Когда бы не изматывали дети,
Что в звездных играх
Юной зачала.
Ей на курорт бы,
На веселый праздник,
А там опять
Крутиться и рожать,
Ей отдохнуть бы
В лучшей из галактик,
В хорошей атмосфере
Подышать.
Так думал я о ней,
А с нею спитый,
Уже зарозовел
Небесный плес.
Ей и на час
Нельзя сойти с орбиты,
Ей суждено
Работать на износ!
ПОЛЕ
Какое поле
Зреет в славе!..
Куда глазами
Ни раскинь,
Кипит, как золото
В расплаве
Перед заливкой
В колоски.
О поле, поле,
Ношей бренной
Под солнцем
Наливайся впрок,
И пусть, как шлаковую пену,
Пыльцу сбивает ветерок.
Плати нам, поле,
Полной мерой
За труд, что многих тяжелей.
Спасибо селекционерам
И сеятелям
Наших дней,
И пращуру
За умный прищур.
Да будет славен на века,
Поднявший взгляд
От корневища
До чахленького колоска.
Тот взгляд — полет
От века к веку,
Тот взгляд — бессмертья
Добрый знак.
Спасибо первочеловеку,
Заметившему
Первый злак.
ЕЩЕ О КОНОПЛЕ
Грубо
Прогнанная с нивы,
Хмуро глядя на поля,
По оврагам средь крапивы
Задичала конопля.
Топчут,
Давят,
Не заботятся
От великого ума.
Сама сеется, молотится,
Сберегается сама.
Нам укорствует
В заботе,
Дикий стебель наклоня:
«Вы еще ко мне придете
Культивировать меня».
«Жизнь все громче…»
Жизнь все громче,
Все необычайней.
Мне пожить бы,
Как живут сельчане.
Я давно мечтал
В такой поре
Справить дом
На солнечной горе.
А еще,
Мечтаний не мельча,
Пригорюнить баньку
У ручья.
От стихов
И городских истерик
Выйти с удочкой
На тихий берег.
И, отвагой
Творческой горя,
Выловить
Простого пескаря.
«Мне куда-то надо скрыться…»
Мне куда-то надо скрыться,
Мне куда-то надо спрятаться,
Чтобы словом не раскрыться
До того, как слово скажется.
Мне куда-то надо деться
От пророчества вороньего,
Чтобы новой песне спеться
Без припева постороннего.
Но зато, чтоб сталось это,
Сталось так, как должно статься,
С гордым именем поэта…
Надо чаще расставаться.
КУЗЬМИХА
В моей деревне,
Прозябавшей тихо,
Жила-была
Столетняя Кузьмиха.
На диво
Бородатым мужикам
Она весь день
Помалу, помаленьку
То родники почистит,
То ступеньки
На спусках
К приозерным родникам.
Те родники,
Что родила гора,
Бежали к озеру,
Уже разумны,
Звенели,
Как натянутые струны
Под призрачной рукою
Гусляра.
Кузьмихи жизнь
Была уже темна,
Но на горе,
Прислушиваясь к пенью,
Вдруг обретала
Слух она и зренье,
Когда смолкала
Хоть одна струна.
С присловицей туманной:
«Что, ин да?»
Она спускалась с заступом,
Как другом,
Мудрила что-то над струной.
И та
Через минуту
Набухала звуком.
Тогда она шептала:
«Мол, ин да!»
И уносила
Сухонькое тело,
А в руслах
Родниковая вода,
Подобно гуслям,
Пела, пела, пела!
Есть тайна жизни
В каждом роднике,
Он может умереть,
Лишенный бега.
Полвека мне,
И вот через полвека
Кузьмихин заступ
У меня в руке.
В тени
Берегового закутка
Два голоса,
Две ноты трепетаний:
Один глубокий —
Из земной гортани,
Другой звончее —
С моего лотка.
«Звенит… Звенит… Звенит…»
Звенит…
Звенит…
Звенит…
Игрун сереброводый,
Родник меня роднит
С родимою природой.
Он ведал и врага,
Он знает и увечье.
Лидо у родника
Почти что человечье.
Глаза у родника,
Светло, порою тупо
Из веток ивняка
Глядят, как из-под чуба.
Бывает, черным днем
В болотистом сопенье
Он дремлет бобылем,
Живущим в запустенье.
Он гибнет на миру,
Не зная состраданья.
Вот я его беру
На перевоспитанье.
Вновь делаю певцом,
Почти Козловским сразу.
Он просветлел лицом,
Прозрел десятиглазо.
Глядит из ивнячка —
И сколько дум заветных
В тех камешках-зрачках
Причудно многоцветных.
Как мило,
Как легко,
Как радостно с нехмурым
Общаться родником,
Как творческой натурой.
Хоть труд и небольшой,
Но, лик его очистив,
Добрался я душой
До самых главных истин.
Звени!..
Звени!..
Звени!..
У РОДНИКА
Мой родничок,
Конечно, ты не Дон
И Волгу не зовешь
Себе в подруги,
Но, если б ты журчал
На крымском юге,
Тебя, мой друг,
Одели бы в бетон.
Перед тобой,
Сбегающим игристо,
Толпились бы
Всесветные туристы.
Всезнайка гид
Легенду б рассказал,
Как хан Гирей
В охотничьем веселье
На скакуне
Погнался за газелью
И увидал тебя
Средь мрачных скал.
А там пастушка
Вышла б непременно,
Что стала у него
Звездой гарема…
А впрочем, что я?..
Нам впадать ли в стыд,
Когда на травке,
Леностно примятой,
Здесь наяву
Телятница сидит.
Газелей, правда, нет,
Но есть телята.
Как ей сказать,
Душой не погреша,
Как ей сказать
Без живописной фальши,
Что ты, мой родничок, —
Моя душа,
Что лучше бы
Поить бычков подальше…
Бычки
Ни капли
Из него не выпили,
Ни капельки не выпив,
Ископытили,
Втоптали в грязь
Бесхитростный лоток,
Что я принес тебе
Взамен бетона…
Ну что ж, поправлю,
Что-то сдвину, строну —
И закурлычет вновь
Твой вечный сток.
Но все-таки боюсь,
Всегда боюсь,
Когда я с ним
Надолго расстаюсь,
Боюсь, что без меня
И хан Гирея
Мой родничок
Однажды захиреет.
«Я гляжу на родные места…»
Я гляжу
На родные места:
Лейся, лейся
В меня, красота!
Лейся, лейся,
Заполни утраты,
От которых
Душой изнемог.
Но и свет,
И цветов ароматы
Все уходит в меня
Как в песок.
А душа
Между тем
Все пуста.
Лейся, лейся
В меня, красота!..
ДРУЗЬЯ
Нет, друзья мои,
Вас я еще не забыл
И столичную жизнь
Иногда вспоминаю.
Деревенский я весь,
Даже больше, чем был
До того, как увидел трамваи…
Не скажу,
Чтоб завидным
Казалось житье,
Но зато и корова
Здесь голос имеет.
Как тягуче-пахуче
Глухое мычанье ее,
На меня оно
Вечностью веет.
Здесь
Царят мотоциклы,
Дороги как трек,
Но, увижу в оглоблях
Добрягу-конюгу,
Как я рад,
Что не предал еще человек
Своего вековечного друга.
Трактор — сила!..
Что надо,
Как надо везет,
А не грех и подумать
В машины влюбленным:
Там, где трактор стоял,
Ничего не растет,
Там, где лошадь —
Растут шампиньоны.
Время сено косить,
А дожди — как из рек.
Говорят, что в совхозе
Тряхнули мошною:
Составляется смета
На Ноев ковчег,
Ищут старца
На должности Ноя.
Не идет, когда просят,
Дождь идет, когда косят.
Не идет, когда ждут,
А идет, когда жнут.
Наших встреч,
Нашей дружбы
Разорвана нить.
Не пытайтесь,
Заботы моей
Не поймете.
Ну а если еще
По газетам судить,
Вы, наверно, уже
В коммунизме живете.
У поэтов, как слышу,
Высокий престиж.
Узнаю из газет,
Что, на радость культуре,
Кто-то вылетел срочно
В Брюссель и Париж,
Кто-то рифму нашел
В Сингапуре.