Чтоб радость нам дарить,
Когда придет победа.
«Дети плачут по-разному…»
Дети плачут по-разному,
Дети плачут порой
Без опаски к опасному,
За веселой игрой.
Дети плачут по прихоти.
В мире много детей
Плачет к маленькой выгоде
Своих детских затей.
Но при множестве разностей,
При жестоком враге
Дети плачут в опасности
На одном языке.
«Клянусь вам, убежденный в том…»
Клянусь вам,
Убежденный в том,
Что старый миф
О бывшем где-то,
Когда-то веке золотом
Придумывали не поэты.
Беря былое в образцы,
Душой доверясь
Сказкам пошлым,
Ленивцы,
Жалкие слепцы,
Они его искали
В прошлом.
Зато поэт,
Он удивлен,
Что разум,
Не глухой к преданьям,
Терзается воспоминаньем
Далеких будущих времен.
Все, все,
О чем бы ни мечтали
В года минувшие и днесь,
Все, все,
Что в будущее слали,
Там, в дальних далях,
Как бы есть.
Тот мир,
Он есть,
И потому,
Как по закону эхолота,
Времен грядущих позолота
Пыльцой цветка
Летит к нему.
«Нет, это все наветы…»
Нет, это все наветы,
Что будто не дружны мы.
Поэты, как планеты,
Взаимно притяжимы.
И те, что дружбой слиты,
И те, что мечут громы.
Слетит один с орбиты,
Несдобровать другому.
«Жаждем истины во всем…»
Жаждем истины во всем,
Жаждем веры, между тем
Стало меньше аксиом,
Стало больше теорем.
В сфере солнечных орбит
Заменился нешутейно
Доказуемый Эвклид
Недоказанным Эйнштейном.
В прямоту путей своих
Вносим новые охваты:
Нет и не было прямых,
Все прямые кривоваты.
Но скажу вам горячо:
Ничего вы не добьетесь,
Если вам на каждый чох
Нужно дюжину гипотез…
«В многомудром кураже…»
В многомудром кураже
Знатоки и слов и слога
Говорят, что о душе
Говорю я слишком много.
Мудрость века вороша,
Похваляясь эрудицией,
Говорят, что ты, душа —
Не душа, а только фикция.
Чем же ты нехороша
Тем, которые в бесстрастности
Говорят, что ты, душа,
Кем-то выдумана
В праздности.
Как им втиснуть
В мысль и в страсть,
Что в далекой смутной вечности
Ты, родная, зачалась
Ради высшей человечности.
«Поумнела голова…»
Поумнела голова —
Стали легкими слова,
Легкими, как мячики,
Что бросают мальчики.
А бывали времена,
Не давались письмена,
В строчки неуклюжие
Лезло слово дюжее.
Поседела голова,
Все ей стало трын-трава,
Кроме всеми мыслимой
Самой нужной истины.
«Поэзия — не профессия…»
Поэзия —
Не профессия,
Поэзия как любовь:
Если уж есть,
Так есть она,
А нет —
И не суесловь.
Ах поэты,
Проказники,
Как вам строчить не лень,
Поэзия — это праздники,
А праздник
Не каждый день.
«Я и эпик, я и лирик…»
Я и эпик,
Я и лирик,
А могу и на трубе.
Каждый вечер панегирик
Сочиняю сам себе.
Каждый вечер говорю:
«Я тебе, Василий,
Сочиню и подарю
Стих еще красивей».
И когда
Скажу вот так-то
И пишу, себя пьяня,
Появляется редактор,
Отрезвляющий меня.
«По мере славы и по мере дней…»
По мере славы
И по мере дней
Все больше у меня
Учителей.
Все знатоки,
И все чему-то учат
В одной надежде,
Что меня улучшат.
Один из них
Почти что приказал,
Чтоб не скудел мой стих
Строкою жгучей:
— Режь правду-матку
Недругу в глаза!
А сам свои отвел
На всякий случай.
Другой взывал
К таланту моему,
Слезой молил,
Чтоб нежным оставался.
— Да не хочу! —
Ответил я ему.
Он завздыхал:
— Так-так, уже зазнался!..
Вот и боюсь
Послушаться оплошно.
Учиться б рад,
Заучиваться тошно.
«Ты уверяешь, что родились мы…»
Ты уверяешь,
Что родились мы
Смягчать сердца
И просветлять умы?
Пожалуй что
Оно бы так и было,
Когда б живому
Вольно жить и цвесть,
Когда бы в жилах
Наша кровь не стыла
Ото всего того,
Что в мире есть.
Светлить умы
Жестокости тупой?
Смягчать сердца
Идущих на разбой?
Светлить!
Смягчить!
Прекрасен твой порыв,
Но я признал
Смягченье не любое.
И сталь смягчают,
Прежде закалив,
Чтоб не ломалась та
Во время боя!
«Мне б, не горбясь под ношею…»
Мне б,
Не горбясь под ношею,
Надо с прежней охотой
Сделать что-то хорошее,
Сделать доброе что-то.
Мне б
Взрастить, что насеяно,
Ну хотя бы до всхода,
И уйти, как Есенину,
Под защиту народа.
«Секунда — миг, а все же…»
Секунда — миг, а все же
И в ней дано меняться.
Минуты непохожи,
Как отпечатки пальцев.
Но век людей не тешит
Разборчивостью тонкой.
Он дни и судьбы чешет
Под общую гребенку.
«Мне библия романа не святей…»
Мне библия
Романа не святей,
Но, знающему счет
Добру и худу,
Обидно все же
Видеть средь людей
Защитников
Предателя Иуды,
Забыв и стыд,
И правый суд времен,
Мне говорит
Его адвокатура,
Что будто вовсе
Не предатель он
И не подлец…
А сложная натура!
«Тем, жалким, что не нам поют…»
Тем, жалким,
Что не нам поют,
Тем, что с врагами
Втайне ладят,
Тем, что Россию предают,
За рубежом
Неплохо платят.
Узнав цену
Измен своих,
Слепцы,
Вы думали спесиво,
Что платят вам
За вас самих,
А вам платили
За Россию!
В ЦИРКЕ
Львы и псы?
Прием не нов.
На арену драк и драчек
Дрессировщик грозных львов
Выпускает злых собачек.
Те и лают и визжат,
Заглушаемые рыком,
На арене мельтешат,
Застелив глаза владыкам.
Чтоб казалось,
Что у львов,
А у грозных и тем паче,
Злее не было врагов —
Этих шустреньких собачек.
МОЙ АДРЕС
Въезжая
На Кутузовский, уже
Вы гость мой,
Ибо, шумом оглушив,
Вы будете въезжать
Мне прямо в душу
И славно ехать
По моей душе.
По ней,
Моей душе,
Машины мчатся,
Гудят,
Визжат,
Кудахчут.
Что ж, терплю.
Вы приезжайте,
Можете стучаться
И за полночь,
Я все равно не сплю.
ЗАЯВЛЕНИЕ В ЖИЛИЩНУЮ КОМИССИЮ
Проживая
В маленькой комнате,
Той, что меня
Облекла и сжала,
Не хочу дележа,
Но помните:
Я совладелец
Земного шара.
А если делить,
Делите на души
Миллиарды гектар
На людей миллиарды.
Сколько мне
Достанется моря и суши —
Столько, что будете
Сами не рады.
«Зачем чужие страны…»
Зачем чужие страны,
Когда есть Комарово.
Зализываю раны,
Ищу живое слово.
Здесь тишина без края,
Не то что шум столичный.
Мне тишина такая,
Как счастье,
Непривычно.
Здесь сосны
Храмы словно,
Маяча в небе млечном,
Недвижно и безмолвно
Внушают мысль о вечном.
Родят
К тому презренье,
Законное в поэте,
Что нет во мне прозренья
Хотя бы
На столетье.