с постели, только иногда пытаясь вставать и даже выезжать на прогулки. А. И. Куприн свидетельствует: «Боролся он с неумолимой болезнью долго, страшно долго, но переносил ее мужественно, просто и терпеливо, без раздражения, без жалоб, почти без слов <…> Знал ли он размеры и значение своей болезни? Думаю, знал, но бестрепетно, как врач и мудрец, глядел в глаза надвигавшейся смерти» (А. И. Куприн. Собр. соч. в девяти томах. Т. 9. М., 1964, стр. 431–432). В своих последних письмах Чехов лишь мимоходом, небрежно упоминает о своем здоровье: «нездоров, сижу дома» (П. И. Куркину, 6 мая); «приехал сюда совершенно развинченный» (В. С. Миролюбову, 6 мая); «я нездоров, лежу в постели» (В. А. Гольцеву, 10 мая). А 31 мая, после нескольких бессонных ночей, он пишет К. П. Пятницкому: «…я все еще в постели, на положении настоящего больного». В письмах к матери и сестре он более откровенен, но, чуть-чуть приподнимая завесу над истинным своим самочувствием, тут же старается успокоить: «здоровье мое лучше» (16 мая), «здоровье мое поправляется» (19 мая), «третьего дня ни с того ни с сего меня хватил плеврит, теперь все благополучно» (22 мая).
В это тяжелое время Чехов все-таки находит в себе силы вести большую переписку, за кого-то хлопотать, следить за журналами и газетами, читать рукописи начинающих писателей, беспрестанно принимать друзей. Станиславский вспоминал: «Подходила весна 1904 года. Здоровье Антона Павловича все ухудшалось. Появились тревожные симптомы в области желудка, и это намекало на туберкулез кишок <…> Нас всех, и меня в том числе, тянуло напоследок почаще видеться с Антоном Павловичем. Но далеко не всегда здоровье позволяло ему принимать нас. Однако, несмотря на болезнь, жизнерадостность не покидала его. Он очень интересовался спектаклем Метерлинка, который в то время усердно репетировался <в Художественном театре>. Надо было держать его в курсе работ, показывать ему макеты декораций, объяснять мизансцены» (Станиславский, т. 1, стр. 272).
Наступает период, когда Чехов фактически прощается со своими друзьями и близкими. 14 мая он навсегда расстается с самым близким и верным своим другом — сестрой Марией Павловной, она уехала в Ялту к матери. 20 мая последний раз видел Вл. И. Немировича-Данченко. Здесь происходят последние встречи с М. П. Лилиной, В. А. Гольцевым, В. А. Гиляровским, М. Т. Дроздовой, В. А. Маклаковым, И. Д. Сытиным, артистами Художественного театра, К. С. Станиславским, братом Иваном Павловичем, Г. И. Россолимо, П. И. Куркиным, Н. Д. Телешовым и многими другими. Всех, кто видел Чехова последний раз в Москве, поражали перемены, которые произошли в нем за четыре месяца после премьеры «Вишневого сада». «Лицо его стало бледное, с желтоватым оттенком, кожа лица обтянулась. Его добрые глаза были без улыбки, какая была в них раньше», — вспоминала М. Дроздова («Новый мир», 1954, № 7, стр. 222).
20 мая началось обострение плеврита, появились острые боли в руках и ногах. Лечивший Чехова врач Ю. Р. Таубе предписал ехать на курорт в Южную Германию (Шварцвальд). Антон Павлович не противился: первый раз в жизни он безропотно подчиняется назначениям врачей.
Перед отъездом в Германию, находясь в тяжелейшем состоянии, он не забывает направить свою последнюю посылку с книгами в Таганрогскую городскую библиотеку.
Последние дни, проведенные Чеховым в Москве, были омрачнены письмом К. П. Пятницкого, в котором извещалось, что выход в свет отдельного дешевого издания «Вишневого сада» почти одновременно со вторым сборником «Знания» повредит интересам «Знания». Преждевременный выпуск отдельного издания пьесы был неожиданным и для Чехова. Получив текст пьесы, Маркс тут же распорядился набрать ее для своего издания и отправил Чехову корректуру на просмотр. «Само собою разумеется, — писал он 24 февраля 1904 г., — что мое издание будет выпущено только после того, как пьеса будет Вами обнародована <…> в сборнике с благотворительной целью» (ГБЛ). Одновременно Маркс выслал Чехову гонорар за пьесу по тысяче рублей за лист и акт («условие») передачи «Вишневого сада» в его полную собственность, который Чехов должен был подписать. Выход второго сборника «Знания» затягивался из-за цензуры, а в начале мая шли уже чистые листы отдельного издания пьесы. 29 мая сборник «Знания» с «Вишневым садом» поступил в продажу, и в тот же день Пятницкий написал встревоженное письмо Чехову, в котором просил не разрешать Марксу выпуск пьесы до конца года. Однако 5 июня на обложке журнала «Нива» (1904, № 23) появилось сообщение о только что вышедшем отдельном издании «Вишневого сада» ценою в 40 копеек. Телеграммы и письма Пятницкого, откровенно писавшего Чехову о трудном положении, в котором издательство «Знание» оказалось по вине Маркса, Чехов продолжал получать и в Баденвейлере, куда он выехал 3 июня (см. письма 4445, 4447, 4462, 4463 и примечания к ним).
5 июня Чехов с женой приехали в Берлин. Позднее «Русские ведомости» извещали: «Уже во время пребывания в Берлине, где он был с целью совета с врачами, Чехов сильно страдал физически, не выходил из комнаты и с трудом мог двигаться. Все же состояние его не было вполне безнадежным, его послали для лечения в Баденвейлер» (1904, № 184, 4 июля). В Берлине Чехов познакомился с корреспондентом «Русских ведомостей» Г. Б. Иоллосом; в гостинице его посетила Е. П. Пешкова (ЛН, т. 68, стр. 616–617).
В Баденвейлер Чехов прибыл 9 июня. Антон Павлович шлет из Германии в Россию бодрые и обстоятельные письма. По его словам, здоровье его поправляется с каждым днем. Но об истинном положении его здоровья красноречиво говорят полные отчаяния письма Ольги Леонардовны, которые она писала Немировичу-Данченко в его усадьбу (Из прошлого, стр. 230–232). В «Корреспонденции» из Баденвейлера от 3 июля 1904 г. сообщалось: «До вторника (29 июня) А. П. Чехов чувствовал себя сравнительно хорошо, совершал прогулки, говорил о своих планах путешествий, особенно о поездке в Италию, живо следил за военными известиями и часто волновался по поводу пролития крови. В ночь со вторника на среду (с 29 на 30 июня) появились затруднение дыхания и сердечная слабость, но с этим удалось справиться. Днем в среду (30 июня) он был слаб, но никаких опасных симптомов не было. К ночи опять наступило ухудшение, но приемы дигиталиса и усыпительные средства успокоили больного. В четверг (1 июля) вечером он спокойно заснул, но в час ночи проснулся, начал бредить и говорил об японских матросах; скоро однако сознание прояснилось. Лед и впрыскивания на этот раз не оказали действия, и в 3 часа Чехов спокойно умер, без агонии» («Русские ведомости», 1904, № 184, 4 июля).
Смерть Чехова была воспринята широкой демократической общественностью как огромная утрата. 25 июля 1904 г. Немирович-Данченко писал Станиславскому: «Смерть Чехова обнаружила такую любовь к нему русского общества, о какой мы и не подозревали. Никогда при жизни его не ставили наряду с Пушкиным, Толстым и выше Тургенева, а теперь это почти единодушно» (Избранные письма, стр. 377).
В томе впервые публикуются: письмо В. С. Миролюбову (от 27 января), телеграммы О. Л. Книппер-Чеховой (от 25 апреля) и К. П. Пятницкому (19 июня/2 июля).
По сравнению с ПССП свод писем 1904 г. дополнен еще 15 эпистолярными документами: Д. И. Эфросу от 7 января; Н. Н. Хмелеву от 17 января; И. М. Кондратьеву от 20 января; И. Д. Гальперину-Каминскому от 1 февраля; К. Л. Книпперу от 4 февраля; Ю. К. Балтрушайтису от 13 февраля; П. С. Лефи от 22 февраля; В. А. Маклакову от 26 марта и 26 мая; Б. Прусику от 6 апреля; И. Н. Альтшуллеру от 26 мая; А. И. Зальца от 28 мая; Г. Б. Иоллосу от 10 (23) июня; В. Л. Книпперу (Нардову) от 15 (28) июня; К. П. Пятницкому от 19 июня (2 июля) 1904 г.
Обнаружены автографы 19 писем, печатавшихся в ПССП по копиям и печатным источникам: В. Ф. Комиссаржевской от 6 января; А. Р. Кугелю от конца января (факсимиле); К. П. Пятницкому от 27, 30 января, 12 февраля, 27 апреля, 18, 25, 31 мая, 2, 3 июня и 19 июня (2 июля); А. Н. Веселовскому от 2 февраля; Е. Н. Чирикову от 9 февраля; М. П. Алексеевой (Лилиной) от 14 или 15 февраля, 19 июня (2 июля); Б. А. Лазаревскому от 22 февраля; В. А. Гольцеву от 17 марта; В. М. Чехову от 11 апреля 1904 г.
В тексты писем, автографы которых неизвестны, внесены поправки по копиям М. П. Чеховой (ГБЛ).
Для писем, посланных из-за границы, в томе даются двойные даты: по старому стилю и (в скобках) — по новому.
Раздел «Письма разных лет» составлен из новейших поступлений в государственные архивы, находок последних лет, а также из писем и записок, которые не удалось датировать сколько-нибудь определенно. Здесь впервые публикуются 9 писем: М. М. Дюковскому, после ноября 1887 г.; в Главное управление по делам печати, 4 мая 1889 г.; в Контору императорских с. — петербургских театров, 26 мая 1894 г., 22 мая 1895 г., 7 (19) октября 1897 г.; А. Ф. Артемову, 28 августа 1898 г.; К. В. Морозовой, до 20 февраля 1899 г.; А. И. и И. А. Синани, 5 и 24 августа 1899 г.; С. А. Найденову (Алексееву), 26 ноября 1902 г.; Л. В. Средину, 1898–1904 гг.
Среди материалов, поступивших в ГБЛ из Ялты после смерти М. П. Чеховой, находится автограф, без даты, зарегистрированный в архиве как неопубликованное письмо к неизвестному адресату: «Убедительно прошу Вас, определите точнее мои функции, чтобы я мог скорее осветить этот порядок, который, как видите, представляется мне чистейшим хаосом» (ГБЛ, ф. 331, к. 70, ед. хр. 98).
Не исключено, однако, что это — не эпистолярный документ, а заметка к художественному произведению.
В архиве сохранилось также несколько автографов, написанных Чеховым для других лиц.
Такова заметка, предназначенная, видимо, для О. Л. Книппер (ЦГАЛИ; опубликовано В. П. Нечаевым — «Вопросу архивоведения», 1960, № 5, стр. 51):
«Горький есть „член Общества драматических писателей“ и потому, как говорит Антон, спрашивать у него позволения не нужно; только попросить позволения у Глав