдавии и Валахии. Власть их, минутная тень власти, была однако же прибежищем для греков, удрученных непосредственным присутствием своих утеснителей. Кто же сии фанариоты? Какое происхождение их? Какое было их состояние, какие сношения с народом греческим и турецким правлением? Какое влияние имели они на успехи образования и наук? Вопросы важные для предмета, нас занимающего. И я был один из сих греков, некогда называемых фанариотами, но почитаю себя выше предрассудков и могу беспристрастно говорить о людях, с коими связан был столькими отношениями. К тому же восстание произвело счастливое влияние между сынами Греции: различие сословий, состояний и прав уже не существует. И прежде, когда я нуждался в опоре фанариотов и должен был пещися о сохранении их дружбы, я всегда был выше низких расчетов. Теперь, когда почти все сии несчастные положили головы свои под убийственной секирою, когда остались только немногие из них и теперь не щадящие жизни за отечество, я буду говорить истину, и никто не посмеет обвинить меня ни в пристрастии, ни в страхе.
История фанариотов восходит до взятия Константинополя. После падения сего города небольшое число знатных семейств, принужденных в нем остаться, собралось около престола патриаршего и под его сенью. С самых первых годов завоевания патриарх Геннадий получил от Магомета II позволение иметь в средине города храм, посвященный Богоматери, с названием «Неувядаемая роза». Но так как церковь сия со всех сторон окружена была мусульманскими домами, то фанатизм магометанский, воспаленный победами, не мог в такой близости видеть и слышать обрядов ненавистной ему веры. Церковь отняли у патриарха и немедленно превратили в мечеть, которая и теперь еще сохранила древнее название свое на турецком языке — Гиуль Дхамизи, «Мечеть розы». Патриарху дали другую церковь, худо выстроенную, без сводов, находящуюся в части города Фанар, неподалеку от тех ворот Константинополя, которые еще во времена восточных императоров назывались «Врата Фанарские». В сей-то части города патриарх построил себе дом, и здесь члены Синода должны были иметь постоянное жительство для управления светскими и духовными делами церкви и народа. Здесь собрались оставшиеся члены знаменитых фамилий столицы, составив сословие белого духовенства, существующего в одной Восточной церкви. Наконец в сей же части города и почти в ту же эпоху построено училище константинопольское, названное «Патриаршим училищем».
Белое духовенство во времена Восточной империи составляло свиту и двор патриарха, по взятии же Константинополя осталось почти при одних титулах и доведено было до крайней бедности. Но с тех пор, как грек константинопольский Панаиотаки получил должность драгомана оттоманской Порты, как Александр Маврокордатос был преемником его в сем важном достоинстве, прежде них не занимаемом ни одним греком, особенно же с того времени, как сын Александра Николай Маврокордатос сделан был господарем Валахии и правление Молдавии с Валахиею исключительно предоставлено было грекам, происходящим от знатных фамилий Константинополя, с тех самых пор семейства, расположившиеся в Фанаре, постепенно размножались и богатели. Вникая более и более в дела министерства, сии греки составили особенную касту, всенародно признанную турецким правительством. Хотя, подобно прочим своим соотечественникам, фанариоты были рабами, однако же они занимали должности, уважаемые самими турками и их правительством. Имея почти совершенно на своих руках дела внешние, которые турки должны были препоручить им по своему невежеству и неспособности, они вынуждены были приобретать многочисленные сведения, потребные для сей части управления, для той же цели старались они о воспитании детей своих. Основательное изучение греческого, латинского, италианского, французского и главных трех восточных языков, турецкого, арабского и персидского, было предварительным условием и необходимым орудием для успешного прохождения трудного и желанного поприща должностей, до коих констатинопольские греки могли достигнуть. Фанариоты, видевшие в просвещении источник своего повышения, своей силы и своих привилегий, дорожили людьми образованными и всем имуществом своим покровительствовали тем из сограждан своих, в коих находили достоинства и сведения. Ученые греки со всех сторон стекались в Константинополь, где умели ценить и награждать добродетели и дарования. Молодые фанариоты, назначенные для политических занятий, воспитывались под просвещенным надзором родителей, с юных лет проникнуты были высокими чувствованиями и научались говорить языком чистым и отличным от простонародного. Самые женщины фанариотские говорили и писали хорошо и приятно на отечественном языке своем. Когда мы особенно станем рассматривать произведения новогреческой словесности, мы назовем многих константинопольских женщин, коих творения заслуживают внимания. Если бы я хотел унизиться до декламации, обильной одними фразами, я еще много бы мог распространяться об услугах, оказанных фанариотами моему отечеству, и пышно развить истину, уже несколько раз мною повторенную. Но начиная писать о сем предмете, я счел обязанностию поставить себе за правило (и здесь более, нежели где-нибудь) ничего не говорить такого, чего бы я не мог доказать немедленно, и представлять только дела как единственные доказательства достоверности историка.