Он что-то пробубнил в ответ, но я уже шел к двери. Люси посторонилась, давая мне пройти.
— Ты нажимала на педаль газа?
— Да.
— Нашла же она время сломаться. Ничего, у меня она заведется. — Я не сомневался, что Люси где-то напортачила, и злился на нее, потому что она пришла в тот самый момент, когда Тимотео начал успокаиваться.
«Фольксваген» стоял под навесом из пальмовых листьев. Я рывком открыл дверцу и сел за руль в уверенности, что уж у меня-то осечки не будет.
Люси стояла у дверцы.
Убедившись, что переключатель скоростей в нейтральном положении, я повернул ключ зажигания. Что-то заскрежетало, но мотор не завелся. Я повторил то же самое трижды, прежде чем понял, что машина неисправна. Выругавшись про себя, я сердито глянул на запыленное ветровое стекло. Предстояло решить, что для меня важнее: завести машину или учить Тимотео стрелять.
У меня на руках облигация в двадцать пять тысяч долларов. Все равно что двадцать пять тысяч наличными. Облигация должна храниться в сейфе. Вдруг с ней что-то случится? Кто-то украдет ее у меня, или она сгорит вместе с бунгало. Можно представить, какой скандал закатит Саванто, если окажется, что она пропала.
Я вышел из машины, обошел ее сзади, открыл капот. Если мотор не заводится, первым делом надо проверить распределитель зажигания и почистить свечи. Одного взгляда мне хватило, чтобы понять причину отказа: на распределителе зажигания не хватало крышки.
Это охладило меня. Я уже не сердился на Люси. Наоборот, меня вновь охватило чувство, будто рядом затаился враг.
— Неудивительно, что ты не смогла завести машину. Кто-то снял крышку распределителя зажигания. Облигация у тебя с собой?
Глаза Люси широко раскрылись, она полезла в сумочку, вытащила конверт с облигацией.
— Я и не рассчитывал, что все будет просто, дорогая. Надо попотеть, чтобы заработать большие деньги. Теперь слушай. Я рассказал тебе не все из того, что говорил мне Саванто. Он предложил мне отправить тебя к каким-нибудь родственникам, пока я буду учить Тимотео. Я могу вызвать такси и отвезти тебя в отель. Деньги у нас есть, и пожить там тебе придется лишь девять дней. Как ты на это смотришь?
— Я не поеду! — выглядела она испуганной, но ответила решительно.
— Отлично. — Я сунул конверт в карман, затем шагнул к Люси и обнял ее. — Я не хочу, чтобы ты уезжала. Займи Тимотео, пока я поговорю с Раймондо. Готов поспорить, это он снял крышку.
— Будь осторожен, Джей. Меня пугает этот человек.
— Я его не боюсь. — Я поцеловал Люси и направился к пальмам. Ходить по песку, да еще в жару, удовольствие небольшое. Я весь вспотел, пока добрался до грузовичка.
Раймондо и Ник ставили палатку. Место они выбрали лучше некуда: тень, пляж, море. Работал, конечно, Ник, его гавайская рубашка почернела от пота. Раймондо пел. Голос у него был хороший. С таким голосом он мог бы выступать на эстраде.
Он замолчал, увидев меня, что-то сказал Нику. Тот поднял голову, посмотрел в мою сторону, а затем вновь ударил молотком по колышку.
Раймондо зашагал мне навстречу легкой походкой, уверенный в себе.
Я остановился в шести футах от него. Остановился и он.
— Ты снял крышку распределителя зажигания с моей машины? — резко спросил я.
— Совершенно верно, мистер Бенсон. Она у меня… таков приказ.
— Мне она нужна.
— Да, конечно. — Он улыбнулся во весь рот. — У меня приказ мистера Саванто: никто не приезжает сюда, никто не уезжает отсюда, так он понимает секретность. Вы можете позвонить мистеру Саванто, если не верите мне. — Он склонил голову набок. — Вы выполняете свою работу, я — свою. Мотор грузовика тоже не заводится.
Я быстро все просчитал. Саванто мог отдать такой приказ. У нас не было повода ехать в город, кроме как для того, чтобы положить облигацию в банк. Если Саванто придавал столь серьезное значение секретности, он, конечно, мог принять меры, чтобы воспрепятствовать нашему с Люси отъезду, но, с другой стороны, не захотел ли Раймондо поквитаться со мной таким способом за то, что я наорал на него?
— Я поговорю с твоим боссом. Если это твои выдумки, я вернусь, и тогда пеняй на себя.
— Поговорите, — уверенность прямо-таки распирала его. — Поговорите с вашим боссом, он вам все скажет. — Раймондо подчеркнул слово «вашим». Я это заметил.
Я не спеша вернулся к бунгало. На открытом солнце особо не побегаешь, да и, кроме того, мне было о чем подумать. Если Раймондо сказал правду, у меня появились лишние хлопоты. Двадцать пять тысяч не принадлежащих мне долларов.
Войдя в бунгало, я прямиком направился к телефону. Никаких гудков. Мертвая тишина. Я сел в мое любимое кресло и закурил. Машины нет… телефона нет… до города пятнадцать миль. Как говорится, полная изоляция.
Меня это не тревожило. Мне не раз приходилось попадать в аналогичные ситуации. Я встал и прошел на кухню, чтобы посмотреть, что у нас имеется из еды. Скоро выяснилось, что от голода мы не умрем. Привезенные продукты трое взрослых с трудом съели бы за два месяца. Хватало и выпивки: шесть бутылок шампанского, множество банок пива, виски, джин, томатный сок.
Мы вполне могли обойтись без магазинов. Но что делать с облигацией мистера Саванто?
Решение я нашел не сразу, пришлось поломать голову. Я понимал, что трачу драгоценное время, но не мог вернуться к Тимотео, не спрятав облигацию в надежное место.
В буфете я взял небольшую жестяную коробку из-под печенья, положил в нее конверт с облигацией, закрыл крышку и заклеил ее липкой лентой.
Я вышел из бунгало через черный ход и оказался в тени росших рядком пальм. Огляделся, как оглядывался во Вьетнаме, прежде чем лечь в засаду. Убедившись, что я один и никто за мной не наблюдает, я вырыл под третьим по счету деревом глубокую яму, сунул туда жестянку и завалил песком. Еще несколько минут ушло на то, чтобы заровнять мои следы у дерева.
Затем я отряхнул песок с рук и взглянул на часы. Тимотео в тире почти три с половиной часа и еще ни разу не выстрелил!
Я поспешил к своему ученику. «Если я хочу его чему-нибудь научить, — говорил я себе, — мне надо перестать отвлекаться на другие дела». А прежде чем мы начнем стрелять, его надо хоть немного успокоить.
Я подошел к пристройке. Песок заглушал мои шаги. До меня донесся голос Люси — очень веселый. Я остановился у стены и прислушался.
— Я была такой же, как вы, пока не встретила Джея, — щебетала Люси. — Вы, возможно, не поверите, но это чистая правда. Я и теперь всего боюсь, но не так, как прежде. До Джея я была такая задерганная, что вздрагивала, увидев свое отражение в зеркале. Виноват, наверное, отец… — Она помолчала. — Говорят, что многие дети, у которых что-то не так, во всем винят родителей. Как по-вашему?
Я смахнул со лба пот и придвинулся ближе к стене. Мне хотелось услышать ответ.
— Это обычная отговорка. — Я едва узнал голос Тимотео — веселый, спокойный. — Мы все ищем какие-то оправдания нашим действиям. Возможно, виноваты наши родители, но, может, и мы не без греха. Очень удобно сказать, что все было бы иначе, если бы не родители. Есть, конечно, особые случаи, но думаю, что чаще всего помочь себе можем только мы сами.
— Вам повезло, если вы так думаете. А я уверена, что во многом виноват мой отец.
— В чем?
— В том, что я такая дерганая. Видите ли, он хотел мальчика. И убедил себя, что иное просто невозможно. Когда родилась я, он не пожелал признать, что я — девочка и останусь ею. Отец всегда заставлял меня носить брюки. Он хотел, чтобы я делала то, что делают мальчики. Наконец, он понял, что это бесполезно, и забыл про меня… игнорировал полностью. А я так хотела, чтобы он хоть немного любил меня! Любовь для меня очень важна. — Вновь пауза. — Вы думаете, я не права?
— Я не знаю, — голос Тимотео стал бесстрастным. — Меня воспитывали иначе. Разве ваша мать не любила вас?
— Она умерла при родах. А ваша мать?
— В Братстве женщины не в счет. Я даже редко видел ее.
— В Братстве? А что это такое?
— Образ жизни… не стоит говорить об этом. — Опять долгое молчание. — Вот вы сказали, что всего боитесь. Почему? По вам этого не видно.
— Сейчас, конечно, меньше, чем раньше. Я не чувствую уверенности в себе. Мне кажется, что я хуже других. Я почти падаю в обморок, когда гремит гром. С Джеем мне стало легче. Он добрый, отзывчивый, хотя иногда кричит и хмурится. Он… в общем, вы все увидите сами. Даже не знаю, почему я говорю об этом. — Она рассмеялась. — Вы были таким подавленным и взволнованным, вот я и решила вас отвлечь.
— Я вам очень благодарен, миссис Бенсон.
— Пожалуйста, зовите меня Люси. В конце концов, вы будете жить у нас несколько дней, и я хочу, чтобы мы стали друзьями. — Помолчав, она добавила: — Это ваше ружье?
— Да.
— Можно я попробую выстрелить из него? У Джея и в мыслях нет научить меня стрелять. Сам-то он стреляет превосходно. Иногда мне даже не верится, что можно так метко стрелять. Вы покажете мне, как стрелять из ружья, Тим?
— Боюсь, мистеру Бенсону это не понравится.
— Он не станет возражать. Кроме того, он чинит машину. Пожалуйста, покажите мне.
Должно быть, она взяла ружье, потому что Тимотео вскрикнул:
— Осторожно! Оно заряжено!
— Покажите мне, — настаивала Люси.
— Я мало что в этом понимаю. Мне кажется, не стоит. Давайте лучше подождем мистера Бенсона.
— Вы должны разбираться в этом лучше меня. Я не собираюсь ждать. Я хочу стрелять. Что мне нужно делать?
— Положите ружье на скамью.
— Не хочу!
Люси никогда не стреляла. Она могла убить его. Он мог убить ее. Я было рванулся к двери, но сдержался. У нее получалось лучше, чем у меня. Риск мог оправдаться.
— Подождите! — услышал я. — Ружье надо держать крепко. Сильнее прижимайте его к плечу, иначе при выстреле оно вас ударит. И все-таки давайте подождем.
— Вот так?
— Еще сильнее. Люси, пожалуйста… не надо.
Грохот выстрела. Вскрик Люси.
— Больно!
— Вы попали в мишень! — возбужденный возглас Тимотео. — Посмотрите!