Контроль народный.
Вместо едкой,
Смертной той,
Образец
Водопроводной
Заменяется водой.
А потом
За эту воду,
Если подлость
С рук сойдет,
Будет премия заводу,
И ему перепадет.
Есть такой
Начальник швальный,
Начиная с озерца,
За червонец
Премиальный
Мать отравит и отца.
Ну а штрафы?
Штрафы эти
Лишь один самообман.
Все равно
В прямом ответе
Государственный карман.
ЧЕРНАЯ ПЯТНИЦА
По пятницам,
По пятницам
Превыше хвойных куп
Клубится и багрянится
Зеленый дым из труб.
По пятницам,
По пятницам
Над гиблой зыбью мглы
Родное небо пятится
От матери-земли.
Бей, сердце,
В сатирический,
Трагический набат:
Ужо тебе, химический
Полезный комбинат!
«Кто-то здесь топориком постукивал…»
Кто-то здесь
Топориком постукивал,
Дерева рубил.
Кто-то здесь
Веселых птиц распугивал,
Красоту губил.
Упадет ли
Ствол ли,
Ветви ли,
Сердцем вздрогну я.
Боже мой, когда в свидетели
Позовешь меня?
ГРОЗА
Остерегись,
Когда гроза!..
Огни и громы
Так неистовы,
Когда небесная коса
Наскочит
На земные выступы.
Когда деревья
Буря гнет,
Укройся лучше
Под осокою.
Гроза всегда
На выбор бьет
По самому высокому!
«Над родною стороной…»
Над родною стороной
Все обильней,
Все обильней
Непроглядною стеной
Льют тропические ливни.
Грязь такая,
Что, пыхтя,
Не пройдешь к родне по ней,
Грязевой вулкан — дитя
Перед Марьевкой моей.
Издавая львиный рык,
По разливу,
Верный долгу,
Трактор тащит грузовик,
Грузовик волочит «Волгу».
Сам завяз —
И боль острей:
Нашей Марьевке и многим
В коммунизм идти быстрей
Не дают пока…
Дороги!
«Я не Волга, я не Вятка…»
Я не Волга,
Я не Вятка,
Но как Волга велика,
Я остячка, азиатка,
Плосколицая река.
Надо мной
Гуляют ветры,
На моих на берегах
Хвойношумно
Спорят кедры,
Нашумевшие в веках.
Мои воды
С виду немы,
Но в глубинах бочага,
Как русалки,
Ходят нельмы,
Зазывая рыбака.
Я и лесом,
Я и топью
Пробираться не боюсь.
Я не Волгою, а Обью,
Сибирячкою зовусь.
«Я в городах строенья возводил…»
Я в городах
Строенья возводил,
Выравнивал на улицах неровность.
Я в городах
По улицам ходил —
Не человек,
А некая условность.
Я зачерствел
От гладкого житья,
На черствых людях
Притупил я жало.
По вечерам милиция моя
Меня от всяких страхов ограждала.
И только в наших
Сумрачных лесах
В ночную темь,
Идя по звездным вехам,
Вдруг ощутил неодолимый страх…
И снова стал я
Чутким человеком.
«Давно ль гордился сам…»
Давно ль
Гордился сам,
Что: я деревне близкий.
Завидую певцам,
Поющим без прописки.
Им равно,
Где брать мед,
Была бы лишь охота
Да был бы самолет
Для дальнего облета.
О Марьевка моя,
Догадкой оглаушен:
Ты родила меня,
А я тебе не нужен.
Ну что моя строка
Для всех твоих рассветов!
Сам, вижу, что пока
Тебе не до поэтов.
Тебя и не виню,
Ведь надо ж не по слову
Выкармливать свинью,
Выдаивать корову.
Ведь надо ж для потреб
Космического века
Натружный сеять хлеб
И убирать до снега.
Но были же дела
И в той поре кипучей,
Когда ты родила
Меня на всякий случай.
Но я же твой, как свет
От твоего же пыла,
Иль случая все нет,
Что обо мне забыла.
Не время,
Ну и что ж,
Одно мне сердце студит:
Боюсь, что позовешь,
Когда меня не будет.
«В пустынном небе журавлиный крик…»
В пустынном небе
Журавлиный крик,
Тоскливый плач
В осенней непогоде.
Давно утратив кудри,
Как старик,
Подсолнух сгорбился
На огороде.
Лицом в лицо
На солнце не глядит,
Где стать его
И где его гордыня?
Он смотрит вниз,
Ему глаза слезит
Упавшим солнышком
На грядке дыня.
На ней он видит
Пятна-светлячки,
Но подойдут
Беспесенные сроки,
Его солнцелюбивые зрачки
Повыклюют
Беспечные сороки.
Впадая весь
В сочувственную дрожь,
Я замечал
В осеннем увяданье,
Что журавлиный крик
Всегда похож
На чей-то стон
И бабье причитанье,
«Белый снег, в сердце тьма…»
Белый снег,
В сердце тьма,
В жилах вьюга стылая.
Ах зима, зима, зима,
До него ж постылая!
Рано печка затопилась,
Дым пошел высотами.
Ты, зима, поторопилась
Удивить красотами.
Как нам жить-зимовать,
Не роднясь с хворобами,
Как нам хлеб добывать,
Леглый, под сугробами?
Белый ветр
Летит, слепит.
Под моими лыжами,
Кажется, не снег скрипит,
А колосья слышимы.
ХЛЕБНЫЕ КАРТОЧКИ
«Мама,
Милая мамочка!»
Много дней повторял.
Хлеб давали по карточкам,
Я же их потерял.
Тридцать лет,
Как упрямо
Не роднюсь с той порой,
Десять лет моя мама
Спит в могиле сырой.
Мама,
Милая мамочка,
С горя сердцем остыл,
Когда хлебные карточки
В старой-книге открыл.
«Нет, братцы, спешность не по мне…»
Нет, братцы,
Спешность не по мне.
Иной поэмит повсеместно,
А у меня в моей квашне
Еще пыхтит тугое тесто.
Вот тут ему
Не дай опасть,
Накаливай до зноя душу,
Дым выпусти,
Чтоб встрасть да всласть
Хлеб выпекся
Как можно лучше.
И хорошо душе моей.
Смеюсь я, счастья не скрывая,
Когда воскреснет дух полей
В моем румяном каравае.
И рад,
Что созывать пора
Всех, вплоть до резвого пиита,
На светлый праздник аппетита,
На праздник
Жизни и добра.
ПРОМЕТЕЕВ ЦВЕТ(1969—1974)
«Прозябаю на ветру…»
Прозябаю на ветру,
На миру, словам внимая.
Истин сверху не беру,
Я их снизу поднимаю.
Испытанья не страшны.
Чтобы светом возгораться,
Наши истины должны
Только снизу подниматься.
Истины не входят в стих
От общения с богами.
Нет, я каждую из них
Отрабатывал боками.
ТЕМ БЕРЕГАМ
Мои желанья
По-людски просты,
Моя работа
Облита слезами.
О, сколько раз
Я возводил мосты
Меж злыми
И враждебными сердцами.
И всякий раз
Был тяжкий труд не впрок,
И всякий раз,
Казалось бы, из стали,
Разорванные фермы
Строф и строк
Под пропастью
Бессильно повисали.
Какие же мосты.
Нужны морям,
Тем берегам,
Где надо мной хохочут,
Беснуются,
Подобно дикарям,
И атомные стрелы
В злобе точат.
Не к богу,
К людям руки я воздел.
Взываю к вам
И говорю я с вами:
Вы хочете,
Чтоб тот водораздел
Мы завалили
Добрыми сердцами?
Что мы жестки,
В том нашей нет вины.
Ищите зло
В своем жестоком стане.
История устала от войны,
Но от борьбы с войною
Не устанет!
ПРОМЕТЕЕВ ЦВЕТ
Растет он в горах, одинок,
Веками неведомый смертным…
Зовут Прометеевым цветом
Ночами лишь зримый цветок.
Как только стемнеет кругом,
Он вспыхнет над каменным гребнем,
Наполнится кровью, колеблем
Небесным ночным ветерком.
А корень,